— Не расстраивайтесь! Я не позволю вам отказаться от мечты! Можете даже не волноваться, я подам прошение и буду болеть за вас на этом состязании! Вы выиграете, я верю в вас, слышите? Кысей всегда так говорил, когда у меня что-то не получалось, и это работало! Вы поверили в меня, а я поверю в вас…

Сегодня же подам прошение и сегодня же напишу письмо!..

Юля торопливо распрощалась со мной и почти бегом покинула дворик. Я безучастно смотрела на ее тающие на снегу следы, а потом шагнула в горячий источник, находя странное удовольствие в его обжигающих ударах. Господи, ну почему, почему? Мало мне этого чокнутого девственника-перестарка со своим нелепым целибатом и истовой верой, так он еще и девчонке ухитрился голову заморочить глупыми небылицами себе под стать. Она о замужестве должна думать, а не мечтать о дальних странствиях. Я опять просчиталась и опять из-за красавчика. Господи, ну чему он ее вообще учил? Куда смотрел ее отец? И что теперь делать мне? Как поставить под угрозу помолвку? Как выманить Густава? Все планы коту под хвост… Я промокла насквозь, прежде чем подоспевшие монахини вытащили меня из источника.

Я сидела в палатах настоятельницы и безучастно разглядывала пустую белую стену напротив себя.

Разглашение сведений о помолвке заставит зашевелиться недругов вояга, но этого не достаточно, чтобы он бросил дела и отправился в столицу. Почти неделя пути… Нет, он не рискнет оставить все без присмотра, особенно учитывая, сколько врагов успел нажить. А слухи об интрижке княжны и инквизитора до Густава попросту не дойдут, хоть кричи об этом на каждом углу. В лучшем случае они выйдут за пределы монастыря и достигнут ушей князя Тимофея, доставив немало неприятностей красавчику.

Правильно атаман советовал не связываться с дураками, потому что никогда не знаешь, что за глупость они выкинут. Дура сиятельная, в голове у которой одни корабли и морские приключения! Ничего, вояг быстро из нее выбьет всю дурь, когда она станет его женой. Только мне от этого не легче.

— … Лидия, вы меня слышите?

Я перевела пустой взгляд на настоятельницу.

— Сестра Клаудия сообщила, что вы вели себя странно, однако усердно работали на кухне и в приюте, что похвально. Я все обдумала и приняла решение. Я не склонна вам верить, однако дам шанс доказать, что вы говорите правду. Если вы найдете реликвию, то я разрешу вам принять постриг… или же покинуть монастырь, по вашему желанию, что захотите.

Настоятельница следила за каждым моим движением, сложив руки на груди.

— Ничего не хочу. Мне некуда возвращаться, — равнодушно ответила я. — Моя помолвка сорвалась, жених не хочет меня видеть после того, как инквизитор… Даже служанка от меня шарахается, считая безумицей.

Я думала, что найду здесь покой, но… Мне все равно, матушка, я доверяюсь вашей власти. Я хочу лишь одного — найти реликвию, чтобы… чтобы проклятые сны перестали мучить мой разум.

— Я не могу игнорировать события в Кльечи, там воистину было божественное прозрение, ибо о таком невозможно узнать из других источников. Колдовская природа видения исключена, ведь сведения пошли во благо и спасли жизни. Вы упомянули слезы святой, знать о которых мог только тот, кто держал гравюру в руках. Не знаю, откуда вы узнали об этом, и почему решили присвоить себе заслуги инквизитора Тиффано, оболгав его, только верить вам не собираюсь.

Я пожала плечами и промолчала. Настоятельница уже была на крючке, в отличие от княжны, вокруг которой крутились все мои мысли. Крутились в бешеном и безнадежном водовороте.

— Где вы были год назад во время похищения реликвии?

— Не помню… Мы с братом путешествовали, пока были деньги. Хотя нет… Точно, прошлое изморозье мы встречали в Вышне. У меня там племянница была послушницей в Стародевичьем монастыре, ее проведывали.

— Я прекрасно знаю тамошнюю настоятельницу Игнес. Как она поживает? В добром ли здравии?

— Матушка, к чему эти проверки? Настоятельницу монастыря в Вышне зовут Еванесса. Я прекрасно это помню, как и жуткий запах от скотобойни поблизости монастыря. Если вы подозреваете, что я… — я неохотно поднялась на ноги.

— Сядьте, — пригвоздила меня обратно настоятельница. — Какая наглость! Да, вы ответили правильно, но это ничего не означает. Ладно, найдете реликвию, и можете просить меня о милости.

— Она близко… — прошептала я, тяжело сглотнув. — Она уже приходит наяву. Матушка, пожалуйста, прошу вас, помогите… Мне очень надо найти святую, я не могу больше слышать ее плач.

Настоятельница Селестина взяла мое лицо в свои ладони и вгляделась в глаза.

— У вас было новое видение?

— Да… Возле горячего источника… Его пары вдруг обагрились кровью святой Милагрос и сложились в странные рисунки, как будто бы…

— Какие рисунки? — она так крепко сжала мои щеки, что у меня заболели зубы. — Что там было? Отвечайте!

— Еще ее плач… похожий на завывание бури… Корабли… Ненавижу море!.. Чудовища… Они тянули ко мне щупальца и…

— Символы? Там были символы? — матушка встряхнула меня так, что в глазах потемнело.

— Да… — выдохнула я и эффектно рухнула в обморок.

Селестина нервно расхаживала по палатам, а я лежала на лавке, заботливо прикрытая покрывалом.

— Простите меня, матушка, — простонала я, приподнимаясь на локте и садясь.

— Не пойму. Или вы гениальная актриса, или же… Но нет, невозможно такое выдумать! Но и в ваши слова невозможно поверить! Реликвия испокон веков хранилась здесь, скрытая от чужих взоров, чтобы никто не смог… — настоятельница осеклась и уставилась на меня. — Что вам нужно? Чтобы быстрей найти ее?

Я едва не захлопала в ладоши — сказывалось дурное влияние княжны.

— Видения всегда связаны с местами или людьми… или предметами. Словно голос Единого набирает силу и звучит громче. Если бы я могла взглянуть на схрон, где реликвия была раньше, то…

— Нет, это невозможно, — жестко отрезала матушка.

— Понимаю, — смиренно вздохнула я, досадуя, что под конец игры не получится урвать такой жирный кусок.

— Тогда… В монастыре есть беженки из Асада? Среди насельниц или послушниц?

— Из Асада? Не понимаю. Почему? Объяснитесь.

— Среди прочих мне снится еще один сон. В нем я слышу плач святой и вижу город. Люди в нем голодают, теряя человеческих облик, матери поедают собственных детей, тьма безумия поглощает дневной свет, а святая протягивает мне горстку зерна на ладони. Я знаю, что это Асад. Знаю, что там был голод. Знаю, что Святой Престол отправил туда зерно. Но я не могу взять зерно, оно выскальзывает сквозь пальцы и превращается в кровавые слезы. Это так мучительно… собственная беспомощность. Я рассказала про сон инквизитору, а он… Он не захотел говорить об Асаде, сказал, что меня это не касается.

— Какая странность! — настоятельница хмурилась и кусала губы. — Как может быть связан голодный бунт в Асаде и похищение реликвии?

— Не знаю. Может, похититель был безумцем, который пережил тот голодный кошмар и винил святую за то, что зерно не успели доставить вовремя… или же вовсе не отправили… Мне нужны материалы по Асаду. Инквизитор сказал, что они засекречены и сданы в архив, но я чувствую, что там подсказка. А еще точно знаю, что реликвия где-то рядом. Но я же не могу обойти весь монастырь и поговорить с каждой в нем, на это целой жизни не хватит…

— Материалы из архива я вам достану. Ходить по территории можете свободно. Везде, кроме Казначейских и Материнских палат. Если еще что-то понадобится, говорите сестре Клаудии.

— Спасибо, матушка. Сегодня ночью я буду спать спокойно, даже если опять увижу плачущую святую.

Я встала и склонила перед Селестиной голову, скрывая довольную улыбку. Спать сегодня я не собиралась. Мне предстояла вылазка по монастырю в поисках подземного хода, а кроме того, я собиралась наведаться к княжне Федоре и свести с ней знакомство поближе. На всякий случай.

— Кстати, — голос матушки остановил меня уже в дверях, — к вам приехал брат. Очень хотел вас увидеть.