Орфуа я почти не видела, он редко появлялся в поварне, где вечно что-то варили, жарили или тушили.
Здесь всегда было жарко, что меня искренне радовало. Однако торчать, не разгибаясь, целый день на кухне в мои планы не входило. Весь штат поваров и обслуги меня дружно ненавидел, но побаивался, предпочитая судачить за спиной. У каждого из них были мелкие грешки, чем я беззастенчиво пользовалась, сваливая свои обязанности на других и появляясь на кухне изредка, только чтобы попасть на глаза Орфуа.
Для инквизитора у меня тоже был припасен подарочек. Перстенек княжны. Правда, без ее пальчика, но думаю, что Кысей был не в обиде. Слежка меня больше забавляла, чем раздражала. Дворец я успела хорошо изучить еще год назад, когда атаман только планировал похищение реликвии, поэтому проскользнуть лабиринтами дворцовых переходов и отправить посылку не составило труда.
Меня больше занимало, где Орфуа прячет жену. Ее могила оказалась пустой, в чем я, собственно, и не сомневалась. Сам повар все время был во дворце, лишь изредка отлучаясь в ресторацию по делам. Я тенью бродила по дворцу, собирая обрывки слухов и домыслов, и думала, думала, думала… На ком можно испытать отвар? Как выманить Орфуа? Как лишний раз не попасть на глаза инквизитору? О брате я запрещала себе думать. Голова пухла от боли, однако на кухню я все же зашла, но, едва переступив порог, тут же об этом пожалела. Там раненной медведицей выла та самая повариха, вырывая на себе волосы.
— Ой, горе лютое! Ой, что же теперь будет! Ой, не могу!
От ее воплей казалось, что мне в висок воткнули нож и медленно его проворачивают. Я скрипнула зубами и прикрикнула:
— Заткнись! Чего орешь?
— Ой, мамочки мои! Сына теперь в солдаты заберут! Ой, люди, что же это делается!
Ее безуспешно пытались утешить, но она заливалась слезами и продолжала голосить. Голова звенела и грозила расколоться, как спелая тыква. Старый повар с вислыми усами огорченно пробормотал:
— Деньги Снежка собирала, чтобы от воеводы сельского откупиться, да вот покрали их… Утром только кинулась. Заберут теперь ее Збышека в солдаты… Эх! Кто ж на такую подлость решился… Убил бы…
Толстуха взяла такую высокую ноту, что в висках что-то лопнуло, и я позавидовала мощи ее легких.
Подняв повариху за шкирку с колен, я злобно уставилась на нее:
— Прекрати выть! — но слова были бесполезны, у нее начиналась истерика.
Я сорвала с шеи ненавистную цепочку и сунула ей в руки.
— На, держи! Продашь и хватит, чтобы откупиться. Да замолчи уже, дура! — мне казалось, еще немного, и я не выдержу и упаду рядом с ней в приближающемся приступе. Скоро будет буря, Антон, скоро будет совсем плохо, скоро, скоро…
Она захлопнула рот и уставилась изумленно на украшение.
— Мамочки-боженьки… Это же святой оберег… Дорогой… Как можно… Я не…
Я сплюнула на пол, развернулась и ушла в блаженную тишину, радуясь, что избавилась от невесомой тяжести подарка.
Вора я вычислила легко. Сидя в людской за завтраком, я заявила, что видела, кто украл сбережения поварихи. Миловидный парнишка, ученик кондитера, поперхнулся, а глаза виновато забегали. Но никто на него не смотрел, все внимание было приковано ко мне. Я торжественно объявила, что даю воришке возможность сознаться самому, и встала из-за стола. За ужином будет нескучно.
— Повара жалуются, ваша светлость, — Орфуа монотонно взбивал сливки на десерт князю и не смотрел в мою сторону. — На вас жалуются.
— Вот как? — я подошла к нему ближе. — Может, мне тоже… пожаловаться?
— На кого?
— На тебя. Шепнуть инквизитору, что могила твоей жены пуста?
Его рука дрогнула, а ленивые движения венчика сбились.
— Инквизитору Тиффано? — он не поднял на меня глаз и продолжил взбивать ароматную массу. — Я был приятно удивлен, что он оказался ценителем гаяшимской кухни. Бэмшин пришелся ему по вкусу…
Я похолодела на мгновение, но потом встряхнула головой. Нет, Кысей бы в жизни не стал пробовать змеиное варенье. Я перегнулась через стол, схватила Орфуа за воротник и подтянула к себе, заставив взглянуть мне в глаза.
— Да хоть все дворцовые запасы ему скорми. Мне нужен вояг Густав. И если ты посмеешь мне мешать, то быстро вспомнишь, почему мой род зовется проклятым. Мне, в отличие от тебя с твоей полоумной женушкой, терять нечего, сам знаешь.
Орфуа отодвинул перевернувшуюся миску и спокойно заметил:
— Ваша светлость, вы запачкались…
Я раздраженно провела рукой по собранным в хвост волосам, отирая их кончики от жирных сливок.
— Назначишь меня главной в конфетную. Хочу приготовить свой десерт воягу на свадьбу.
— А она состоится?
— А ты уж постарайся, постарайся. За невесту выкуп от тебя требуют.
Орфуа покачал головой и зачерпнул пальцем остатки сливок на столе.
— Ммм… хорошие и нежные получились. Жаль, что придется новые сбивать… Попробовать не хотите? — он кивнул на миску.
— Нет. Предпочитаю лакомиться… мясом. Змеиным.
Уже у выхода меня догнали его слова.
— Великий князь обмолвился, что вояг Густав прибудет через неделю. Уверен, что ваша светлость придумает, как его угостить…
Подлитое парнишке зелье профессора Камилли прекрасно развязало язык. За ужином я обвинила крысеныша в краже, и он со слезами и соплями сознался и даже показал тайник, в котором прятал украденное. Его хотели побить, но жалостливая Снежка заступилась, обрыдавшись на душещипательную историю. Парень украл деньги, чтобы завоевать юную служанку, к которой подкатывал старый, но богатый крет, а она… Мне стало скучно, безбожно ныл затылок, и я пошла к себе. Завтра воришка все забудет, если верить записям профессора. Надо убедиться, а тогда можно и приступать.
Заслышав в коридоре гневный голос инквизитора, допытывающегося, где послушница Лидия, я юркнула в первую попавшуюся комнату и заперлась. Мне было страшно встречаться с ним. Я уткнулась лбом в дверь и стояла, прислушиваясь, пока его голос не стих в отдалении. Надо что-то придумать, не могу же я вечно от него бегать. А руки мне и вправду нельзя распускать… пока нельзя. Зато потом я свое возьму. И не один раз. Отымею по самое не хочу, вволю над ним поглумлюсь… А сейчас терпение и еще раз терпение.
Поздно вечером ко мне в дверь поскреблась повариха Снежка.
— Что надо?
— Девонька, ты это… спасибо тебе. Вот, держи свой оберег, нельзя же тебе без него… Хорошо, что не побежала его закладывать, а денюжки мои нашлись, спасибо тебе, все до копеечки…
Я раздраженно взяла протянутую цепочку и сунула в карман. Чтоб ты скисла… вместе с инквизитором.
— Все?
Удивительным образом исхитрившись, эта толстуха просочилась мимо меня в комнату и запричитала:
— Господи, да как же ты тут живешь! Здесь же дышать нечем…
— Пошла вон!
— Что ж ты такая колючая. Я же вижу, как тебе плохо, а ты никого к себе не подпускаешь.
— Убирайся, — процедила я, хватая ее за шкирку.
— Рычишь и злишься, а глаза такие несчастные… Как у нашей Котьки, когда та издыхала. Так суку дворовую звали, у нас в деревне жила. Небрехливая и верная была, славная…
— Ну спасибо, с облезшей шавкой меня еще никто не сравнивал! — я вытолкала дуру взашей и захлопнула за ней засов, но она все никак не могла угомониться и продолжала ныть за дверью.
— Девонька, Лидонька, ну что ж ты… Меня инквизитор…
— Что? — я рывком распахнула дверь.
— … просил за тобой присмотреть. Сказал, что ты…
Я зашипела от злости, едва сдерживаясь, чтобы не расцарапать ей лицо.
— … спишь плохо. Настенька от тебя сбежала, так я сюда переберусь, — бочком, бочком она опять протиснулась внутрь. — И ты не обижайся… Я ж не со зла про суку вспомнила, Котька Збышека моего спасла. Он тогда мальцом логово змеиное раскопал, гадюку вытащил, а та… Котька ее за хвост, и зубами давай рвать, только гадина та исхитрилась и за морду ее цапнула… Бедняга рычала и скулила от боли, вот как ты, а никого к себе не подпустила, так и околела под телегой. Но то тварь божья бессловесная, а ты ж…
