— Чёрт возьми, да или нет, Альфред?

— Да, — уверенно произнёс еврей, подписывая своей рукой приговор своему другу, судьбу которого обещал решить при следующей своей встрече с Розой. — Твой новый дружок всё равно собирается порешить нас всех, пусть Том будет первым, а затем и за Лондон повоюем, ага?

— Значит, будет знатная бойня. Здесь всё и закончится.

Женщина опустила взгляд на оружие в своих руках и поставила пистолет на предохранитель, убирая его за пояс своих брюк. В обойме ждала подписанная пуля, но выпускать её было рано, а ещё неожиданно подрагивала рука, потому что вот он рядом и уверенности в себе поубавилось. Напиться что ли рома?

— А я же просил просто немного доверия, — мужчина подошёл совсем близко, пригладил бережно волнистые волосы, и Картер поспешила отвернуться, чтобы руки не распускал. — Совсем немного, Розочка, и всё было бы по-другому.

— Ты его всё равно не оправдал, так что катись в Ад, хорошо? Уже ничего не будет по-другому, Альфред, понимаешь ты? — Она тихо, но без намёка на весель посмеялась, затем мрачность её вернулась в свои законные владения в островатые черты лица и холод потемневших изумрудных глаз. — Здесь. Всё. Закончится. Я заберу тебя раньше, чем это сделает твоя болезнь. И твоя душа упокоится где-то над Маргейтом. Ты должен быть благодарен. Мне такого подарка некому предоставить.

* “Di cosa parla quest’uomo, Rosalia?” — О чём этот человек говорит, Розалия?

Комментарий к 15.

Как мне хотелось оформить этот момент, где он открывает глаза и видит Розу. Я ещё стопицот раз его отредактирую, допишу, перепишу, но сама суть… Ах, какая драма.

P.S. Имеется вероятность на небольшой перерыв в связи с подготовкой автора к путешествию на праздники, но не расслабляемся. Я вернусь и добью эту историю до её логического завершения даже с того света.

========== 16. ==========

Лука смотрел на неё из-подо лба, и спичка, которую кусал этот человек, внезапно треснула пополам. Розалия наигранно и демонстративно тяжело вздохнула, стараясь не улыбаться с открытой насмешкой, пока аккуратно подводила губы алым и наблюдала через большое зеркало за тем, как сицилиец мысленно расчленяет её без лишней аккуратности. Как же обижено было его необъятное эго, как же потешалась с того Картер.

— Если ты ждёшь оправданий, то займись лучше чем-то, что не столь безнадёжно.

— Мне казалось всегда, что у тебя самоуважения гораздо больше. Он же грязное и дикое животное,— мужчина скривился так, будто только что откусил что-то очень кислое. — Завладей я тобой, мне было бы мерзко от самого себя, потому что я бы пихал свой член туда же, куда и он. Ты испорчена, изуродована, опозорена.

— Вот видишь, — Картер прихорошилась и обернулась, с характерным звуком глухого щелчка закрывая колпачок своей помады, — я забочусь о тебе.

Подобное заявление не просто не польстило итальянцу с горячей кровью, но только сильнее вогнало спицу ему под ноготь. Где-то в его темноволосой голове загорелась красная лампочка тревоги, а затем наступила гробовая тишина и непроглядная темнота, которой так боятся дети из-за страшных монстров в ней. Он подошёл к Розалии исполненный спокойствия и с непоколебимым видом, будто под его контролем находится весь мир, а он для этого даже ничего не сделал. Женщина доверительно повернулась к нему спиной и приподняла волосы, чтобы он застегнул на её шее золотое ожерелье. Чем мужчина и занялся, будучи с Розой в опасной близости, а затем резко стянул украшение сзади и приподнял, перекрывая доступ её излишней самоуверенности наружу, а кислороду — внутрь.

— Я подобрал тебя ни с чем и дал больше, чем кто-то мог бы мечтать, а ты смеешь насмехаться надо мной?

То, что шутка не пришлась Чангретте по вкусу, объяснять не пришлось. Картер попыталась поддеть ожерелье пальцами, но ей это не удавалось, и она болезненно простонала, а после тихо и прерывисто прохрипела единственное: «Отпусти». Лука развернул её, не давая спокойно откашляться после асфиксии, и приставил под утончённым подбородком дуло крупнокалиберного кольта.

— Можешь убить меня сейчас и тем самым поставить свой авторитет под сомнение, только не путай выгодную покупку с проявлением милости, — её сиплый от варварского акта насилия голосок, хоть и был лишён былого страха перед этим человеком, защищаться женщина не спешила. — Была бы я безродной, ты бы даже пальцем не пошевелил, а ещё вспомни, будь добр, о том, что я оплатила каждую твою любезность по самому высокому тарифу, который ты мог предоставить. Это не милость, дорогой мой, это обдирательство.

У них никогда не было лёгких отношений. Лука и Розали регулярно сталкивались лбами при принятии совместных решений. Это было уже обыденно для них, и они даже научились искать равный в интересах компромисс, когда спор касался дела. Они были продуктивной командой вдвоём именно потому, что мыслили по-разному и каждый привносил видение со своего угла, складывая целостную картинку. Но в сложившейся ситуации Чангретта разглядел личное оскорбление. Она унизила его, как мужчину, и об этом уже заговорили за его спиной. Но просто так выпустить пулю сицилиец не мог. Потому что казнь была возможна только при условии наличия факта предательства интересов мафии, чего Картер не совершала. А нарушь он омерту, то сам стал бы мишенью. Над кланом Чангретта были люди и выше. Кое-кому хитрому было выгодно это использовать. Однако не только это останавливало мафиози от убийства. Их связывали особые отношения, которые нельзя было назвать ни дружбой, ни сотрудничеством, ни семейными узами, ни, тем более, любовью. Это было чем-то между подлым предательством и безграничной преданностью, чем-то вроде лютой ненависти со вкусом излишней фанатичной заботы, чем-то на грани «умереть друг за друга» или «убить друг друга». Так и метались они из крайности в крайность.

— Ты разочаровала меня.

— Не больше, чем саму себя, — Розалия поумерила свой протест, потому что в каком-то понимании ценила этого человека, несмотря на все сложности связанные с ним и знала, что он может быть очень жестоким и понимающим одновременно. — Не сердись на меня, Лука. У меня не было намерений подорвать твоё самолюбие, я просто позволила себе расслабиться и потеряла контроль над ситуацией. Больше я так ошибаться не намерена. Ни с тобой, ни с ним, ни с кем-то ещё.

— Это будет проблемой, если у тебя осталось что-то к нему, — он медленно убрал пистолет от её подбородка.

— Не будет. Если я устраню источник этой заразы, то перестану сомневаться в правильности своих решений.

Картер медленно отстранилась, убеждаясь, что гнев его ушёл столь же внезапно, как и пришёл. Шею неприятно саднило и вскоре с большой вероятностью на коже появятся отметины, но это не заботило женщину. Она никогда не боялась физической боли. Раны на теле переставали приносить дискомфорт быстро, а навязчивые мысли выедать внутренности не прекращали едва ли не до смерти. Говорят, что с этим помогает справляться время, но эта величина так относительна, что полагаться на неё было бы крайне беспечно. Роза приоткрыла дверцу в свои воспоминания о проведённом вместе времени с Соломонсом и необъяснимо легко извратила всё, что произошло между ними хорошего.

— Он всегда плохо на меня влиял, сделал слишком мягкой, чувствительной, уязвимой, — Картер нахмурила брови, вспоминая как медвежьи лапы были нежны по отношению к ней, когда на её плечи ложился плед, чтобы не замерзала. Как он любил держать её за руку, как причёсывал длинные волосы, как прижимал к себе, укрывая в своих объятиях от недружелюбного внешнего мира, и мягко целовал макушку. — Глубоко в душе, я благодарна ему за то, что так получилось, эта цепь событий дала мне осознание, что подобные отношения мне только вредят. Любовь лишила меня самоконтроля, который и без того давался с трудом, и я просто перестала понимать кто я на самом деле и чего должна хотеть. Я ощутила себя кем-то другим, будто с именами я покупала себе другие желания и приоритеты. Я даже сейчас чувствую, что нездорова.