— Где сицилийцы?
От разговоров о меланхолии джина и уверенности в себе рома, Томас сразу повернул своего делового партнёра непосредственно к интересующей его информации. Соломонс был готов делиться, а когда еврей чем-то добровольно хочет поделиться, где-то в раю громко поют ангелы.
— Сейчас на моих улицах, всё жду в гости, но эти выблядки берегут моё ментальное здоровье. Однако ведут себя хорошо, поэтому из претензий у меня только шарокатство их главного к моей Розке в былые годы, — у Алфи как-то слишком внезапно стали зудеть костяшки пальцев при упоминании Луки. — И то, с моей стороны нынче неправомерно с учётом всех обстоятельств.
— Как итальянцы могут быть связаны с твоей проблемной женщиной? — Брови Шелби внезапно приподнялись, а пепел с сигареты упал мимо пепельницы.
— Ай, долгая история, — Соломонс махнул рукой, рассматривая построение системы для перегонки джина, — к делу не относится.
Томми в детали вдаваться не стал, но то, что еврей заскрытничал, его незначительно взволновало. Значит, всё же есть что скрывать. Ангелы стали петь тише, будто колыбельную ребёнку. А, может, это прощальная похоронная песня? Только для кого из них?
— У них есть поддержка? Люди Сабини, которых мы пощадили?
— Не-е-ет, — протянул еврей, уверенный, что мафии это и не потребуется. — Эти сицилийцы не доверяют никому, кто не трахал коз с молодых локтей. У них традиции.
— Сколько их?
— Было двенадцать, но в Лондон вернулось одиннадцать, — очень удобно, что никому не нужно было говорить, почему так произошло. Альфред не знал обстоятельств, но у Шелби на лбу было написано, что он сам лично прирезал лишнего. — Достаточно, чтобы намотать твои яйца на орден, пока они не отпали.
Том переглянулся с Соломонсом, задумывающимся, а не перенять ли хитросплетения производства. Джином еврей брезговал, но спрос на него сильно вырос, и дело стало бы прибыльным, так или иначе. Цыган откинулся назад в своём кресле, какой-то отрезок времени отмечая очевидные признаки подорванного здоровья на охваченном энтузиазмом лице, затем сложил у себя на коленях руки в замок и уголки его губ медленно растянулись.
— И вот в чём вопрос, Алфи, — Шелби подвинул побочные цели встречи и подошёл к основной: выяснить союзники ли они ещё, ведь договорённости с евреем никогда не обладали стабильностью и устойчивостью. — На чьей ты стороне?
— Нет, ну пиздец. Пошёл ты, — тень от широкополой шляпы упала на бледное лицо так, что только улыбку, над которой трудился лучший дантист Лондона, было и видно. Раздался тихий хриплый смех. — Разве можно рожать детей в мире, где твой друг задаёт тебе такие вопросы? Правда в том, Томми, что скоро ты будешь мёртв. И твои скворцы выклюют нахуй тебе твои голубые глаза, а галки растащат твоё золото и твои медали. И очень скоро будет казаться, что тебя вообще не было.
— Знаешь, Алфи, если итальянцы победят, они не уедут. Они придут за тобой, и будет Титаник, — подоспел предполагаемый ранее аргумент, чтобы всё же деликатно подпихнуть евреев достать оружие. — Это чёртова мафия, Алфи. Они поверить не могут, что наши копы безоружны. Что можно гнать виски и это законно. Им нравится то, что они здесь видят. Они приезжают, чтобы остаться.
— Как часто нас спасала слепота, где дальновидность только подводила, — очень кстати пришли на ум еврею разумные слова Уильяма Шекспира.
Уезжал из Смолл Хита еврей с неприятными впечатлениями о неудачной причёске цыганского агента и по совместительству отца противника Голиафа и саднящим ощущением, что Томми Шелби в итоге окажется прав насчёт сицилийцев. Однако сам Альфред не собирался предпринимать каких-либо действий и оглашать конкретных решений, пока Чангретта не наведаются к нему сами с оглашением своих интересов. Ему интересно было посмотреть Луке в глаза, ведь когда-то Роза говорила, что этот человек создан из чистого зла и всё, что его окружает становится таким же чистым злом. Он должен как минимум выглядеть зловеще, или хотя бы в плечах широким. Был там как-то у Соломонса принцип о больших людях и власти: «Никогда не давай власть большим людям».
Чангретта полностью оправдал ожидания Алфи, прислав предупреждение о визите в пекарню для знакомства и обсуждения общих интересов. Строки короткого послания были исполнены лживой вежливостью. Как говорится: «Если тебе лижут зад, не расслабляйся, ведь это может быть смазка». Свой зад еврей берёг, как мог от посягательств подобных людей и если итальянец захочет с ним разделаться, придётся постараться. Но было предчувствие у Соломонса, что у визита этого имеется иная цель, ведь то, что Томми Шелби всё ещё жив, было первой сицилийской проблемой. А в нём было решение, которое срочно пригодилось мафии.
Не так давно Алфи стал выполнять несколько странный, но исполненный философией ритуал. По утрам ровно на полчаса в день он терял своё зрение и жил во тьме, как пришлось идти по жизненному пути его родственнику, что во снах и в явь видит только запахи, звуки, тепло или холод. Сам Соломонс за тридцать минут разделял запах сырости после дождливых дней в Лондоне, различные оттенки добавок в алкогольные напитки, запах мыла с собственного тела, утреннюю прохладу туманного Альбиона и едва уловимые нотки посторонней в пекарни напыщенности исходящие от итальянцев. Отдаля где-то почесалась собака, кто-то тихо посмеялся, где-то звякнула ложка о чашку и чуть больше, чем несколько пар ног неспешно следовали к временно ослепшему владельцу английской столицы. Алфи был уверен, что в этом несколько беспорядочном звуке был и стук тонких каблуков женских туфлей. Кажется, Чангретта снова завёл себе домашнего пушистого кролика.
— Мистер Соломонс, — негромко позвал Лука визави, подумав, что тот вовсе спит стоя, а в ответ получил только что-то среднее между мычанием и тихим звериным рыком.
Сицилиец брезгливо поморщился, повернул голову, переглядываясь с братом Пабло, и сильнее прикусил длинную спичку. Дешёвый спектакль, чтобы продемонстрировать отсутствие страха и уважения, только и всего. Но он уже был готов ко всяким выпадам, ведь о нраве жида осведомился от прямого источника. Розалия всех деталей, разумеется, не упоминала, особенно стихушничала на моменте природы их отношений и степени близости.
— Мой младший кузен родился слепым. Так что я жертвую значительные суммы денег в фонд, который предоставляет зрячих собак слепым евреям, — мафиози послушал, покивал словам Алфи и по-голливудски широко улыбнулся, потешаясь представлением вместе с родственниками. Только одному из гостей смешно не было. Одной. — Их председатель правления рекомендует тем, кому был ниспослан дар зрения, проводить минимум полчаса с закрытыми глазами, чтобы мы могли лучше понять и прочувствовать что есть тьма. И затем увеличить наши пожертвования.
Еврей всё так же поглощённый своей идеей ощутить мир слепых ощутил присутствие двух человек по обе стороны от собеседника и обратился к тому, который был справа.
— Который сейчас час, дружок? — Альфред махнул увешанной золотом на добрую часть небольшого слитка рукой в сторону Маттео — родного брата Луки.
— Восемь часов и двадцать девять минут.
— Так, значит, мне осталась ещё одна минута. Но вы уже можете начинать.
Глава клана взял свою спичку в руки, на секунду прикрыл глаза, мысленно компактно складируя своё терпение, затем, глубоко вздохнув, вернул спичку обратно и языком перекатил её в противоположный угол рта. Сицилиец двумя пальцами потянул за край своей шляпы в цвет идеально чистого и выглаженного модного костюма, затем медленно вальяжным шагом сократил расстояние между ним и Алфи, чтобы стебли нешуточного напряжения в помещении стали прорастать быстрее. Иностранец оказался выше почти на половину головы, но гораздо меньше шириной. Длинную и тонкую палку куда легче сломать, в то время, как толстую и охватить бывает трудно.