— Ты права, это болезнь, поэтому я хочу, чтобы ты сделала это лично и исцелилась. Если не справишься ты, то я тебя прикрою, как всегда, — сицилиец заботливо провёл ладонью по женскому плечу, но в этом жесте ни было и капли сожаления о грубом отношении, просто факт весьма своеобразной поддержки.
— Как всегда, Лука, конечно. Но сначала нужно закончить дело.
Олли мялся в длинном коридоре неподалёку кабинета Алфи и дрожащими руками набивал свой револьвер пулями, бормоча под нос моления Яхве о сохранении от злых духов и нечистой силы. Выглядел он как испуганный ребёнок, которому приснился кошмар, после того, как был запуган страшными мифическими историями у костра в тёмном лесу среди ночи. Сам Соломонс какое-то время отсутствовал на винокурне, но вскоре должен был вернуться и застать у себя весьма интересную картинку. Картер восседала за хозяйским столом, забросив на него ноги, и увлечённо записывала что-то в большой записной книге Алфи. Едва Олли вошёл в кабинет, чтобы оставить корреспонденцию, она лучезарно улыбнулась и живенько поздоровалась с ним, будто с другом, которого столетие не видела. Они, конечно, никогда не были близки, но будучи Элизабет Флэтчер, она частенько ошивалась на винокурне и даже приносила этому парню угощения из своего ресторана вместе с обедом для Альфреда. Молодой еврей враз побледнел, завидев вместо своего хозяина мёртвую до этого дня женщину, и попятился назад, торопясь покинуть помещение. Он сам лично присутствовал при опознании тела, помогал доставать её из-под завалов «Риджентс», на месте которого уже строится новое здание. Затем молодой человек лично занимался её похоронами, которые были очень пышными по меркам Лондона, а теперь она выглядит живее всех живых, и это было жутко. Соломонс мгновенно привёл Олли в чувства оплеухой и отправил хорошенько напиться, предварительно забрав у парнишки оружие от греха подальше. В кабинет к себе он вошёл достаточно тихо, и ему отчасти понравилось то, что он увидел. Возле Розы сидел Капитан, принимал из её рук угощение и ласку, в то время как она сама, не глядя на животное, пробегалась глазами по исписанными её мелким почерком страницам из плотной сероватой бумаги, что-то обводила и дописывала.
— Олли пересрал так, что на его еврейской макушке кудри выровнялись и теперь этот полоумный считает, что ты призрак, а это место проклято всеми невинными душами, которые я погубил. Отныне этот нытик останется заикой, надеюсь, ты осталась довольна своей выходкой, — Алфи покивал, когда она вовсе не отреагировала на его присутствие, затем подошёл к собственному столу, громко прокашлялся и постучал по массивному дубу костяшками пальцев. — Удобно тебе там?
— Будто родилась, чтобы сидеть за этим столом с важным видом, — она указала ручкой на стул напротив, приглашая Соломонса присесть, и приподняла указательный палец. — Помолчи несколько минут, будь хорошим мальчиком. За это я отвечу на любой твой один вопрос, и я буду при этом столь же честна, как честны условия этой маленькой сделки.
Алфи тихо хохотнул, затем плюнул себе в ладонь, что сделала и Картер прежде, чем обменяться рукопожатиями. Странный ритуал, но так оно было принято. Он не отвлекал женщину от её занятия, не произнося ни слова, как они и договорились. Мужчина заварил за это время чай и поставил его на стол, терпеливо ожидая исполнения её части сделки и просеивая через воображаемое сито тысячи вопросов, которые хотелось бы ей задать, чтобы остался только один главный. Когда Розалия закончила, опустила ноги под стол, подвинула кресло ближе и отложила ручку в сторону, она благодарно кивнула, подтягивая к себе чашечку чая с молоком и половиной ложки мёда, как она всегда любила. Соломонс рассматривал её лицо, пока она аккуратно облизнула обмоченные в горячем напитке губы и тихо причмокнула, не разрывая зрительный контакт, что находился под напряжением, а затем невзначай заметил в уголках её первые видимые возрастные изменения. А ведь прошёл всего год. Мучительно длинный год, за который их уже могло стать трое и они могли бы быть далеко от Великобритании. Тем не менее, она смотрела на него всё так же, глаза всё так же не замолкали. Картер стало дискомфортно, когда он так пристально рассматривал её.
— Прекрати, — она прервала затянувшееся молчание и вжалась спиной в кресло.
— Я ещё ничего не делал, а ты уже нервничаешь.
— Нет, не нервничаю. Задавай свой вопрос, и перейдём к делу, которое меня к тебе привело.
Еврей ехидно посмеялся, а затем пригладил бороду и покашлял в кулак. Они выглядели со стороны как в тот вечер в ресторане, когда он вывел её на чистую воду и узнал о склонности воровать чужие имена. Один в один.
— Не выёбывайся и за дурака меня не держи, Розочка, — мужчина снял с головы свою широкую шляпу и отложил её в сторону. — Тебя не дело ко мне привело, твой сраный макаронник мог прислать ко мне кого угодно, так что сотня к одному, что ты сама вызвалась. От этого труса у тебя на шее отметины, да? Я разорву его, знаешь?
Алфи поймал истину за хвост, и это неприятно кольнуло в бок Розалию. Она в самом деле сама вызвалась вести эту сторону дела с Соломонсом, опираясь на тесную взаимосвязь с этим человеком в прошлом и наличие определённого влияния на него. Утверждала, что может крутить им, как сама пожелает. Но в итоге еврей делал то же самое с ней, вынуждал маневрировать, чтобы не попадаться на уловки и это было оскорбительно. Будто перед ним глупая влюблённая в него дворовая девчонка, а не беспринципная мафиози. Но именно этой барышней с улицы она себя и ощущала перед его уверенностью в своих суждениях. Она в себе сомневалась, он — никогда.
— Альфред, не придумывай себе сказок, — она раздражённо закатила глаза, затем показательно прикрыла веки, — задавай свой вопрос.
— Ты хочешь меня убить, чтобы решить проблему моих чувств по отношению к тебе или твоих — ко мне?
Они помолчали. Сидящий рядом пёс смотрел то на мужчину, то на женщину, а затем подал голос, будто добавляя: «Да, мне тоже интересно. Проблема в том, что он любит тебя или ты — его, глупая женщина?»
— Господи, нельзя быть таким предсказуемым, — она покачала головой, опуская взгляд в остатки чая и пытаясь найти в ней отражение собственных спутанных мыслей.
— Ты подсознательно предугадала то, о чём я спрошу, а затем предложила сделку. Теперь я хочу услышать ответ. Я же играю по твоим правилам без шулерства, так что всё справедливо.
Картер поставила пустую чашку со следом своей помады на краю и развела руками, признавая своё собственное поражение. Она обещала правду, видимо, как хотела сама и не хотела одновременно. Адвокат и прокурор снова не смогли сойтись во мнениях и к концу судебного заседания они просто разорвут истца пополам. Остатки самоконтроля и самолюбия бились в конвульсиях от жестокого и беспощадного обращения. Она отучилась держаться ровно перед этим мужчиной. Куда легче быть непоколебимой перед очевидным врагом.
— Я беру от жизни максимум, поэтому одна пуля предназначена двум зайцам. Мне станет хорошо, а тебе — всё равно.
— Это так не работает, если ты не знала. Когда убиваешь объект, мысли о нём не уходят. Тут твоя термодинамика не работает, ясно?
Она поднялась с рабочего места законного хозяина винокурни и хотела обогнуть стол, но внезапно возникшая перед ней достаточно грузная фигура преградила путь. Алфи сделал к Розе всего один шаг, и ей пришлось спиной прислониться к высокому сейфу, чтобы сократить физический контакт до минимума; мало ему было ментально загнать её в угол, он сделал это буквально. Она выглядела как беззащитная девчонка, к которой пристаёт в подворотне какой-то извращенец, хоть и при желании могла вступить с Соломонсом в жестокую схватку и придушить его захватом стальных бёдер, но он был так близко, что Картер растеряла все свои навыки и прыть. Он цокнул языком, когда Розочка невольно приоткрыла губы, стоило мужчине приблизиться к её лицу. Он прижался своей щекой к её, аккуратно обвивая медвежьими лапами талию и прижимая тонкий стан к себе в жесте преисполненном желанием защитить. Она всё понимала, всё ощущала и ничего не могла с этим сделать. Альфред оставил под её ушком нежный поцелуй, вынуждая женщину прикрыть глаза, потом стал заботливо успокаивающе поглаживать волнистые волосы и опустил веки сам, чтобы не отвлекаться от её дыхания и неспокойного сердечного ритма, который ощущал в её висках. Грубый голос стал тихо метаться между шепотом и характерной ему хрипотцой.