Что до предмета самого романа, остается отчего-то впечатление, что главные герои, капризная, взбалмошная Варвара Волкова и демонический, холодный, неотразимый для женских сердец Свечин, меньше удались, вышли менее живыми и яркими, чем бравые коренные военные, генерал Опочинин и полковник Пряхин, или даже близившийся к декабристам, но вовремя от них отошедший племянник Опочинина, Тимоша; чем полюбившая всей душой Россию французская певица Луиза Бигар; или даже чем вращающиеся вокруг Волковой ее тетушка Аполлинария Тихоновна, ее дочь Лиза, ее горничная Дуня и на все готовый для своей барыни Игнат.

В целом, новый роман, несомненно, есть большая удача для писателя и далеко превосходит его первый роман о декабристах, «Бедный Абросимов».

Это, конечно, не роман, хотя он и назван «роман-странствие», а скорее уж – серия очерков, посвященных посещению автором орнитологической станции в «бывшей Восточной Пруссии» и обезьяньего питомника в Сухуме. Они могли бы быть куда интереснее, если бы не стилистические выверты, коими автор украшает свое повествование.

Например, когда он о себе говорит в третьем лице, словно бы впадая в шизофрению.

Да и вообще, философские беседы и размышления, занимающие львиную часть повествования, навевают тоску. Изредка мелькают интересные мысли, а в целом эти многословные рассуждения о Боге, о творении, о природе, – невыносимо многословны и часто пусты.

Особенно неприятно, что беседы сии неизменно начинаются с выпивки, перемежаются выпивками и кончаются выпивками. Причем в этом нет ни веселья, ни удали, ни бесшабашности, а все как-то серо и скучно… Эти вот характерные черты подсоветской интеллигенции не радуют никак; и мы предпочли бы о них поменьше знать.

Постепенно рассказ о событиях и переживаниях перерождается просто в пьяный бред, – который уж и совсем не интересен и оставляет прегадкое впечатление.

Жаль, право. Из этого же материала писатель мог бы сделать нечто гораздо лучшее. И впечатление такое, что его беда отнюдь не в недостатке таланта, а в неправильном понимании поставленных им себе задач.

«Числа не было; месяца тоже не было» – говаривал Поприщин150. Берем в руки книгу: на ней года нет, города тоже нет (засекречены?). Не иначе как проделки вездесущего НТС! Но для кого и зачем книга издана?

«Возвращение» братьев Стругацких построено на уже не новой завязке: неудачливые космонавты вернулись не в свою эпоху, а на сто лет вперед. И что ж? Беда! Советская власть как была, так и осталась. Ну и – от ней все качества. Узнаем, что детей на улице не увидишь: они у родителей отобраны и заперты в интернаты. Что дома есть не полагается: только в кафе (сие, видимо, эвфемизм для столовки: они, выясняется, всегда переполнены; место получить трудно; о качестве же пищи подробно не рассказывается). Один из пришельцев попробовал поужинать дома (на него покосились), и раскаялся; кухни нет, и машина, которую ему доставили, выпускает один пар и выбрасывает несъедобное месиво (еще бы! у большевиков, дело известное, по части ширпотреба – швах). Зато – повсюду гигантские статуи Ленина (о Сталине авторы молчат). Все механизировано: даже коров пасут киберы.

Таковы условия жизни. А люди? То ли это вновь народившиеся Павки Корчагины, энтузиасты первой пятилетки (но их, на деле, кое-кого кулаки из обрезов постреляли, а большинство сама Софья Власьевна вывела в расход в подвалах как социально опасных), то ли (скорее!) ребята осторожные, умудренные опытом и учитывающие, что и стены имеют уши. Разговоры их – или производственные: «Теперь мне совершенно ясно, что бензольные процессы здесь не годятся». Или героические: «Мы хотим работы! Большой, ответственной работы, чтобы вся Земля работала! Чтобы было весело и трудно!» Сии благонамеренные речи даже и сам Большой Брат может слушать…

Нашего брата, оказывается, вывели-таки под корень… «Сейчас больше нет некоммунистов. Все десять миллиардов – коммунисты».

В общем – в такое будущее никак не хочется! Перефразируя Гоголя, скажем: «Скучно будет жить на этом свете, господа!»

И, поскольку у эмиграции помимо того много забот и печалей, – зачем ее пугать подобными картинами? Если же они предназначены для подсоветских жителей, – то, верно, откликнутся: «Мало, что мы страдаем, – нацелились гады и на наших внуков и правнуков тоже!» И, сдается, прибавят слово-другое покрепче…

Остается нам воскликнуть, вслед за Надсоном:

Сей фантастический роман, очень слабый и гораздо ниже обычной продукции данных авторов, но очевидно им лично чем-то дорогой, уже давным-давно циркулировал в эмиграции под заглавием «Гадкие лебеди»; правда, теперь мы имеем дело с несколько расширенным (но отнюдь не улучшенным…) вариантом, изданным в СССР.

Действие происходит в воображаемом и неправдоподобном городе, умышленно лишенном определений в национальном или географическом отношении; то же самое касается и времени событий.

Все построено на грубых и неприятных аллюзиях (но, сколько вреда наделал этот прием аллюзий подсоветской литературе недавней еще поры!). Прокаженные, – за которыми оказывается будущее, которые морально и духовно суть элита человечества, за которыми безоговорочно идет юное поколение, – это евреи. Их противники, грубые солдафоны, продажные политики, и вообще все как один и во всех отношениях мразь, – это русские националисты. Вопреки здравому смыслу, при драках и любых физических столкновениях, победа всегда остается за первыми, а вторые бывают побиты и унижены.

Можно иметь разные взгляды, но столь примитивно их пропагандировать, – стоит ли игра свеч? Кого почтенные авторы думают в чем-либо убедить? Сдается, если подвергнуть их творение анализу на машине, с точностью указывающей высоту литературного достоинства (тоже появляющейся на сцену в разбираемой книге), – результат получился бы близкий к нолю.

По сравнению с прежними изданиями, текст увеличен главами, где изображается, как современный подсоветский писатель данный роман сочиняет. Прием тоже далеко не новый, и не слишком удачный.

Несколько интереснее остального (но опять же, не столь уж высокого качества) рассыпанные здесь, там и сям, намеки на живых и мертвых подсоветских литераторов (сполна доступные, надо полагать, лишь посвященным).

Выпишем один пассаж, явно относящийся к Ирине Одоевцевой (променявшей, на старости лет, свободу и бедность на Западе, на рабство и Бог весть лучший ли материальный быт в СССР); речь идет об использовании все той же машины «Изпитал» («Измеритель писательского таланта»).

«Сама Ираида с одра поднялась и черновики свои туда потащила. Она-то думала, что машина ее подтвердит и восславит, а машина ей – бац! – ноль целых хрен десятых. Так она их всех там зонтиком, зонтиком, что ты!»

Отметим курьезную деталь. Герой современной части романа Феликс Сорокин, вспоминая о своей погибшей в годы войны библиотеке, называет: «Машину времени» и сборник рассказов Уэллса из приложения ко «Всемирному Следопыту» с иллюстрациями Фитингофа151». Тут память ему изменяет: сочинения Герберта Уэллса в серии приложений ко «Следопыту» были без картинок. Отлично помню эти продолговатые книжки в синей обложке. А те, которые на самом деле имеет в виду Ф. Сорокин, – те были другого издания (не могу уж теперь сказать какого именно), меньше форматом, скорее квадратной формы; они бойко продавались в 20-е годы во всех вокзальных киосках. И они, – да, действительно, были иллюстрированные, и весьма возможно, что Фитингофом.