Поля чмокнула тетку в макушку и вернулась к пирожкам.
Глафира, тихо выслушав племянницу, послушно кивнула, смахнула выступившие слезы, поправила платок и прошептала:
– Я стараюсь, детка, изо всех сил стараюсь, но судьбе ведь не прикажешь. Не перехитришь ее! Сколько на роду написано – столько и проживешь. Ни на один день сам себе жизнь не удлинишь, как ни старайся – всему свое время, свой срок отмерен… Вот потому мне и страшно тебя оставлять одну. О тебе, Полюшка, все мои мысли и страхи. Только о тебе одной…
Полина, отправив, наконец, пироги в духовку, усмехнулась:
– Слушай, что это у нас с тобой больно печальный разговор сегодня получается? С чего бы это? Давай-ка заканчивать эту унылую песню… Хватит, не горюй! Сейчас пироги подоспеют, вот и котлеты у нас готовы, сейчас из погреба капусты квашенной достану… Не ужин у нас получится, а пир горой! Да?
Ужинали они весело, обсуждали соседей и новости, потоком льющиеся из телевизора.
Однако, когда Глафира, чрезвычайно довольная и собой, и племянницей, и ужином, отправилась спать, тяжелые воспоминания, разбуженный теткой, все-таки вернулись к Полине, опутывая ее, словно паутиной. Войдя в свою комнату, она подошла к окну и задумалась, растревоженная сегодняшним разговором.
Вот ведь как получается в этой жизни!
Как странно все складывается… Как нелегко!
И мама была когда-то, и отец, и достаток в семье, и радость, и счастье… И ничто, как говорится, не предвещало беды.
Но эта мирная, тихая, размеренная и спокойная жизнь рухнула в одночасье. Все разладилось, разрушилось как-то просто и легко, рассыпалось как карточный домик!
Сначала отец ушел к другой женщине.
Просто взял и ушел. С утра еще завтракал дома, шутил с мамой, а в обед подъехал на машине ко двору, вошел, чуть сгорбившись. Сел на стул, как-то потерянно помолчал. Взволнованно взлохматил волосы пятерней, смущенно кашлянул и глухо сказал удивленной маме, что уходит к другой женщине. Ничего не объяснил, не повинился, не просил прощения… Как-то обыденно и спокойно собрал чемодан, обернулся на прощание, потоптался у порога и уже у двери бросил совершенно обомлевшей и растерявшейся от неожиданности жене: «В общем, ухожу. Так получилось. Не поминайте лихом», – и ушел навсегда.
Мама, осевшая на полот ужаса, горя и скоропостижности беды, сначала ничего понять не могла, молчала, словно онемев, а потом заголосила так, что соседки сбежались. Как ведется, постояли, поохали, посудачили и к вечеру разошлись шушукаться по домам. Поступок отца в деревне не одобряли. Косточки мужику перемывали долго, очевидно, соседей тоже поразил его скороспелый уход. Дотошных баб мучил один вопрос, больно им хотелось узнать, на кого ж отец маму променял.
И узнали ж настырные бабы!
Любопытство женское ни границ, ни запретов ведь не знает. Как-то под вечер болтливые доброжелательницы сообщили Полине с матерью, что мужик их уехал к молодухе в соседний район, и что та уже, вроде бы, и родить собирается.
Мать, втайне надеявшаяся на возвращение отца, услыхав эту печальную новость, прорыдала всю ночь, выла по-бабьему, голосила, кусая подушку, долю своею несчастную проклинала. А Полина, сидя рядом с ней, молча глотала слезы и гладила убитую горем маму по плечу, не находя слов для утешения.
Пришла беда в дом нежданно-негаданно. Поселилась рядышком, не спросив никого. Да и осталась навеки вечные.
И чем дальше – тем больше.
Видно черная полоса все-таки всегда шире и длиннее белой.
И конца и краю ей обычно не видно…
Надо было как-то жить. Они и жили, сцепив зубы.
Приходилось трудно, но что делать? Человек, говорят, ко всему привыкает…
Полина закончила школу.
Год оказался для нее нелегким: и отец внезапно ушел, и мама постоянно болела, и учителя в школе требовали качества знаний. А какое уж тут качество, когда столько горя свалилось на ее голову? Девушка, собрав все силы и нервы в кулак, старалась как-то противостоять навалившейся беде, боролась, барахталась из последних сил. Занималась по ночам, маму усиленно отвлекала, все дела по дому на себя взвалила.
До весны как-то, слава Богу, дожили.
А летом им стало легче: и мать немного ожила, стала улыбаться, огород посадила, цыплят купила. Поля, вздохнув с облегчением, расслабилась и уехала в город поступать. Девушке стало казаться, что, наконец, и в их горестной жизни наступила белая полоса. С жильем городским никаких проблем не было, потому что в городе давным-давно жила мамина родная сестра Глафира. В незапамятные времена, еще в раннем девичестве, она, стремясь к лучшей жизни, уехала из деревни, работала на фабрике с утра до ночи, в профкоме выполняла какие-то поручения и ждала своей очереди на жилье. И выстояла, выдержала, получила, наконец, через много лет свою долгожданную однокомнатную квартиру!
Обжилась, обосновалась, приросла к городу корнями…
И все вроде бы сложилось в ее жизни хорошо, все ладилось и получалось, шло как по маслу…. На фабрике тетку уважали, она ходила в передовиках производства, в фабричной газете даже о ней писали. Только одно печалило тетку Глашу. Так и не встретился ей человек, который хотел бы создать с ней семью.
Не случилась в ее одинокой жизни большая любовь. Не сложилось счастье, заплутало где-то…
Все жила тетка одна да одна, а за работой своей так и вовсе не заметила, как состарилась в одиночестве.
Все прошло, годы молодые пробежали, ведь женский век короток…
А сердце бабье все-таки хочет любить, мечтает о детях, поэтому всю свою нерастраченную любовь перенесла Глафира на племянницу Полину. Приезжала она в деревню часто и всегда с кучей подарков. Уж как любила она дочь сестры! Как баловала девчонку! И книжки, и платья, и сапожки – всего даже не перечесть. Глядела на подрастающую племянницу и втайне надеялась, что настанет время, Полина закончит школу и к ней в город пожалует. Мечтала, планировала, готовилась… И надо же, дождалась своего часа – девушка, приехав поступать, первым делом появилась, конечно, у Глафиры на пороге. Радости не было конца и краю…
Глафира, сияя от счастья, поклеила новые обои, побелила потолки, выбросила старую тумбочку и купила новый диван для любимой девочки. И полку для книг на стену повесила. И лампу настольную приобрела. Денег не пожалела, выбрала самую дорогую… Так старалась! Наготовила всяких вкусностей, баловала дорогую Полечку, искренне надеясь, что, наконец, глухое бесцветное одиночество, так мучившее ее всю жизнь, отступило. Верила, что счастье пришло, радовалась, что теперь ей будет о ком заботиться, будет, с кем поговорить долгими зимними вечерами.
Глафира мечтала, планировала, суетилась… Из кожи вон лезла, лишь бы Полюшку осчастливить.
Но мы предполагаем, а жизнь, как известно, располагает. Ах, если бы все наши планы сбывались и желания исполнялись…
Если бы, если бы, если бы!
Но все пошло совсем не так, как хотелось Полине и как представляла Глафира.
Жизнь завязала такой тугой узел, так закрутила жесткую пружину, что выкарабкаться из возникшей ситуации, жуткой и страшной, они смогли не сразу… Долго в себя приходили.
Все внезапно как-то пошло кувырком. И долгожданный покой, и душевное равновесие, и обретенная гармония – все кануло в небытие…
И даже теперь, в свои тридцать восемь лет, Полина, вспоминая об этих днях, иногда скатывалась к страшному унынию и утопала в густой печали.
Наверное, все мы несем за плечами тяжелый груз прошлого.
Все шагаем по жизни, переступая с черного на белое. И обратно… С белого на черное.
Но радость и счастье мы почему-то быстро забываем, а вот тяжелое и темное несем с собой через всю нашу жизнь.
Глава 11
Кира нетерпеливо поглядела на часы и сердито вздохнула.
Ну, конечно, Нина опаздывает. Как, впрочем, и всегда…
Кира решительно достала телефон и набрала давно знакомый номер. Гудки били в ухо целую вечность, пока, наконец, довольный и радостный голос подруги не пропел весело и беспечно:
