С этих двоих можно было вдохновляться деятелям искусства. Мужчина сидел на стуле у большого окна и придерживал боком сидящую на его коленях Розалию, которая сосредоточенно подстригала его бороду и усы, а затем причёсывала гребнем с густыми зубцами, придавая аккуратности, правильной формы и направленности. Её собранные на затылке большой заколкой ещё влажные волосы ниспадали по спине и, высыхая, уже привычно завивались на кончиках в подобие морских волн. Щеки горели румянцем после горячей ванны, а уже почти сошедшие с лица синяки местами ещё отдавали желтизной. Худощавое женское тело окутывал только прохладный шёлк серебристого халата, что позволяло Соломонсу касаться кончиками пальцев её разгорячённой водой и паром внешней стороне бедра. Ему доставляло удовольствие наличие тактильного контакта с её обнажённой кожей. Поэтому когда Роза была с ним поблизости, ему хотелось касаться её хоть где-то, хоть как-то, будь это рука, шея, спина, ноги. Приручила ведьма зверя. Да и сама Роза постепенно расцветала в заботе и достойном отношении, которых не видела уже долгие-долгие годы. Однако скоро цветку придётся позаботиться о том, чтобы найти плодоносную почву на укрытом от ветра куске земли, а затем попытаться пустить корни. Маргейт беглянка решила оставить, как и раньше, хранилищем и временным убежищем, ведь чем меньше она будет находиться в этом месте, тем меньше вероятность, что его найдут недоброжелатели. Так ей всегда будет куда вернуться. А вот постоянное место обитания требовалось отдалить от столицы на безопасное расстояние, и Алфи пообещал помочь в этом вопросе, ведь не позволит цветку расти без присмотра.

— Прекрати, Альфред, мне щекотно, — женщина уже причесала ему усы и, приступая к последним штрихам на подбородке, сначала поёрзала, чтобы увернуться от шаловливых пальцев.

— Знаешь, последние полчаса я могу думать только об одном, — он мечтательно улыбнулся и вместо того, чтобы щекотать, крепче прижал к себе женщину, снизу вверх засматриваясь, как её сосредоточенность сменяется хитрой лисьей ухмылкой.

— О чём же? — Картер, на самом деле, была уверена, что знает, но хотела услышать с его уст.

— Нос хочу почесать, очень сильно хочу или, клянусь, чихну так, что тебя в окно унесёт.

Мужчина отклонился назад, чтобы не получить острием ножниц в лицо и стал вовсю исполнять своё желание под сопровождение звонкого женского смеха. Избавившись от дискомфорта, он облегчённо выдохнул, снова подставляя подбородок своему очаровательному цирюльнику.

— Ну, вот и всё, — барышня убрала в сторону инструменты и непродолжительно поцеловала Соломонса в губы, скользнув ладонями вверх по его груди к плечам и шее. — Теперь ты стал выглядеть на двадцать лет моложе, и никто не станет думать, что ты мой отец.

Розалия спорхнула с его колен, будто бабочка с травинки, принимаясь убираться после нехитрой процедуры омоложения. Мужчина стал у высокого зеркала, чтобы оценить проделанную работу и подумал, что не столь и старым является, тем более что с этой нимфой разница у него была только в четыре года. Видимо, она молодит не только его лицо, но и дух.

— Может, не пойдём никуда? Перенесём на завтра. На кой выходить в холод куда-то, если можно провести вечер с пользой, — Мужчина лениво развалился на кушетке, забирая со стола бутылку рома, затем открыл крышу и только хотел побаловаться горячительным, как алкоголь у него тут же бесцеремонно отобрали и упрятали куда-то вглубь буфета. — Во время деяний любовных ведь выделяется в организме этот, как его, блять? А, эндрофин, вот оно, да. Гормон радости.

— Эндорфин, — поправила женщина умника и присела рядом на подлокотник, скрывая косметикой отметины на коже. — Мы, конечно же, могли остаться, но так как я наготовила нам целую развлекательную программу по встрече зимы, поздно отказываться и вертеть носом. Нас будут ждать, поэтому можешь уже подниматься, брать в шкафу спальни костюм, который я нагладила для тебя и, не торопясь, переодеваться. Затем я возьму тебя под руку, и мы попробуем пожить как нормальные люди, пока я пытаюсь создать нам хорошие воспоминания.

— Но мы же не нормальные, Розочка. И вообще, мне вот интересно, ты когда замуж за меня пойдёшь, замашки вот эти твои командирские обретут двойную силу?

— Ох, Альфред, душа моя и боль моего сердца, никогда не беги впереди паровоза.

Это был уже конец ноября — время первого снега. Он пришёлся именно на этот наступающий медленной бесшумной поступью вечер и пускался едва заметно; сразу же таял, когда касался земли. Хлопья совсем маленькие, но ведь маленький снег всегда является предвестником больших метелей. И выглядит он всегда совсем как сахар, только на вкус — всё равно как пустота. Пустота, которая накроет большим белым одеялом всё несовершенство мира, как только земля остынет. А пока несовершенный, но такой уютный Маргейт обходился в качестве покрывала крылом большого чёрного ворона, чьи перья отдавали иссиня-чёрным из-за туч. Городок особенно пустынным не был, но холодное время года к вечеру разгоняло большинство своих жителей по домам, либо по пабам. Сегодняшний вечер был исключением. Набережная собрала толпу вокруг уличных музыкантов и большого количества торговцев едой, что бесплатно угощали каждого желающего чем-то сытным и горячим, а детишкам ещё и раздавали большие леденцы на деревянных палочках. Примерно в центре действа находился большой костёр, где можно было пригреться, попивая горячий глинтвейн из двух больших чанов, которые только-только обновили. Разумеется, слово «бесплатно» привлекло граждан неожиданной щедростью. Тем более, поговаривали, что будет какое-то представление с фейерверками. Праздник среди недели вызывал вопросы у собравшихся граждан и поговаривали, это устроил какой-то меценат, что пожелал остаться неизвестным.

— Так вот как ты тратишь деньги, вырученные за чужие государственные тайны, — Соломонс улыбнулся, наблюдая в стороне девчонку лет восьми, которая жевала что-то из сдобной выпечки, а в свободной руке держала конфету на палочке размером с половину её головы.

— А куда их ещё девать? — Задала резонный вопрос женщина и обвила руку Алфи, следуя вглубь действа к чанам с горячим напитком. — Мне нравится чувствовать себя Робином Гудом, потому что так я понимаю, что крепко держусь за свою человечность. Я не потеряна и во мне всё ещё есть капелька доброты. Это важно осознавать. А ещё я люблю смотреть на улыбающихся людей, и люблю праздники. Иногда устраиваю их себе сама без поводов, как сейчас. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на барахтанье в реках крови. Ты ведь тоже занимаешься благотворительностью, разве нет?

— Да, но это так, чтобы грёбанному адвокату было хоть что сказать на Страшном суде, когда моя душа туда попадёт.

— О, мой дорогой Альфред, после смерти нет ничего такого, уж поверь мне, — они остановились неподалёку кострища, чтобы жар его обласкал своим теплом. — В основе нашего мира лежит первый закон термодинамики, который гласит, что энергия не исчезает и не возникает вновь, она лишь переходит из одного вида в другой в различных физических процессах. Нет никакого суда, есть только физика. То, что люди называют душой — это энергетическое поле, которое растёт в размерах вместе с человеком, начиная с оплодотворения в чреве матери. Для того, чтобы поддерживать свой организм жизнедеятельным, ему нужно восполнять потраченную энергию и это происходит, когда мы пьём, едим и дышим, наполняя тело необходимыми химическими элементами.

— То есть, когда я по-еврейски богато набиваю своё пузо, то это не чревоугодие, а я просто становлюсь душевнее, ага? Становлюсь душевнее, хм, — Соломонс призадумался, глядя на булку, которую торговец едой передавал какому-то ободранцу.

— Конечно. А когда ты чем-нибудь занимаешься, то ты вкладываешь часть своей души в своё занятие. К примеру, я сейчас держу тебя за руку и улыбаюсь тебе, это является частью обмена энергии. Мои лицевые мышцы сокращаются, используя для того часть моей души. Даже у рома на твоей винокурне есть душа.