— Вот как вы живете здесь! — присаживаясь вполоборота к столу, положив локоть на высокую спинку стула, с интересом оглядывая комнату, сказала принцесса Вероника. Чиркнув спичкой, что в обилии лежали на листах бумаги, засветила керосиновую лампу на столе.

— Да — печально и устало ответила Мариса, спешно поправляя неаккуратно застеленную Вертурой постель. В комнате было сумрачно, холодно, одиноко и сыро. Пахло табаком и мокрыми поленьями. Мариса села на кровать, но тут же спохватилась.

— Вина моя леди? Вы будете пить?

— Да, немного — ответила герцогиня, устало улыбнулась и прибавила тихо, как будто ей было совсем непривычно произносить это слово — спасибо.

Мариса встала, взяла бутылку и налила в единственный фужер.

— А ты? — спросила принцесса.

— У нас только один фужер — развела руками та в ответ.

Принцесса улыбнулась, сделала маленький глоток и отдала кубок Марисе.

Так, некоторое время они сидели молча, курили. Мариса свою трубку с длинным чубуком, Вероника Булле свою, с зеленым огоньком и ароматным химическим дымом. За окнами проезжали редкие ночные кареты. В перерывах между ритмичным и звонким цокотом копыт было слышно, как переговариваются мужчины внизу у дверей. Негромко и важно обсуждают то, что сэр Ринья настаивает на необходимости дополнительных мероприятий по подготовке офицерского и строевого состава и предоставил на согласование расширенную программу маневров и военных учений, но скорее всего это только повод, чтобы в лишний раз получить из казны денег и напомнить о себе. Что в Гирте и ее окрестностях очень много людей, в том числе и среди крупных землевладельцев, кто должен мэтру Загатте, брату главы Королевского банка Гирты, и они непременно поддержат магистрат, если они с мэтром Роффе и сэром Ринья заявят о своем желании получить больше прав и автономии от герцогской администрации и прямых приказов сэра Прицци, без которого все эти демократии, свободы и суверенитеты, не отольются ничем иным, как новой смутой или хуже того, распадом герцогства. Обсуждали кто за кого, кто против, кто заслуживает доверия, кто нет, диспозицию и расклады сил.

— Слышишь, какие у нас мужчины? — глядя на печальный вид Марисы, ласково коснулась ее плеча, кивнула в сторону окна принцесса Вероника — они защитят нас любой ценой. Они смогут, смиренно сидеть и смотреть не будут, они не такие. И Марк у тебя такой же, как наши рыцари. С ним ничего и никого не бойся. Все, мне пора. Если хочешь, поехали ко мне во дворец. Я скажу, чтобы оповестили Марка, как только он вернется. Послезавтра охота. Вы тоже едете.

— Я дождусь его здесь — с благодарностью, печально, но твердо, кивнула в ответ Мариса — спасибо вам за доверие, моя леди. Вы незаслуженно добры ко мне.

Она встала, хотела проводить свою гостью вниз, но принцесса сделала повелительный жест остаться. Мариса поклонилась, попрощалась с герцогиней и закрыла за ней дверь, но не стала закладывать засов, заперла замок на ключ изнутри.

Через минуту внизу снова послышались голоса. Загремели удаляющиеся копыта коней. Принцесса и ее спутники дали в галоп по проспекту, возвращаясь обратно в дом депутатов к остальным.

Мариса сняла сапоги, легла на постель, поджала колени, укрылась пледом. Ей было одиноко и грустно в темноте. Она сама не заметила, как из ее глаз полились слезы, щеки и одеяло стали мокрыми. Она безгулно плакала, сама не понимая, что за боль без всяких повода и причин мучительно разрывает ее сердце.

Она не стала гасить лампу. Ей мнилось, что вот-вот Он тихо войдет в комнату, по привычке положит на стол ножны, подойдет к ней, ласково повернет на спину за плечо, сядет рядом и, склонившись к ее лицу, проникновенно заглянув в глаза, поцелует в губы. А она протянет руки, зажмурится, обнимет его, прижмет к себе и никогда больше не отпустит его ни в какой Лес.

— О, какие стильные! — несмотря на ранний рассветный час, у ворот полицейской комендатуры уже стояли, курили, развязно заломив руки в разрезы штанов, хвостист Прулле и бездельник Коц, вели какой-то бессмысленный с недосыпу, утренний разговор с дежурным полицейским. Бестолково смотрели на шествующую по проспекту Рыцарей процессию, благо и в правду, было на что поглядеть.

Длинная пешая колонна снаряженных как на какой-то чудной парад или фестиваль бойцов шагала под вертикальным знаменем с изображением сосновой ветви и закатного солнца — штандартом Фолькарта, мимо забора полицейской комендатуры, в сторону моста через Керну.

Грозные и бородатые длинноволосые бойцы в кожаных рубахах и кольчугах, в меховых шапках и с круглыми щитами с шишками-умбонами, с топорами, копьями и луками, шагали по два три человека в ряд, и были настолько непохожи на безразличных ко всему тощих, облаченных в форменные плащи и современные бригандины, солдат Гирты, что своим архаичным и пафосным видом вызывали веселые улыбки у ранних прохожих и входящих на плащ, спешащих на службу к утренней смене полицейских.

Дружину возглавляли трое верховых. Рейн Тинкала в серой кольчуге, меховой шапке с хвостом, просторном полукруглом плаще с роскошной меховой оторочкой и камнем-лалом на золотой заколке, ехал чуть впереди всех, обозначая командира дружины. Его сопровождали бард в таком же наряде, только теперь с волынкой, вместо арфы, на которой он наигрывал однообразную воинственную мелодию и могучий рыжебородый знаменосец в остроконечном шлеме. Рядом со стременем шагали барабанщик, отбивающий ритм в расписанный рыжими и черными магическими символами барабан, больше похожий на шаманский бубен чем на военный музыкальный инструмент и чернобородый, дикого вида, иерей в сандалиях и черном шерстяном балахоне, при топоре на поясе и с раскачивающимся на широкой, богатырской груди массивным железным кресте. Следом, не поспевая в шаг за старшими, семенил маленький тощий черноризый, послушник с ликом Спаса Нерукотворного и ларцом-дарохранительницей.

Оглашая утренний, еще не проснувшийся, город гулом барабана и пронзительными завываниями волынки, дружина не в ногу маршировала по проспекту, ничуть не смущаясь ни внимательных взглядов, ни насмешек. Вертура, Фанкиль и лейтенант Турко, придерживая усталых, клонящих понурые головы к лужам на мостовой, лошадей, стояли, ждали на перекрестке, пропуская их. Тупыми с недосыпа взглядами смотрели на этих воинственных и свирепых, как с картинки из книжки про бородатых морских разбойников, мужчин. Бессмысленно моргали, словно пытаясь понять, на самом ли деле они видят перед собой этих необычных людей, или это призраки давно канувших в глубине темных веков сражений и смут пробудились ото сна и теперь, как в стародавние времена, боевым маршем следуют по зову герцогской трубы, шагают на общий сбор по улицам и проспектам Гирты.

Но все это было на самом деле. И бородатые разбойники и меховые шапки, как у лейтенанта Турко и иерей с железным крестом и пронзительная гнусавая волынка.

Капитан Галько, тоже в доспехе, но не в архаичной кольчуге, а в современной легкой кирасе с набедренниками и оплечьями, надетой поверх аккуратной лиловой мантии, ехал впереди всех, держась на некотором расстоянии от графа Рейна Тинкалы. При рыцарских регалиях: ленте, подвеске и форменной шапочке, с шеей, манерно укрытой под самый подбородок широким и длинным лиловым рыцарским шарфом, при мече с блестящим фрезерованным винтом эфесом, и треугольном щите с гербом Булле притороченном к седлу, он сопровождал дружину, сигнализировал фиолетовым флажком экипажам и полицейским, чтоб не задерживали движение.

— Серьезные мужики — кивали от ворот с усмешками им вслед — эти точно навоюют!

— Камни перегрызут!

— Воротничками передушат! Хой, Вертура! Вы уже не в моде, вон ваши конкуренты, скорее нападайте со спины!

— А ну их всех — устало, с вялым раздражением бросил в ответ детектив, и они с коллегами въехали во двор.

В зале было холодно, печь не горела. Дверь в длинный коридор стояла нараспашку, сквозняк врывался в помещение через раскрытые настежь окна, приносил сырость и запах сопревших листьев. Вертура, Фанкиль и лейтенант Турко сидели на диване рядком, поджав плечи, кутались в плащи, с ненавистью смотрели на фужеры с обжигающим кофе, ждали пока остынет. Доктор Сакс зевал во весь рот, тер глаза, но был весьма доволен проведенным временем.