16.12.59.

Вечером пришла ко мне:

— Алеша, ты обещал музыку и кино показать.

Время было позднее, кино мы отменили. А музыку (“Рондо каприччиозо” Сен-Санса) слушали. Поначалу слушала как будто с удовольствием, но быстро утомилась.

18.12.59.

— Ты что, Маша, спишь?— спрашивает мама.

— Нет.

— А что ты делаешь?

— Я думаю.

— О чем же ты думаешь?

— Я все хочу сказку тебе придумать.

* * *

На днях лежали с нею с грелками на животах. Машка уверяла, что у нее болит живот.

Потом говорит:

— А тете Маше как больно было!

Я даже вздрогнул. Что такое? Откуда она знает?

Но тут Машка застонала, закряхтела:

— Охтеньки! Ох, не могу! Ох, как больно!

И я понял: она слышала, как стонала и охала тетя Маша, и вот— запомнила и представляет тетю Машу.

Талантливо? Да, очень. Но говорят, что в этом возрасте так талантливы все дети.

19.12.59.

У меня в комнате стоит новая, очень красивая, алюминиевая лестница-стремянка. Она высокая— в семь ступенек. Машка влезает на лестницу, и каждая ступенька у нас— этаж.

— Это,— я говорю,— второй этаж. Это под нами. А здесь— третий этаж. Здесь мы живем. И здесь рядом Олечка Розен живет. А здесь четвертый этаж. Здесь Алеша Григорьев.

Машке эта игра очень нравится. Спрашивает все время:

— Где Алеша? Где Оля? Алеша над нами? А тетя Нюра тоже над нами?

— Она под нами, а Алеша над нами.

— А где... знаешь... Леночка Журба живет? Не под нами она живет?

— Нет. Она над нами.

— Высоко?

* * *

Объяснил ей, что такое имя и что такое фамилия. Не очень-то поняла, конечно.

Играем в доктора.

— Как вас зовут?

— Оля.

— А фамилия?

— Фамилия? Финуля.

Или:

— Кули-бали.

* * *

Очень ей понравилась фамилия Журба. Леночку она давно знает, но что она “Леночка Журба”— для Машки открытие.

Весь вечер:

— Журба! Журба! Леночка Журба!..

20.12.59.

Все утро помогает матери убирать квартиру. Правда, в ту же тряпку, которой вытирает с туалета пыль, пытается и сморкаться. Но все-таки.

Спрашиваю у нее:

— Ты что делаешь?

— Помогаю.

— Кому помогаешь?

— По-мо-га-ю!!!

Помогать для нее— это работать.

* * *

Скрывать что-нибудь, лгать она не умеет (или почти не умеет). Всегда (почти всегда) признается в содеянном. Очень хотим, чтобы правдивость эта не была утрачена. Всячески поощряем ее, когда она говорит правду, не наказываем, если она сама пришла и сказала. Но и тут нельзя перегибать палку. Все зависит от размеров проступка, от степени вины и злой воли. За нечаянно никогда наказывать нельзя— можно пожурить, посердиться, посетовать, но не наказывать.

23.12.59.

Мама и бабушка с утра отправились “в город”. Я ночью работал, проснулся в первом часу, думал, что и Машки нет дома. Так тихо было в квартире.

Оказывается, дома, с тетей Минзамал.

Зашел в столовую. Вскочила, обрадовалась.

— Алешенька! На! На, подержи, пожалуйста!— и протягивает мне красный флажок. Отдать насовсем флажок— жалко, но, чтобы задержать меня хотя бы на несколько минут, дает подержать мне это сокровище.

25.12.59.

Бабушка и мама говорят, что Машка исключительно хорошо вела себя все утро. Объясняется это тем, что папа оставил ей с вечера записку такого содержания:

“Тук-тук-тук. Маша, превращаю тебя в очень хорошую девочку”.

Надо было видеть, как чинно сидела она за столом.

* * *

Играем. Маша— тетя Оля, она же— Ольга Крокодиловна. Я— девочка Люся, любимый Машкин персонаж. Тетя Оля идет в магазин, чтобы купить что-нибудь для больной Люси. Возвращается, кричит:

— Ой, в магазине дома никого нет.

* * *

...Не может очистить банан.

— Папа, открой банан!

26.12.59.

...С удовольствием пьет рыбий жир! Странно.

Унаследовать даже такой редкий дар. Неужто это у нас от наших архангелогородских предков, трескоедов?!!

27.12.59.

Гуляла часа полтора с бабушкой.

Спрашиваю:

— Где была, что делала?

— В садике была. Деда Мороза не видела. И подрлуг моих не было.

— А у тебя сколько подруг?

— У меня много подрлуг.

Желаемое выдает за сущее.

* * *

Ее единственность, то, что она одна у нас, и то, что у нее нет подруг, сказывается на ее играх. Если она не играет с нами (со мной или с бабушкой, главным образом), она играет одна, выступая сразу в нескольких ролях. Говорит при этом на разные голоса:

— Ваши дети дома?

Басом:

— Нет, их нету. Они в лес ушли. Вот они идут! “Кокоша, ты где был? И Тотоша!.. Где вы были?”

И тоненьким голоском:

— Мы в лес ходили. Глибы собиляли.

Подруги (или хотя бы подруга) ей нужны до зарезу.

28.12.59.

Расковыряла из озорства покрывало на маминой тахте. Сначала тянула ниточку, а потом и пальцем стала помогать. Мама увидела и в ужас пришла. Стала на Машу сердиться и говорить, что она не любит и любить не хочет таких девочек, которые дырки на покрывалах делают.

Машка слушала, слушала и заплакала. Потом сквозь слезы говорит:

— Когда я большая буду, я всё тебе заштопаю...

* * *

Мама и бабушка пекут к Новому году всякую сдобу. Дали и Машке теста, она слепила крохотные булочки и крендельки и уложила их на свои игрушечные листы (из кукольной плиты). Мама поставила эти листы в настоящую духовку— и вот в руках у счастливой Машки настоящие крохотные булочки! Бежит ко мне, хочет угостить. Я обедал, сказал, что сейчас не хочу, после. А когда Машка вышла зачем-то из комнаты, я пошутил: спрятал все булочки, кроме одной, самой большой, под кусок хлеба.

Машка приходит:

— Ах! Где мои булочки?

— А я съел их. Вкусные!..

Лицо исказилось от ужаса. Брызнули слезы. И— главное— рука судорожно вцепилась в мою грудь и трясет, трясет меня.

Я вскочил, накричал на нее, выставил в коридор.

А ведь она была так хорошо настроена, готовилась играть со мной, хотела кормить меня булочками!..

Эх, папа, папа! Далеко ли ты ушел от своей Машки?..

* * *

Еще вчера вечером, обнимая нас с мамой, она сказала:

— Давайте, друзья, жить дружно!

Да, так и сказала, обезьянка!

30.12.59.

Утром мама принесла ее ко мне.

Голос у Машки хриплый, как у пропойцы или у старого курильщика.

— Доброе утро! Доброе утро!— захрипела она.

Ответив на ее приветствие,— я почему-то (совесть нечиста, что ли?) напомнил ей о вчерашнем:

— Жадина ты! Маленькую булочку для папы пожалела!..

— А помнишь,— говорит,— я еще в Разливе конфету тебе не дала. Тете Минзамал тоже не дала, а потом дала.

Что-то было такое, когда я стыдил ее и называл жадиной. Значит, она обернула все в мою пользу. Считает, что наказали ее справедливо— за жадность, за то, что булочек пожалела!..

31.12.59.

Вчера мы с Машей гуляли! Да, наконец-то и я вырвался из четырех стен.

Гуляли недолго, не больше часа. Кормили голубей на улице Мира, заходили в электротехнический магазин, в Дивенском садике катались на санках с Леночкой и Сашей Журба и с их мамой.

На улице все время находили елочные ветки— маленькие и совсем крохотные. Набрали очень много. Дома я устроил из них кукольную елочку. И сделал игрушки, снег из ваты, звезду из серебряной бумаги. Даже свечку зажгли.

Вечером хотели Машу купать, но у нее поднялась температура, и я предложил купанье отложить до будущего года.

Машка огорчилась.

— Ну, мамочка, ну, милая, хорошая, ну хоть одну ножку вымой!..

А давно ли она поднимала рев, стоило лишь слово “ванна” в ее присутствии произнести?!

1.1.60.

Вчера я умывался в ванной. В ванне лежала принесенная со двора елка. Следом за мной сунулась Машка. Надо было видеть ее лицо.

— Ах! Это что такое? Что? Что это? Елка?!!