«Это, по-видимому, и есть Склярик, главный музейщик, о котором мне дежурный успел сообщить… собственной персоной», — отметил мельком Реутов.
И тут же направился к оперу Наумову, молоденькому лейтенанту, только что поступившему на работу в отдел после окончания Орловского филиала высшей школы милиции на улице Народной и ходившему, как показалось, беззаботно с тонюсенькой папкой под мышкой, от одного зала в другой.
— Прохлаждаешься? — с непонятной самому себе неприязнью в голосе спросил начальник криминальной милиции подчиненного, не поздоровавшись.
— Да нет, — стушевался тот, дав одновременно и утвердительный, и отрицательный ответ.
— Так «да» или «нет»?
— Нет, — смутившись, поправился опер. — Уже побывал в соборе. Охранник ЧОПа… как его… — открыл он папку и стал перебирать бумаги, отыскивая нужную, чтобы прочесть фамилию. — Ага, вот она… Охранник Винокуров… — прочтя фамилию, произнес Наумов с облегчением, — ничего не слышал и не видел.
— Ну, конечно! — протянул с сарказмом, холодно блеснув сталью глаз, Реутов. — Чоповец хоть и в храме сидит, в святом месте, но все-таки не Бог. Откуда ему знать о том, что творится по соседству. Ты хоть на его одежду взглянул или только фамилию записал… да то, что «ничего не видел и не слышал»?
— Взглянул, — с готовностью ответил опер. — Все у него нормально, если не считать заспанного лица. Помятым было… спал, значит…
— А в дом напротив заглядывал, с жильцами беседовал? — перебил, не посчитав нужным дослушивать дальше пустой треп подчиненного, начальник криминальной милиции.
— Еще нет… Только собирался, — вновь смутился опер.
— Видел, как собирался, глазея на экспонаты…
— Я не просто глазел, товарищ майор, — стал оправдываться опер с долей «казенно-праведной» обиды в голосе. — Там витрины на стендах разбиты… экспонаты похищены. Вон… Склярик, — кивнул опер в сторону опрашиваемого участковым работника музея, — говорит, что похищен меч князя какого-то… то ли Буя, то ли Тура… и еще что-то ценное.
— Сам ты турок… буев, — съязвил вновь Реутов, выведенный из себя исторической малограмотностью опера, граничащей с полным невежеством; хотел сказать и покрепче, но сдержался. — Возможно, меч Буй-тура, князя курского, двоечник несчастный, — сделал предположение одновременно с укором в адрес бестолкового представителя современной молодежи, мало чем интересующегося, кроме, разве что, Интернета, денег да секса.
— Не знаю, — пожал плечами обескураженный оперок. — Может быть…
— Вот то-то и беда, что ничего вы, «поколение пепси-колы», не знаете. Хоть, как проникли преступники в музей, знаешь? Или и тут «голый вассер»?
— Криминалист говорил, что запорные устройства на двери и окнах повреждений не имеют. Может быть, кого-то знакомого охранник впустил да и получил по тыковке… — вслед за отделовским спецом по экспертным делам сделал предположение молодой опер, попытавшись хоть как-то реабилитироваться в глазах начальника КМ. — А может, он сам себя того… товарищ майор? Где-нибудь по молодому делу прошлялся ночь, а пришел под утро, обнаружил кражу — и ствол к голове… А?..
— Может быть… — повторил Реутов довольно безучастно, словно во время рассуждений оперка находился далеко-далеко в собственных мысленных завихрениях, а отвечал скорее автоматически, без осознания слов последнего. — Может быть… Ты вот что, — как бы спохватившись, приказал он оперу без прежнего насмешливого тона, — не ходи тут, как тень отца Гамлета, не наводи тоску на возку, а отправляйся-ка в дом, что напротив музея, да начни там опрашивать жильцов… Да поживее, попроворнее. Пока по рабочим местам да своим делам из квартир не рассосались. Может, кто что-то видел… Особенно с пожилыми поговори — у них часто бывает бессонница. Любят в такие минуты по полночи у окон торчать, о жизни уходящей размышлять да сожалеть… А еще пацанов, шпану дворовую, порасспрашивай — они чуть ли не до утра возле дома шатаются… И видеть что-то могли, и сами на любую пакость способны. Понятно?
— Понятно, — встрепенулся оперок, обрадовавшись, что, наконец, избавляется от «чертова майора», и скорым шагом направился к выходу из музея. — Будет исполнено.
«Пойду побеседую с сотрудником музея, надо поподробнее о похищенных экспонатах узнать, — принял решение Реутов, — пока не понаехало руководство, чтобы начать «мытарить» меня, как вот я сам сейчас опера. Благо, что участковый свой опрос, кажется, закончил… А еще бы не забыть посмотреть на Знаменском соборе, бывшем при советской власти кинотеатре «Октябрь», наличие видеокамер. Церковь сейчас, не чета милиции, хоть и стоит под Богом, но с техническим прогрессом шагает «в ногу»… да и денежки имеет, как в банке… Кстати, о банкирах и банках, — тут же перекочевал он мыслями на иную сферу социально-экономических отношений горожан. — Ведь недалеко два банка находятся. Разрослись за годы рыночной демократии как грибы после дождика… Банки-поганки… Предприятия останавливаются, исчезают, а банки и в созданный же ими экономический кризис процветают, делая деньги не только из воздуха, но и просто из ничего… Ничего не производя и ничем не торгуя, только друг друга кредитуя! Сейчас в Курске банков и банкиров больше, чем организаций здравоохранения и врачей в них. Вот и на стыке улиц Дзержинского, Красной площади и Ленина, где в советские годы банков отродясь не было, появилось сразу два. Один, правда, «Инвест-Юниум-Банк» зеркальным ликом «смотрит» в противоположную сторону — явно не помощник, а вот другой, тот, что в знаменитой «шестерке», на месте прежнего ресторана, тот как раз на собор своими витражами да телеглазами зырит. Оно хоть и далековато, — прикинул мысленно, по оперской привычке, Реутов расстояние от «Транзит-Кридит-Банка» до Знаменского собора, — так чем черт не шутит… пока Бог спит. А Бог в эту ночь точно спал, раз позволил ограбить музей и покалечить милиционера», — богохульно шевельнулось в мозгах.
Реутов, как многие в милиции верующим не был, церковь не посещал, но и богохульства не приветствовал, поэтому родившуюся невесть как мысль о сне Всевышнего быстро отогнал.
«Надо послать кого-нибудь… побойче. Пусть проверят… Да и охрану «Электроаппаратного» завода побеспокоить стоит. Там, надо полагать, тоже шагают в ногу со временем и техническим прогрессом и охранную видеоаппаратуру имеют…»
Завод «Электроаппарат» — одно из немногих курских предприятий, которое еще держалось «на плаву» и что-то производило, кормя свое руководство и поддерживая жизненные процессы в среде рабочих и их семьях.
Помыслив о «техническом прогрессе», нельзя было не помыслить и том, как быстро растет город и его население. Если в конце XIX века в Курске проживало около 75 тысяч человек и не было ни одного мало-мальски крупного предприятия, кроме железнодорожных мастерских и трамвайного депо, то в конце восьмидесятых годов прошлого, ХХ века, численность населения превышала 430 тысяч, а крупных, союзного и республиканского значения, предприятий было не менее трех десятков. В начале девяностых годов все того же ХХ века население Курска составляло 445 с половиной тысяч. И где в таком «стогу сена» искать «иголку» — вора и насильника… Но искали и находили.
Впрочем, население могло бы быть и больше, если бы не отрицательные демографические процессы, начавшиеся в стране и крае в связи с политическими, когда государство переходило с «путей» плановой экономики на «рельсы» рыночной, с социалистического пути развития на демократическо-социальное. И уже к 2002 году население Курска сократилось до 439 тысяч, продолжая с каждым новым годом уменьшаться и уменьшаться. Тут даже миграционные волны, по-прежнему ежегодно накатывавшие на город, не помогали. Курск, как и вся Русь, потихоньку вымирал.
В России как? Лес рубят — щепки летят!
В семнадцатом «рубили» — еле к семидесятым оклемались от «прорубки» той. Зато заводов, фабрик, совхозов, колхозов понастроили — всех при деле поставили. Платили, правда, мало — к коммунизму вели, где плата, по слухам или же по учению классиков марксизма-ленинизма, вообще отменялась, ибо каждому должно было воздаться не по труду и способностям, а по потребностям.
