— Келли, ты и сам не звонишь, и трубку не берёшь. Сказал бы: «Загулял со своими студентами», да на тебя не похоже. Скорее всего, устал за день и спишь уже. Ну ладно, раз так. Надеюсь, у тебя все в порядке. До завтра тогда.
«До завтра, — шептал Келли погасшему экрану. — До завтра, Берг…»
Назавтра Келли почувствовал себя больным. Рыхлой тяжестью наливалось тело, подрагивали руки, мысли путались, и веки стали вдруг слишком тяжёлыми, неподъёмными. Безжалостным пинком он поднял себя с постели. Ведь если не напомнить профессору о необходимых утренних процедурах, работы прибавится. Ему удалось избежать неприятного, без опоздания явиться к завтраку и не заснуть за столом. Сегодня он был Муром. Сегодня его галантный кавалер был полон раскаяния.
— Ты же знаешь, Мур, ты всегда был для меня единственным…
Сухонькие пальцы в тёмных пятнах поглаживали его руку, выцветшие глаза заглядывали в лицо чуть заискивающе.
— Все остальные были просто фантомами, порождениями неуёмного воображения, облачёнными в плоть стремлениями мятежной души!
Келли заключил, что в былые годы профессор был тот ещё ходок. Войти в роль сегодня не удавалось. Кавалер воспринял его молчание по-своему.
— Я знаю, что мы должны сделать! — воскликнул профессор, выскакивая из-за стола, роняя на пол что-то звонкое. — Мы должны запереться в библиотеке! Помнишь, как мы любили перебирать старые книги, альбомы, письма!
Предложение показалось если и не заманчивым, то безопасным, и Келли последовал за своим воздыхателем к одной из вечно запертых комнат. Там Кассел вновь удивил его странностями нездорового рассудка: профессор мог забыть, как расстегнуть молнию на брюках, но без труда вспомнил, что ключ от библиотеки хранится под статуэткой бронзовой балерины. Библиотека понравилась Келли, неожиданно и приятно напомнив дом лорда Окнарда. Он даже принёс с заднего двора несколько поленьев, и вскоре в жерле просторного камина запылал весёлый огонь. Профессор устроился в кресле, Келли — рядом на полу, протянув ноги к сухому и живому теплу. Кассел осторожно перелистывал страницы огромного альбома, иногда касаясь пальцами макушки Келли с той же инстинктивной, необдуманной лаской. Келли прикрыл глаза, наслаждаясь теплом и покоем. Вот так бы и сидел, слушая бессвязный и такой прелестный лепет, будто читая отрывок статьи на пожелтевшем газетном листе:
— …акции Южного Товарищества были тогда гарантией прибыли, всеми любимым детищем, темой светской беседы. Мне бы тогда уже понять: если и твой шофёр, и куафёр стремятся их приобрести, значит, настало время продавать…
Силы Света, почему не родился он в те времена, почему не родился тем же Муром, сбережённым в умирающей памяти?
— А-а-а, вот вы где спрятались…
Келли вздрогнул. Блаженная нега мгновенно сменилась предельной настороженностью, словно через него пропустили разряд тока.
— Доброе утро, господин Сейнор.
— Ах, «господин Сейнор», какие церемонии… — насмешливо протянул альфа, устраиваясь в кресле по ту сторону огня. — Почему бы тебе не называть меня просто Сей?
— Потому что вы мой работодатель. Фамильярность между нами неуместна.
Альфа казался в тот день особенно странным, необычно и болезненно оживлённым. Келли старался не смотреть на его пальцы, похожие на подвижных насекомых, не замечать нервного почёсывания, подёргивания конечностей, странной мимики непослушного лица. Старался не прислушиваться к унизительным, ядовитым словам.
— Я иногда забываю о том, отчего ты так вышколен, о том, кто научил тебя таким манерам. Ведь твои родители всего лишь мелкие лавочники, а ты ведёшь себя как наследный принц. Поневоле забудешь, через какое место тебе привита эта изысканность.
— Напрасно ты так, Найджел, ведь Анаисы всегда были высоким родом при дворе Наймерских императоров… — некстати вступил Кассел, но внимания на него не обратили.
— Наверное, настало время тебя просветить по ряду вопросов, — продолжал между тем Сейнор. — Моя оплошность, следовало сделать это раньше, чтобы избежать недоразумений.
Страшно хотелось вскочить и убежать, запереться в бастионе безликой спальни. Келли заставил себя остаться на месте, стал смотреть в огонь, увлекаясь пляской света и тепла. Но не было спасения от мерзкого голоса, от тошнотворного присутствия этого альфы, более нездорового, чем его немощный дед.
— Твой подопечный, вот эта пародия на альфу, состряпал завещание, когда понял, что шестеренки в его хвалёном мозгу пробуксовывают. Он назвал меня своим опекуном. Это обязывает меня заботиться о нем и о его имуществе. При этом я не имею права продать ни одну из этих жалких безделушек, не имею доступа к его фондам. Фактически, мне выплачивается жалование, так же, как и тебе. Я стал наёмным рабочим собственного деда! И всё это для того, чтобы унаследовать его имущество после его смерти! Точнее, восемьдесят процентов имущества, остальное завещано двум его кузенам и моему бесценному папочке. И тут кроется самое главное! Если удастся доказать, что я пренебрегаю своими обязанностями по отношению к нему самому или к этому злосчастному дому, то тогда всё — всё! — будет завещано Императорскому Колледжу Астрономии! А значит, в любой момент здесь могут оказаться крысы из колледжа или мои двоюродные дядьки, тоже крысы, или худшая из крыс — мой папаша, и сунуть нос в каждый котелок, в каждый угол на чердаке, а также в трусы драгоценному профессору, а не обделался ли он в последние пять минут?! Потому что если я не справился, то и дядьки, и папаша тоже останутся с носом!
Сейнор вскочил, прошагал от камина до двери, вернулся, встал прямо над Келли. Тот не глядя нашёл сухую руку профессора, мягко сжал её в ладони, будто в поиске защиты.
— Но императорские крысы просчитаются. Я — образец заботливого попечителя. Я держу этот гнусный вертеп в образцовом порядке. Я нанял этому выжившему из ума шуту лучшую сиделку с безукоризненными рекомендациями. И когда я закопаю его кости в склепе Касселов, знаешь, что я сделаю?
— Вы продадите этот дом, — отозвался Келли.
— О да, я продам эту груду камней, — обрадовался Сейнор. — Я продам все его вонючие акции, бонды, золото, картины, загородное поместье. Я продам всё. И уеду на Изумрудные Острова, на излучину реки Айят. И там я построю храм, дворец духа, дом свободы. Приют для каждого, кто видит мир по-своему, кто не связан рамками обыденности, кто привык раздвигать границы того, что покорное стадо считает реальностью. И тебе, Келли, я предлагаю стать одним из жрецов этого храма. От тебя не требуется ни веры, ни даже понимания. Лишь твоё тело. Разве ты не понимаешь, оно создано для того, чтобы стать объектом культа, объектом преклонения? Вместе мы придумаем особые ритуалы, прекрасные, возвышенные! Ты будешь живым богом…
— Нет! — рявкнул Келли. И ненавистный голос смолк. — Я не собираюсь быть вашим идолом! Ищите предмет поклонения в другом месте!
— Мур, — жалобно проговорил профессор, на сей раз очень кстати. — Почему ты кричишь? Неужели ты поверил этим гадким слухам?
— Пойдёмте, господин Кассел, — Келли вскочил на ноги и осторожно поднял из кресла профессора. — Помните, вы обещали мне показать фото Кейта?
Прикрываясь тщедушным телом старика, как щитом, Келли вышел из комнаты, вдруг ставшей ловушкой. И услышал сказанное в спину:
— А если я окажусь плохим попечителем, то твой драгоценный профессор отправится в психушку. Там ему самое место.
Келли обнял старика за плечи.
— Не слушайте его. Это ваш дом, и никто не сможет его отнять…
========== Глава 9 ==========
Тёмно-зелёный шарф, в меру пушистый и очень мягкий, не хотелось снимать даже дома. Особенно дома. Его можно было развернуть и накинуть на плечи, как шаль, или, наоборот, свить неплотным жгутом и дважды обернуть вокруг шеи. Шарф пах Элоизом и немного Бергом, и Келли заранее расстраивался: ведь рано или поздно придётся отдать его в чистку, и тогда запах исчезнет. Такой тёплый и родной шарф, а голос в телефоне ещё теплее, ещё роднее:
