Сон ее был прерывистым и тревожным. Ей постоянно чудилось, что она снова в приюте — и Лиза просыпалась в холодном поту. Включала лампочку, щурилась, разглядывая красивую, как за витриной дорогого магазина, спальню и долго лежала с открытыми глазами, прежде чем сон не побеждал ее снова и снова.

И вдруг, в один прекрасный момент, она проснулась не от кошмара, а от звуков прекрасной, чудесной музыки. По крайней мере, она сразу ощутила в звуках, диковинно сплетающихся в мелодию, силу и страсть.

Эта была не современная музыка, а тоже исполняемая на пианино, а не на синтезаторе.

Лиза сразу вскочила, включив свет, накинула халат, надела тапочки и вышла в коридор, влекомая на эти чудесные звуки, как дикий зверь на манок или бабочка на яркий свет лампы.

Она оказалась в конце коридора, где обнаружилась изящная винтовая лестница, покрытая ковровой дорожкой с золотистыми ковродержателями.

Девочка начала подниматься, придерживая на груди халат.

Музыка усилилась — и довела ее до полуоткрытой двери одной из комнат. Приглушенный свет падал из-за двери, разливаясь светлой тенью.

Взволнованная, очарованная, почти не осознавая себя, девочка застыла. Полностью потерявшись в прекрасных звуках, Лиза толкнула дверь и вошла в комнату.

И застыла, околдованная еще больше.

Голубоватый свет нескольких лам, вмонтированных в стены, освещал молодого, очень красивого парня, играющего на пианино.

Прозрачный лунный свет также проникал в комнату, запутываясь в концах раздвинутых прозрачных газовых штор синего цвета. Сочетание этих полутонов придало красоте незнакомца нечто нечеловеческое, искусственное, словно он выступал на сцене.

Лиза глазела, застыв на месте, уставившись на него, как на какое-нибудь внезапно появившееся греческое божество, например, Аполлона.

Парень был высоким, с широкими плечами и тонкой талией, но слегка узковатым в кости. Впрочем, изящество ему шло. Особенно красивыми показались ей его длинные пальцы, рождающие музыку.

Она продолжала наслаждаться чудесным зрелищем: чеканный тонкий профиль, чувственные, но не полные губы, большие карие глаза — правда, в полутьме она только разглядела, что они темные. Темные волосы красиво обрамляли его лицо, словно были искусно "разбросаны" умелым стилистом, чтобы подчеркнуть все достоинства лица и шеи.

Парень был в темной шелковистой пижаме, выгодно подчеркивающей его великолепную фигуру.

Лизе больше всего понравились его точные, отточенные движения — ни одного лишнего жеста.

Только через какое-то время он ощутил ее присутствие и резко убрал руки от клавиш, развернулся на вертящемся стуле и надменно уставился на нее.

— Кто ты? — вопрос прозвучал резко и повелительно.

— Я? — на мгновенье она действительно забыла, кто она такая. — Меня зовут Лиза. Я… приемная дочь.

— Понятно, — его губы искривились в презрительной гримасе. — Та самая побирушка из бывшего Союза. Нищая, убогая дурочка из детдома.

Он уселся поудобнее, скрестив руки на груди:

— Наверное, ты хочешь узнать, кто я такой?

С видом принца какой-нибудь великой державы, парень подбоченился:

— Меня зовут Джастин. Я настоящий, родной сын моих родителей, которым, наверное, кирпич упал на головы или их чем-то заразили в вашей убогой, дикой стране, если они решили привезти тебя к нам.

— Да, но я… я тоже умею играть, — попыталась защититься от его нападок ошеломленная девочка. От этого "ангела" она уж точно не ожидала грубых слов. От кого угодно, только не от него. Он показался ей таким красивым и совершенным. — Я могу сыграть для тебя, — умоляюще глядя на него, проговорила Лиза.

Джастин Армстронг скривился еще больше:

— Что? Дать тебе прикоснуться К МОЕМУ инструменту? Твоими грязными руками? Да ни за что на свете. Ты просто маленькая нищенка, которую подобрала моя мать, потому что выжила из ума. Ничего, я еще с ней поговорю, — угрожающе произнес он, сжимая кулаки. — Засорять наш дом таким ничтожеством, как ты… Это ж надо было такое придумать.

На некоторое, очень короткое время, повисла тишина.

— А теперь убирайся из моих комнат, — показав рукой на выход, с ожесточившимся лицом приказал Джастин. — Ты отвратительней целой своры бездомных псов и нищих.

Со сжавшимся сердцем, униженная, Лиза выскочила из комнаты, помчалась вниз по лестнице, чуть не свалившись с нее, забежала к себе, закрыв дверь.

Кинувшись обратно в постель, она долго плакала, не утирая слезы.

Боль резала по сердцу, словно острым ножом. Будто прошлое настойчиво возвращалось по ее душу и насильно напяливало на нее шкуру ничтожество, хотя она уже считала, что навсегда сбросила ее, став принцессой.

На следующее утро она долго умывалась холодной водой, чтобы не были заметны покрасневшие от слез глаза. Тщательно одевшись и причесавшись, она спустилась к завтраку в столовую, куда ее провела вызванная звонком Роза.

Она знала, что удивительно хороша в светло-розовом платьице с белыми лентами и завязанными в хвост густыми волосами.

Зеркало подтвердило ее догадки. С самого детства, заглядываясь на свое отражение, она забывала про все на свете. Лучшее лекарство от всех бед — созерцание собственного совершенства.

Внизу за столом уже сидели Стив с женой. Дженифер ласково улыбнулась ей. Но тут Лиза заметила, что недалеко от них сидит Джастин.

Ее сердце рухнуло куда вниз — и она сама чуть не упала с лестницы, оступившись. Теперь она могла разглядеть его еще лучше.

Юноша — на вид ему было не больше семнадцати, он выглядел намного моложе, чем в полутьме комнаты.

Безукоризненная светлая рубашка, слегка растрепанные волосы, идеальная белая кожа — все это приковало ее взгляд, как и его глаза.

Только сейчас, при ярком утреннем, хоть и приглушенном светлыми шторами освещении, она смогла разглядеть их цвет.

Они были большими, с длинными черными ресницами, глубокого каре-янтарного цвета, словно смесь гречишного меда и янтаря.

— Она что, будет есть с нами? — возмущенно воскликнул Джастин, швыряя на стол скомканную салфетку. — Дорогие мои родители, я вас, конечно, очень люблю, но этого не потерплю. С меня хватило твоей предыдущей игрушки, мама. Ты тоже таскала эту блошистую болонку по всему дому. Но, по крайней мере, не заставляла меня есть с ней за одним столом. Пусть жрет у себя. Иначе за этим столом никогда больше не будет меня.

Лиза стояла, оглушенная, словно ударенная по голове. Она ощущала, как ее щеки ярко горят от стыда — такого унижения она не испытывала уже давно.

Стив даже убрал свою газету и строго уставился на них:

— Джастин, прекрати. Хочешь ты этого или нет, Лиза — наша приемная дочь.

— Почему-то меня вы забыли спросить, хочу ли я, чтобы у меня появилась подобранная под забором сестричка, — ядовито прошипел парень, наклоняясь к отцу. — Или вы хотели сделать мне такой замечательный сюрприз, чтобы я стал посмешищем на всю Великобританию? Я — известный музыкант, а теперь во всех газетах напишут, чтобы вы выжили из ума и взяли из приюта, да еще из страны третьего мира, эту кошмарную девку. Конечно, толерантность — это сейчас модно, но у нас не Америка.

Он распалялся все больше и больше, жестикулируя, словно подчеркивая каждое слово.

Дженифер жалко пыталась открыть рот, но Джастин перебил ее, заговорив громче, чуть ли не срываясь на крик:

— Чего вы вечно по этим жалким странам таскаетесь? Если захотелось экзотики, могли бы отправиться в Индию или в Таиланд. Там хотя бы красиво… местами.

— Да но мы… Мы хотели сделать тебе приятное… Мы ведь тоже увлекаемся классической музыкой, — пролепетала женщина, сжимая руки.

— Да уж, вы меня действительно обрадовали, — Джастин кинул испепеляющий взгляд на замершую возле обеденного стола Лизу. — Устройте ей стол где-нибудь на кухне. При виде нее у меня пропал аппетит, — он привстал, делая вид, что уходит.

— Подожди, — отец коснулся локтя сына. — Мы что-нибудь придумаем. Я тоже думаю, что Джен поступила опрометчиво, поддалась капризу, — теперь уже испепеляющий взгляд достался Лизе от приемного отца. — Но ничего уже теперь не поделаешь. Как раз будет еще больший скандал, если мы тут же выбросим на улицу недавно удочеренную девочку. Мы сознаем свою ошибку, но постараемся устроить Лизу так, чтобы она тебе не попадалась на глаза и не слишком мешала. К тому же, сейчас модно удочерять детей из стран, терпящих бедствие.