— Нам с тобой?
— Конечно. Тебя уже сейчас зовут Пресветлым, ты уже магистр Света. Я, вероятно, стану Лордом Тьмы. Но даже если последнего не случится, определённая власть останется за мной.
— А если Данор начнёт обирать Рондану, как это делала Ондова?
— Тогда мы окажем влияние на наместника. Если мы будем вместе, мой свет, мы сможем держать его в узде.
Схватил тёмного за локоть, повернул к себе:
— «Если»?
— Если же этого не случится, то эту битву мне лучше не пережить, — ответил Ольгерд и тотчас же добавил: — Но, пожалуйста, не хватай меня, я только что причесался!
Конечно, и схватил, и облапал, и поцеловал, при этом вроде бы недовольных не нашлось. Выходили из шатра нарядные и весёлые, а там уж держали коней Оньша и Сигвалд, а генерал Илларейна присоединился, когда покидали лагерь. Горан гадал: каким окажется мальчишка-князь, будет ли он похожим на покойного деда? Или на мать, немногословную и суховатую, волевую княжну Ариану?
А от данорского лагеря им навстречу уже направлялись всадники. Впереди ехал невысокий старик с неестественно прямой спиной, по правую его руку — золотовласый молодец, по левую — пожилой человек среднего роста и неприметной наружности. От всех троих веяло силой, светлой силой. И Горан ещё не узнал их, но странным чутьем понял: что-то пошло не так…
Ольгерд остановился как вкопанный. Так натянул повод, что ко всему привычный конь присел на задние ноги. Замер на месте и Горан. Их спутники смешались, кто-то двинулся вперёд, кто-то вернулся. А данорцы продолжили путь, только вот данорцами они не были.
Подъехали ближе, так близко, что копьем достать можно. Невысокий старик важно склонил седую голову, проговорил спокойно и властно:
— Высокие лорды, от имени князя Аскера мы рады приветствовать вас и ваших спутников. Позвольте представиться тем, кто нас не знает: я — Стах из рода Карсов, бывший Архимагус, бывший наместник Ронданский, а ныне советник князя Аскера. А это мои друзья и помощники: маг Дамиан и мастер-маг по прозвищу Чужак.
Будто в дурном сне глядел Горан на крысиное лицо Архимагуса, на чуть снисходительную улыбку на ухоженной морде Дамиана, на ничем не примечательное бесцветное лицо того, кого когда-то принимал за старого слугу в замке бывшего друга… Кажется, Илларейна представился, удивленно поглядывая на молчавших Высоких, кажется, ему ответили вежливо и доброжелательно, как и положено союзникам в преддверии большой битвы.
Архимагус между тем продолжал:
— Прошу вас, господа, следовать за нами, князь ждёт вас с нетерпением…
Он начал поворачивать лошадь, но Ольгерд двинулся первым. Одним движением в прыжке развернул он своего жеребца и полетел обратно к лагерю, только комья земли брызнули из-под копыт. Горан бросился следом. До рёбер вогнал шпоры в конские бока, помчался карьером, как никогда ещё в жизни не скакал, но тёмного не догнал. Застал его уже в шатре среди перевёрнутых сундуков и обломков мебели. Видимо, тёмный что-то искал. Видимо, в спешке.
— Ольгерд… — только и успел сказать.
— Не подходи! — синие искры мелькнули на белых ладонях. Горан отпрянул. Существо, повернувшееся к нему лицом, не было его тёмным. Пожалуй, оно и человеком не было. Взлетали над плечами белые волосы, будто тронутые ветром, тёмно-багровыми углями горели глаза, а за плечами огромными чёрными крыльями колыхалась Тьма. И голос, что за голос был у него, когда бросил он Горану в лицо:
— Как я мог поверить тебе! Как мог не понять, что всё это подстроено с самого начала, с моего чудесного спасения! Меня просто отдали тебе, чтобы ты подлатал меня да заодно и приручил, как бродячего щенка, отбитого у волчьей стаи! И тёмный врачеватель так удачно попался под руку, и никто нас не остановил, и все облавы прошли мимо! Ну, не чудо ли?
— Ольгерд, послушай, ночка…
— Не смей! — Чёрная молния ударила в полог шатра совсем рядом. — Матушка Тьма, какой же я безумец! Ведь я даже не спросил тебя ни разу, что сталось с Дамианом и Чужаком, я так был уверен в их смерти! Я так верил тебе, жалкий, выживший из ума, влюблённый дурак!
— Ольгерд, да послушай же меня!
— Довольно! — видимо, тёмный нашёл то, что искал, подхватил небольшую суму, одним движением смел Горана с пути, будто полог шатра откинул. Уже взлетев в седло, крикнул:
— Будьте вы все прокляты! Будь проклята ваша страна! Волею Тьмы вы все поляжете в этой битве завтра. Ни один тёмный больше никогда не ступит на эту проклятую землю, это я тебе обещаю, предатель из рода палачей! Уж лучше бы и ты остался просто палачом, ты…
Горан с рёвом бросился следом, схватил коня за повод, бедное животное закричало человеческим голосом. И тотчас же удар немыслимой силы, удар, способный раздробить кости, опрокинул Горана навзничь. В наползающей тьме он подумал, что слишком привык не поднимать против Ольгерда щиты. И защиты от тёмного не было у него и нет.
========== Глава 29 ==========
Казалось бы, много ли надо умения, чтобы насадить три головы на колья? Оказывается, много. Пока загонял эти колья в землю, разодрал ладони до костей. А после того и головы оказались скользкими от крови, и он как будто всё оглаживал их седые и светлые волосы, впалые щёки, бледные лбы. Но как-то всё же справился. Три головы глядели прямо на его шатёр, пострадавший в ссоре с Ольгердом. Три головы служили предупреждением каждому ронданцу, тарнажцу и данорцу: возврата к прошлому нет. Рондана возродится чистой и свободной от предательства. Или погибнет.
Люди смотрели на него со стороны со страхом, с удивлением. Не испугался только Фродушка, схватился за его ладони, вытащил занозы, замотал полотном. Прочёл целую нотацию о том, что сильнейший маг и лучший воин их войска не сможет завтра ни заклятия наложить, ни за меч взяться. А Горан глядел на него и думал: «Неужели он и вправду подослан? Неужели все мы стали частью какого-то более крупного плана, призванного прогнать ондовичей и возвести на престол данорского принца?»
Спросить не у кого. Те, кто мог бы пролить свет на эти политические интриги, глядели на его шатёр с грубо оструганных кольев.
Он поехал в данорский лагерь, ещё не совсем оправившись от удара Молота Тьмы. В глазах двоилось, руки подрагивали, и во рту собиралась солёная и вязкая жижа. Но ждать он не мог, ни одного мгновения, ни одного удара сердца. Потому что, пока топтали землю эти трое, не было ему прощения. Не было на земле ни Света, ни Тьмы, ни победы, ни правды, ни свободы, пока жили эти трое. На верную смерть шёл, чтобы отомстить не за Ольгерда даже, за себя. За Милану и дочек, у которых украли и детство, и семью, за девочку Малку, что выбрала Горькое Слово, за Чёрного Лиса, погибшего в чужой войне. За двоих мальчишек, сыновей той толстой тётки, что набросилась на него в Анконе… За то, что руки его навечно в крови, а вместо сердца — воющая Бездна. Но и за Ольгерда тоже, чьё тело оправилось от мук, но душа носит шрамы такие глубокие, что может чувствовать лишь боль… За то, что Архимагус использовал его, как используют волкодава, натравив его на зверя по собственному выбору.
Он встретился ему первым, Архимагус, и, видимо, понять ничего не успел. Горан задушил его Воздушной Петлёй, бросил смертельное заклятие небрежно, спрыгивая с седла, ни на что не рассчитывая, а лишь повинуясь инстинкту. А заклятие это оказалось таким сильным, что пробило щиты старого мага, как сталь пробивает бумагу. Старик ещё катался по земле, до крови раздирая горло, когда Дамиан и Чужак атаковали Горана. Чужак бился хорошо, и Горану пришлось бы тяжело, не будь Дамиан таким трусом. Но его прежний приятель думал лишь о собственных щитах и прятался за спиной Чужака, и в конце концов Горан перерезал ему горло Лезвиями Тьмы, чтоб не ударила в спину ядовитая гадина. Оставшись один на один с Чужаком, почувствовал ещё чьи-то удары, отражённые щитами. Детский голос отдал команду. Атаки прекратились. Прочные щиты Чужака приняли удар Копья Света, но взвились в вечернем воздухе кровавые петли Бича Агни, и Чужак дрогнул. Белая Молния завершила дело.
