Анет отвечать не спешила, упорно в землю смотрела, мяла и без того истерзанную папку. В кустах за лавкой робко тренькнула пичуга, пробуя голос. Вдалеке кто-то настойчиво требовал «дать мяч». От ворот больницы к приемному покою с ревом проскакал сэповский ящер.

— А если я тебе докажу? — глухо спросила Сатор.

— Докажешь что? — устало отозвался дядюшка.

— Что у меня есть характер и… И все остальное?

— И как же ты собираешься это сделать? — хмыкнул профессор.

— Мое дело! — решительно тряхнула головой Анет. — Просто поклянись, что если все получится, то ты поможешь выбить место ординатора.

Теперь уже Лангер молчал, глядел скептически, совсем недвусмысленно демонстрируя свою веру в таланты племянницы. Но Сатор не сплоховала, взгляда не отвела, смотрела прямо. И дождалась-таки: профессор очень неохотно, но кивнул.

Больше всего Ани боялась опоздать. И ведь опоздала-таки, да еще совершенно по-свински, минут на пятнадцать, не меньше. Конечно, ее вины в этом, вроде как, и не было. Ведь не всякий же с первого раза дорогу способен запомнить! Конечно, не каждый и заблудится в двух зданиях, с торца подпертых ящериными стойлами, рядом с которыми резко и совсем не по-медицински пахло навозом.

Но кто ж знал, что в двухэтажных, изрядно обшарпанных домишках центральной станции Экстренной и Неотложной Помощи окажется столько переходов, коридоров и тупиков?

Вроде бы сначала Анет по нужной лестнице поднялась — чугунные литые перила, смотревшиеся, как жемчуга на нищенке, она запомнила, еще когда документы оформляла. Но вместо раздевалки, как ожидалось, Сатор оказалась почему-то перед закрытыми дверьми, за которыми жестяно, очень по-столовскому грохотало. Спустившись все по той же роскошной лестнице, девушка очутилась не у входных дверей, а в подвале, в казематах почти. Потом была каморка и тетка, злобно посоветовавшая «не шляться тут!». Дальше откуда ни возьмись вынырнула крохотная, совершенно обжитая кухонька с пыхтящим на примусе чайником и толпой грязных чашек на столе. И какой-то закуток, где на продранной смотровой кушетке спал самый натуральный бродяга.

Вот как раз после бродяги Анет и выскочила к распахнутым настежь дверям.

— И вот, значит, читаем: «… по словам умершего, боли обострились тринадцатого числа», — гудел из-за стены солидный, плотный мужской голос. — Доктор Винсер, ваше творчество, признавайтесь! Так? Нет?

— Ну а я что сделаю? — заканючил кто-то другой, не такой солидный. — Не я же придумал, с его слов записано, как и положено: тринадцатого, к вечеру заболело. Реанимация проведена по стандартам…

— Значит, труп так и сказал: тринадцатого, мол, числа поплохело? — иронично поинтересовался бас.

— Нет, ну он впоследствии труп. В смысле, помер мужик. А я, что ли, виноват?! Этот идиот больше суток с инфарктом на ногах ходил, а я виноват? Как что, так сразу доктор Винсер! Нет, понимаю…

— Ясно все с вами, доктор Винсер, — пробасили грозно.

— Да с ним давно все ясно, — подал голос уже третий.

— Коллеги, вы просто не осознаете значимость случившегося! К мелочам придираетесь, не видя глобальности полотна, — встрял еще один, ехидный, — Мужик с инфарктом, впоследствии оказавшийся трупом, ходил на ногах. А ведь мог на руках!

— Ша, доктора! — прикрикнул бас. — Други мои, сколько раз вам говорить: отправляясь заполнять карточки, не забываем прихватить голову! Я вот этот этюд в страховую отсылать должен? Так? Нет? Что они мне скажут, если у нас тут трупы на боли жалуются? А вы не ухмыляйтесь, не ухмыляйтесь, доктор. Сейчас и до вас доберемся! «Перелом запястья ноги» — ваше? Что не нравится? Друг мой, какую ветеринарную академию вы заканчивали? А-а, дошло, наконец! Мне плевать, что вы карты в шесть утра заполняли…

Анет, тихо млея то ли от ужаса, то ли от восторга, на цыпочках подкралась к дверям, осторожно заглянула внутрь.

Зальчик оказался совсем небольшим — всего-то пять рядов кресел, смахивающих на театральные. А людей в нем было и того меньше, даже половина сидений не занята, но от обилия ярко-алого глаза все равно заломило. На длинном столе, стоящем перед креслами, восседал мужчина, статями на игрока «Владык Замка[6]» смахивающий — простой желтый халат на его могучей груди едва не лопался. Но в сборную его все же вряд ли бы взяли, уж больно физиономия страшная. Такому не в СЭПе работать, а у большой шишки телохранителем служить. Любой злоумышленник еще на подходе от ужаса обделается.

— А вот и наше новое приобретение явилось, — по-прежнему глядя в зал, а в сторону Анет даже бритой башки не поворачивая, прогудел бугай. — Извольте, так сказать, любить и жаловать: доктор Сатор собственной опоздавшей персоной. Скажу по большому секрету, это не просто так дама, а племянница самого профессора Лангера! О как!

Громила веско поднял похожий на сардельку палец.

— Я не… — начала Анет, даже не успев придумать, что сказать хочет.

И чувствуя, что мучительно, до бровей, краснеет, как умудрялась, кажется, она одна: заливаясь ровным густо-малиновым цветом без полутонов и оттенков. Вот только как не покраснеть, когда на тебя уставилось тридцать, а то и больше человек?

— Это не тот ли Лангер, который на повышении квалификации курс читал? — спросил кто-то — за пестрятиной алого Сатор не разобрала кто. — А потом на комиссии мозг чайной ложкой выедал?

— Тот самый, — кивнул бугай. — Так что вы, дети мои, поосторожнее, слушайтесь тетю. Она вас научит и первую помощь оказывать, и транспортировать правильно, и родину любить. Понятно, такого ценного сотрудника я кому попало не отдам. Доктор Нелдер, друг мой, яви свой прекрасный лик. С этой минуты именую тебя куратором госпожи Сатор. Стерпи же этот удар и не принимай боле ни одного.

— Понимаете, я… — опять начала Анет и снова замолчала.

Потому что ничего умного в голову так и не пришло, да еще и мужчина, которого громила ее куратором назначил, встал, обернулся. И… и… Все.

Ну есть такие люди, которым Дева Ночь по своей непознаваемой милости через край щедрот отсыпает. Вот и этому, вставшему, в иллюзион-спектаклях врачей бы играть, а не в обшарпанном зальчике сидеть. Хотя пират из него еще лучше бы вышел: смугл и изящен, но отнюдь не хлипок, смоляные волосы гладко зачесаны назад, профиль благородно горбонос, а глаза — Анет даже от дверей рассмотрела — темные, как грех. И брови вразлет.

«Корсар» улыбнулся вполне дружелюбно, а Сатор осознала, что погибла окончательно и безвозвратно. Женщина, сидящая неподалеку от входа, понимающе хмыкнула и, одарив Анет презрительным взглядом, отвернулась.

— Врач Нелдер, одиннадцатая бригада, на выезд — неупокоенным духом прохрипело под потолком, — а-адиннадцатая, на выезд.

— Вот хаосово семя! — бугай хлопнул ручищей по могучему бедру, — даже познакомиться не дали.

— Познакомишься еще, — пообещал «пират», — Напугал ребенка, а мне в чувство приводи.

— Я не ребенок! — пискнула Анет.

То есть, хотела-то она это сказать решительно и веско, а вышел мышиный писк.

— Не спорю, — вблизи красавец выглядел еще сногсшибательнее, чем издалека. — Почему до сих пор не в форме, не ребенок? Где чемодан, монитор, а?

Вопросы доктора Сатор деморализовали окончательно.

— Как-кой чемодан? — подумав, сумела-таки выдавить Анет.

— Желтый! — рявкнул пират и хлопнул в ладоши, будто моль поймал. — А ну, брысь отсюда! Чтоб через пять минут у кареты как штык была, ясно?

Понятно, что ни Хаоса не ясно. Но — и это самое противное — побежала ведь, ноги понесли неведомо куда.

— Стоять! — Корсар перехватил унизительно, за шиворот. — Далеко собралась?

Она, может, и хотела бы ответить, да не сумела. Тут бы не разреветься у всех на глазах, и без того уже позора по самое горлышко набралась.

— Шагай за мной, не отставай, отвечай четко и по делу. Как зовут?

— Анет. Анет Сатор.

— Я Кайрен Нелдер. Для тебя Кайрен, при посторонних доктор Нелдер. Лет сколько?