— Да откуда здесь живые возьмутся? Ну-ка, взяли! — Скомандовал бригадир и совместными усилиями последнюю балку убрали, открывая не самую лицеприятную картинку.

Изувеченное женское тело было только частично тронуто огнём, зато переломано всюду, где человек способен поломаться. Над обезображенным лицом поработал огонь, и узнать эту несчастную было невозможно, казалось бы, но Соломонс присел у тела, обращая внимание на частично уцелевшее чёрное пальто, похожее на то, какие носит Роза. На трупе были сапоги, в которых она провела вчера с ним вечер, а ещё чудом уцелевшая рука что-то держала и это «что-то» Алфи узнал сразу же.

— Мисс Флэтчер? — Спросил полицейский за спиной еврея, предполагая, что тот узнавал жертву.

Слухи давно Лондоном витают, да и выжившие очевидцы указали на то, что хозяйка была внутри во время взрыва. Сложить дважды по два мог даже заурядный состав ума. Звезду Давида оплетённую колючей розой не тронула даже гарь. Соломонс провёл по оберегу большим пальцем, потёр нос о тыльную часть ладони и убрал свой подарок в карман, не отпуская руку трагически погибшей, затем только закивал в ответ на вопрос.

— Да-да, всё верно, — мужчина сел рядом, взъерошил свои местами подгоревшие тёмно-русые волосы и положил женскую руку на место. Рядом стоял помощник Соломонса и ждал указаний, которые поступили немедленно. — Надо заняться похоронами. Забирайте тело, оформите нужные бумаги, закажите хороший гроб и службу у католиков, цветов не надо резать. Она не любила, когда режут цветы. Олли займётся, а я всё оплачу, вы только проводите достойно в последний путь, она была хорошим человеком. Лучше, чем мы все.

С пожарища Алфи уезжал быстро, жалея уронить и пары лишних слов. Он поспешил в винокурню, где передал дела своему доверенному лицу и сказал, что вернётся в город через неделю-вторую. Философских речей о разочаровании и дальнейших причинно-следственных связей еврей не бросал. Любой, кому не повезло работать в бизнесе Соломонса, прекрасно знал цену его гневу. Возможно, Лондону будет полезно немного отдохнуть от его нрава.

Алфи взял с собой кое-какое количество наличных из банка и отправился уже глубокой ночью в поездку. Он был готов обрушить небо на землю, пока не увидел надежду, которую сжимала женская рука. Чужая женская рука. Когда еврей посещал дом Розы, они вместе часто отправлялись в гостиную, где располагалось фортепиано, оставшееся от прошлых владельцев дома, и он помогал ей приручать этого зверя. Его самого научила мать. Алфи был тем ещё хулиганом в детстве и занятия музыкой были для него самым скучным занятием из возможных, но он продолжал радовать родительницу и всё же со временем освоил нехитрую игру клавиш. Розе музыка легко не давалась. Женщина оправдывалась тем, что у неё склад ума аналитический, а не творческий. Но то были лишь отговорки, либо же ей нравился сам процесс обучения, и негодница просто строила из себя дурочку, чтобы её учитель забавно бесился и показывал ей снова и снова одно и то же, будто учил ребёнка ходить. Тем не менее, пока Соломонс учил Розалию играть, он изучил её руки и мог распознать с завязанными глазами на ощупь среди тысячи женщин. Кем бы не была эта женщина в «Риджентс», это была не Роза. Зато Альфред точно знал, куда именно она будет бежать. Да, эта женщина просчитала вариант развития событий наперёд и даже оставила чёткие инструкции, нужно было только немного подумать: «Маргейт. Город маленький, но красивый. Там мили через две на восток от башни с часами есть дом, у которого большие окна и они открываются в сторону побережья. Оттуда ещё видно маяк и мимо всегда проплывают красивые кораблики на его свет. Это было бы первое место, где я бы искала путь к своему «я»». Она почти прямым текстом указала, где именно её искать и о возвращении надежды к ней при случае утери выразилась достаточно чётко.

Путь был не таким уж и далёким. Транспортная сеть между Лондоном и Маргейтом не имела в себе извилистых и непреодолимых путей, хоть ежедневно катайся к морю на досуге, всего пара часов в дороге. Казалось, что Алфи за семь тысяч двести секунд постарел на двадцать лет. Где-то в каком-то уголке его подсознания, демоны шептали, что это всё самообман. Переживая стресс, человек иногда не видит действительности и старается оградиться от жестокой правды. Если он найдёт этот дом, и он окажется пуст, как его сердце без этой женщины, умрёт много виновных и невинных людей. Но сомнения развеялись совершенно внезапно. Проезжая по одной из маленьких узких улочек около зоны поиска нужного дома, Соломонс заметил знакомый автомобиль марки Rolls-Royce и остановился рядом, поспешив найти в нём Розу. Но, открыв водительскую дверь, мужчина обнаружил только какого-то бродягу, что устраивался поспать внутри салона. Алфи грубо выбросил щуплого мужчину лет пятидесяти на вид наружу, славно приложив его о каменистое дорожное покрытие. Еврей достал револьвер и стал осматривать остальной салон на предмет своей пропажи, пока бродяга корчился на земле и кашлял.

— Не стреляй! — не слишком членораздельно, глотая некоторые из звуков, закричал бродяга и рефлекторно прикрыл руками лицо.

— Где хозяйка этой машины? — Соломонс достал из кармана часы, оценив то, как скоротечно время, одновременно удерживая бедняка на мушке. — Скажешь «не знаю» — пристрелю без церемоний.

Человек, который лежал на земле, не отреагировал на вопрос, только выглянул на того, кто в него целился с каким-то недопониманием то ли вопроса, то ли ситуации в целом, то ли и того, и другого. Альфред наклонился к нему, упирая дуло револьвера в его покрытый морщинами лоб и спросил то же самое, но менее вежливо и вместо него уже говорил голос неконтролируемой адской ярости.

— Нет, не надо, не кричи, я всё равно тебя не слышу. Слух во Франции утратил, — незнакомец вжался в землю, опасаясь дикого зверя перед ним. Но как только бродяга сказал о том, что был искалечен на фронте, Алфи замешкался. — Я научился читать по губам. Только ты медленнее говори.

Соломонс поднял худощавого измученного холодом, голодом и несправедливостью мужчину с земли, отряхнул его, глубоко вздохнул, прикрыв веки, чтобы затолкать своего внутреннего разъярённого медведя в берлогу, а затем снова терпеливо и по слову повторил свой вопрос.

— Где. Хозяйка. Этой, — он указал пальцем на Rolls-Royce у обочины. — Машины.

— А это ты её, зверюга, так отделал? — Ветеран посмотрел на человека перед ним с нескрываемым отвращением. — Такую девочку так избить, да как у тебя совести только хватает? И ветеранов ещё колотишь.

— Я не причинял ей вреда. Я хочу её защитить, понимаешь? — Альфред говорил медленно, чтобы успевать замечать, понимают его или нет. — Ей больно прямо сейчас и я ей нужен. Так где она?

— Она возилась с машиной. Не заводилась, как я понял, — человек говорил сипло и неразборчиво, поэтому трудности распознавания речи имелись у обоих. — Я проходил мимо, попросил на кусок хлеба. У богатеев на таких машинах всегда будет подаяние, не все только дают, а она дала мне аж пять фунтов и попросила проводить к самому крайнему дому на этой улице. Кажется, в ногу ранена, перевязана была. Такая красивая и такая несчастная девочка. Я довёл её куда она сказала, а она отдала мне ключи от этой машины и сказала, что я могу оставить её себе. Я ничего плохого не сделал ей.

Алфи только покивал на рассказ ветерана, а затем отошёл к своей машине, достал из сумки полтысячи фунтов, которые для него самого были пылью и сунул в грязные, зато честные руки его нового вынужденного знакомого. Человек перед ним с недоумением посмотрел на деньги, а затем на еврея, пока тот снимал с себя пальто, шляпу и шарф. Соломонс принарядил бродягу в свои вещи, похлопал его по плечу и развернулся к своей машине, чтобы продолжить путь.