К сожалению, в историографии битва при Мантинее считается победной для фивян, которым на этот раз «военная хитрость» не удалась. Да и при Левктрах она имела лишь относительный успех. В действительности битва при Мантинее имеет совершенно другое значение: Эллада утратила гегемонию Спарты, но не состоялась также и гегемония Фив. Измотанная войнами Греция стала добычей не самой развитой и искушенной в военном деле Македонии. Вероятнее всего, последующие победы Александра Великого были связаны вовсе не с изобретением македонской фаланги, а с тем, что Македония, обладавшая наиболее значительными на то время ресурсами, смогла привлечь в войско множество опытных наемников-эллинов, тех же спартанцев.

Войска македонян разбили объединенное войско греков в битве при Херонее (338 г. до н. э.), используя против них ту же тактику – притворное отступление правым флангом и решительная атака левым флангом. Увлекшись преследованием, афиняне расстроили свои ряды и подставились под фланговый удар македонской фаланги. В это время конница тогда еще совсем юного Александра атаковала левым флангом и расчленила фалангу фивян.

Трудно понять, почему спартанское, а также общегреческое военное искусство долгое время пренебрегало использованием конницы. Обычно говорят, что этому мешала пересеченная местность, где для лошадей было сложно найти выпас, а для рейдов конницы – удачные маршруты. Использование конницы персами говорит об обратном. А проблемы были те же – пересеченная местность, скудные выпасы. Персы с большим успехом использовали конницу в битве при Платеях, но победа греков в этой битве убедила последних в том, что конница не нужна.

В греко-персидских войнах источники не упоминают ни об одном греческом всаднике. И лишь в Пелопонесской войне, втянувшей в сражения массы легковооруженных воинов, конницу начали использовать. В Спарте при этом служба в коннице считалась не престижной, годной лишь для тех, кто не мог служить гоплитом. Первое упоминание о спартанской коннице относится к 424 г. до н. э., когда было набрано всего 400 всадников. В 394 г. до н. э. упоминается о 600 всадниках, представлявших собой скорее вспомогательные силы при пешей армии.

Судя по многочисленным изображениям конных воинов и названию отряда царской гвардии «всадники», архаическая Эллада на заре своей истории знала ценность конницы. Вероятно, коневодство в эту местность принесли именно дорийцы и их союзники. Но позднее искусство коневодства было утрачено, и поголовье и племенные качества после какой-то эпидемии так и не удалось восстановить. Лошадь или боевой конь стали роскошью. Точно так же, как в свое время и для германских племен, которые предпочитали веками биться с римлянами в пешем строю.

Древнеахейская или доахейская организация общества, скорее всего, предполагала заметные признаки матриархата. Это обстоятельство отразилось на положении женщины в Спарте, принципиально отличном от положения женщины в других греческих государствах. Спартанские законы отчасти несут в себе архаику коллективного брака. Распределение на брачные пары в Спарте не является абсолютным, роль и влияние семьи было ограничено. Напротив, роль матери чрезвычайно велика, а женщины прямо вмешивались в дела мужчин, отдавая мужчинам первенство только в войне и законодательстве.

Историческое предание содержит историю о том, как жена царя Леонида Горго ответила на замечание афинянки: «Одни вы, спартанки, делаете что хотите со своими мужьями». Горго ответила: «Да, но ведь одни мы и рожаем мужей». Многим здесь хочется видеть остроумие. На самом деле речь идет о высоком статусе, подкрепленном законом. Женщина до передачи мальчика в общественное воспитание полностью определяет его жизнь, а потом служит для него главнейшим нравственным авторитетом. Отец же вынужден проводить время в войнах, военных учениях и при исполнении общественных обязанностей. Мы видим соединение мужского и женского начал в спартанском обществе, которое еще не приведено в систему соподчиненных статусов.

Легендарная история об амазонках больше всего подходит именно спартанкам. Они с юных лет проходили физическую и военную подготовку – упражнялись в беге, борьбе, метании копья и диска.

По свидетельству Плутарха, эти упражнения отличались тем, что невозможно было для остальной Греции. Женская нагота в Спарте не была постыдной. Если всюду в Греции спортивные состязания предполагали мужскую наготу, а женские состязания были запрещены, то в Спарте во время состязаний одежды не слишком прикрывали женское тело. Сохранившиеся изображения демонстрируют спартанских бегуний в коротких хитонах.

Можно предположить, что и в остальной Греции юные девушки не носили плотных одежд до пят, но только в Спарте они могли участвовать в соревнованиях, а возможно, участвовали и в войнах, обладая для сражений необходимыми навыками. Отголосок этого находим в идеальном государстве Платона, где применяется принцип: «в отношении к охранению государства природа женщины и мужчины та же самая».

Спартанские бегуньи (бронзовые статуэтки)

Вспомним, что амазонки в мифологии числятся союзниками Трои. Это явно не ахейские женщины. Выходит, что реликт матриархата происходит вовсе не от коренного населения Пелопоннеса, завоеванного дорийцами? От кого же? Монголоидные черты одной из бегуний нам подсказывают: это народы, оставшиеся от микенской цивилизации, в которой отразилась минойская островная культура с очевидным приоритетом женщин.

До нас дошли законы критского города Гортины (5 в. до н.э.), где имущественные права женщин были заметно более широкими, чем у ионийских греков. Этот дорийский город был известен еще Гомеру, который отмечал там храмы Аполлона, Артемиды и Зевса. Артемида на Крите явно не уступала своих прав Аполлону. Аристотель в «Политике» сообщил еще и такую подробность: дорийцы, пришедшие на остров из Лаконики, нашли на Крите сложившуюся систему законодательства, которую переняли, а затем она была заимствована Ликургом. Он отмечал, что в его время периэки Крита (аналогичные в статусе илотам Спарты) продолжали пользоваться этими законами, предположительно введенными еще Миносом, царем Крита до Троянской войны.

На признаки матриархата указывает такая «асимметрия» в Гортинских законах: если раб придет к свободной женщине и женится на ней, то дети будут свободными; если свободная женщина придет к рабу, то дети будут рабами. То есть, свободная женщина, принявшая раба, сохраняет свободу своему потомству. Раб, принявший в свой дом свободную, оставляет своих детей рабами. Кроме того, при разводе женщина получала все свое имущество, с которым пришла к мужу, а также половину полученного дохода от этого имущества за время совместного проживания. Отметим также высокие штрафы за изнасилование или прелюбодеяние, чрезвычайно возрастающие, если дело касалось свободных граждан и их жен.

Аристотель, в полной мере привязанный к общегреческим культурным обычаям, негативно отзывался о положении спартанских женщин:

«…законодатель, желая, чтобы все государство в его целом стало закаленным, вполне достиг своей цели по отношению к мужскому населению, но пренебрег сделать это по отношению к женскому населению: женщины в Лакедемоне в полном смысле слова ведут своевольный образ жизни и предаются роскоши… При таком государственном строе богатство должно иметь большое значение, в особенности если мужчинами управляют женщины, что и наблюдается большей частью живущих по-военному воинственных племен. Дерзость в повседневной жизни ни в чем пользы не приносит, она нужна разве только на войне, но лакедемонские женщины и здесь принесли очень много вреда… Первоначально свободный образ жизни лакедемонских женщин, по-видимому, имел основание… Когда же Ликург, по преданию, попробовал распространить свои законы и на женщин, они стали сопротивляться, так что ему пришлось отступить».