— А затем мои родители погибли в перестрелке, которую устроили такие люди, как…

— Как я.

— Как ты, — женщина спокойно кивнула, зная, что Алфи это всё равно не заденет, потому что от своих грехов этот человек не отрекался. — Я потеряла всё. Сначала отобрали родительский бизнес, затем из-за накопившихся долгов я потеряла дом и осталась в одном голубом платье и с мамиными рукописными книгами по биохимии, которую я в Гарварде и изучала. Чтобы продолжить обучение, мне пришлось забыть о многих прелестях жизни, как сон и гордость, например. Я почти зубами выгрызла себе грант на обучение за государственный счёт, работала вечерами и по выходным где-то сиделкой, где-то переводчицей, где-то репетитором. Это был мой единственный шанс на хорошее будущее, как мне казалось. Ох, как же я ошибалась, Альфред.

Тогда сержант Картер заговорила о том, как из Гарварда её забрали в новый только формирующийся орган, который объёдинял в себе деятельность научно-исследовательской лаборатории и научно-технической разведки. В довоенное время единого органа разведки в Штатах не было, но это были первые ступени его формирования.

— Учёные лаборатории занимались вопросами роста военного потенциала Нового Света, я была в их числе. Трудилась как в сфере своей основной специальности, так и с инженерами и физиологами. Ты, наверняка, помнишь, что в двадцать третьей статье Гаагской конвенции 1899 года говорилось о запрете использования боеприпасов, единственным предназначением которых является отравление живой силы противника, но ничего о правах на разработку и усовершенствование известных, — Розали обратила внимание, что мужчина эмоционально напрягся, когда понял, что речь зашла о химическом оружии.

Алфи дёрнул рукой, будто обжёгся о лежавшую рядом даму сердца, но затем продолжил нежные поглаживания стройной рельефной голени, беспробудно уставившись в горящий камин. Он считал использование ядовитых газов делом грязным, очень смертоносным и маслянисто-липким делом. И он знал, о чём говорил.

Просуществовав около года на первостепенных началах, постепенно набирая штат, организация, куда попала Картер, заимела интерес переподготовить некоторых из учёных для оперативной работы во внешней разведке. Был оглашён список на всеобщем брифинге и те, кто услышал свои имя и фамилию имели возможность стать хорошими разведчиками или лишиться работы и вряд ли когда-либо ещё найти. Роза, разумеется, услышала своё и что ей оставалось?

Она была одной из немногих женщин на военной базе, но капрал не обязывал себя даровать поблажки никому. И поступал правильно, ведь военная дисциплина была превыше человеческой слабости. Месяцы сменялись декадами, из хрупкой бостонской девчонки, мечтавшей о нобелевской премии, командование сформировало солдата. Она метко стреляла из различных видов огнестрельного оружия, была изворотливой и неуловимой в ближнем бою, научилась самоконтролю и эксплуатации различных видов военной техники. Ничего из этого не давалось легко, она падала в грязь, затем поднималась, выполняла миссию и возвращалась обратно в Штаты с необходимыми сведениями.

— Наше подразделение отличалось тем, что мы были универсальными солдатами. Мы работали в определённой направленности и не только собирали разведданные, но также совершали диверсионные действия. Америка сохраняла нейтралитет в конфликте? Ох, я тебя прошу, — Картер закатила глаза от осознания, каким именно бредом пичкали весь мир. — До 1916 года я возвращалась в Штаты только чтобы отчитаться и получить новое задание. Океан осмотрела с высоты птичьего полёта, изнутри, на поверхности много раз. Собственно, в том году я получила своё звание сержанта первого класса, когда вернулась из Дюссельдорфа со стопкой тайных разработок немецких учёных. Они создавали дешевые вариации препаратов, которые повышали продуктивность солдат в бою путём уменьшения их болевого порога, повышения выносливости, концентрации внимания, физических характеристик, но вызывали ряд страшных заболеваний. Там были очень страшные опыты, Альфред, преступления против человечества, и я не знаю до этих пор чего ради моей стране это было нужно. У человеческого организма есть пределы. Я таю надежду на то, что это только политические игры и жду скандала мирового масштаба по этому поводу, но тишина. Мне было мерзко носить свои погоны, а меня вынуждали улыбаться, ведь это приказ. Ты был совершенно прав. Америка — это дерьмо.

Когда США начали подготовку к вступлению в войну (а это было ещё задолго до американо-немецкого конфликта в водах Атлантики и той злосчастной телеграммы), снова поднялся вопрос о готовности страны активно использовать химическое оружие. Сержант первого класса Картер была отстранена от оперативной работы и возвращена в лабораторию для того, чтобы продолжать там, где закончила работу над тайным протоколом. Её познания в биохимии, уровень интеллекта, а также способность аналитически и нестандартно мыслить впечатляли научных руководителей, поэтому именно её озадачили вопросом о максимально продуктивном использовании иприта, который до своего первого применения по назначению называли «лост» или просто «горчичный газ». Весь мир дружно забыл о том, что шестнадцать лет назад такого вида вооружение было запрещено и на то были причины. Но Первая Мировая Война отметилась в исторических источниках как «война химиков», поэтому целостности законодательных полномочий Конвенции смеялись в лицо абсолютно все. Перед лучшими химиками Америки стала задача создать сильный концентрат, который быстро бы рассеивался и столь же быстро ликвидировал вражеские силы, а так же придумать удобный способ применения такого оружия массового поражения. Розалия со своей командой справилась с задачей, но так уж вышло, что немецкие разведчики были расторопнее и данные были похищены, а затем использованы уже летом 1917 года.

— У города Ипра, — добавила Розали к своему рассказу, и Алфи не усидел на месте.

Соломонс, не выронив и слова, вышел из комнаты, напряжённо похрустывая пальцами. Ещё вчера Картер его предупредила, что подробная история её жизни если не разобьёт ему сердце, то обязательно изменит отношение к ней. Услышав это предположение, Алфи был крайне скептичен и даже не подозревал, что всё может быть настолько сложно и настолько лично. О таком не расскажешь за бутылкой рома с друзьями, о таком не будешь рассказывать дорогому человеку, чтобы не навредить. Но оправдались ли ожидания Розы на счёт метаморфоз его чувств к ней? Нашла чем пугать. Для него это, несомненно, было слишком, но распознавать врагов, друзей, врагов среди друзей и друзей среди врагов умел. Эта женщина не подходит ни под одну категорию, для неё нужно создавать отдельную. Любить человека — автоматически означает принимать все его стороны и учиться сосуществовать с ними, правда? Адаптироваться.

Внезапно и без объяснений сбежавший Алфи долго не прохлаждался и вернулся, прихватив небольшую мягкую подушку, покрывало и бутылку виски, которой сержант вчера боль заливала сквозь горькие слёзы.

— Приподнимись-ка, Розочка, — мужчина положил ей под спину дополнительную подушку, а затем аккуратно укрыл плечи и мимолётно легко поцеловал в лоб. — Чтобы удобнее было, а то синяя вся лежишь, грустная. Смотреть тошно.

— Я же вижу, что для тебя это слишком. Возможно, не стоит…

— Я был там, когда появился туман. Достаточно будет сказать, что это было страшно, — он открыл бутылку виски, отпил из горла немного и поморщился, едва заставив себя проглотить дурманящую жидкость. — Что же за мочу осла ты пьёшь? Уберу подальше, не трави себя этим пойлом.

— И как часто тебе страшно, Альфред?

— С самой Бельгии и до вчерашнего дня я ничего похожего не испытывал. Поняла, да? Ты в любом из случаев являешься источником моего страха. Чтоб меня, Розочка, как же это так выходит, а?