========== Глава 14 ==========
Путь до Авендара проделал за пять дней. Конечно, пришлось сначала проводить посольство до границы, передать принца целой армии встречающих: все в широких юбках и со знаком чёрного лиса на щеках. Чёрный Лис, принц Аройянн, будущий младший муж какого-нибудь владыки, крепко пожав ему руку, напомнил:
— Через две декады жду вас в Кандаре, поедем в Ондову-Кар. Если вы, конечно, не передумали.
Важная весть осела где-то на самом краю измученного рассудка. Бессонная ночь оставила Горана слепым и глухим. В пустых попытках дотянуться до Ольгерда, прочесть его мысли, он сжёг последнюю силу, и если бы враг вернулся в ту ночь, Горан и щита не смог бы поднять. А боль то резала Лезвием Тьмы, то обжигала огнём, то отступала, оставляя слабость и дрожь, и где-то глубоко в костях — тупую, сверлящую муку. Он догадался взять с собой запасного коня и целый мешок овсяных лепёшек, но в дороге о еде забыл. Через сутки один из его скакунов захромал, Горан оставил его прямо на дороге, только снял уздечку и седло, чтобы отличный ухоженный семилетка не покалечился. Второго оставил на постоялом дворе, поменяв на приземистого беспородного конька, не больно быстрого, но с виду крепкого. В ту же ночь угодил в метель. Пока мог, освещал белое марево сферой, потом мчал наугад, навстречу ветру, глотая ледяное дыхание пурги. Его конь свалился замертво, пропал бы в метели и Горан, если бы не гнало его вперёд то, что сильнее смерти. В этот час боль Ольгерда исчезла, и это было страшнее всего. Горан брел по колено в снегу, магией нащупывая дорогу в слепом воющем хаосе, падал и снова вставал. И совсем уж прощался с жизнью, когда на рассвете заметил вдали маленький мерцающий огонёк. На том постоялом дворе он потерял несколько часов. Пока ему седлали нового коня, он проглотил целый чугунок горячей похлебки да так и заснул прямо за столом, и разбудить его не отважился никто. До следующей придорожной харчевни оставалось всего тридцать вёрст, и Горан коня не жалел. Зато там ему за малую цену отдали настоящего зверя, которого боялись даже конюхи, и это безумное отродье Бездны домчало его до самого Авендара. На полном скаку он влетел в ворота, стражники только брызнули в стороны: а кому ж охота на такой службе голову сложить? Хорошо хоть, час уже был поздний и людей на улице попадалось немного, а не то под копытами его Зверя погиб бы не один зазевавшийся прохожий. Бросил коня прямо во дворе, спрыгнул в снег, упал, едва ли не на четвереньках ввалился в открывшуюся дверь. С полутьмы, с морозного ветра ослепшие глаза различали лишь пятна света, а среди них — высокую и тонкую фигуру, бросившуюся ему навстречу.
— Матушка Тьма, Горан, прости меня!
Слова тоже пролетали мимо, но зато он сумел рассмотреть своего тёмного, протягивающего ему забинтованные руки.
— Ольгерд… — прохрипел, обмирая от облегчения. Он был рядом, видимо, живой и здоровый, а все остальное — такая ерунда!
А когда его колени подкосились, Ольгерд подставил ему плечо.
Настала очередь Горана лежать на лавке и глядеть, как подрагивает огонь свечи. Фродушка поил его чем-то густым и горько-сладким, Оньша навязывал то пироги, то пахучие колбаски, а Ольгерд ласково и виновато гладил его руки. Ткань бинтов цеплялась за загрубевшую кожу, от ладоней тёмного исходило ощутимое тепло.
— Перестань меня врачевать, — попытался увещевать друга Горан. — Мне всего-то надо поесть и поспать.
— Я так виноват перед тобой. Это была моя идея — поправить руки, пока ты в отъезде. Я знал, что будет больно, и не хотел, чтобы ты видел меня таким: беспомощным и слабым. Я совершенно позабыл о том, что ты сможешь почувствовать мою боль! Но было уже слишком поздно, не так ли? Стоило мне поставить щиты, и мое молчание встревожило бы тебя ещё больше.
— А что, какого-нибудь снадобья сонного эта бестолочь не могла тебе дать?
— Я давал, лорд, — вступил в разговор Фродушка, — но это замедляет процесс. Лорд Ольгерд изъявил желание восстановиться как можно скорее. Вот увидите, через день-другой сниму повязки, и ваш друг сможет снова играть на лютне.
— Прости, прости меня! — снова повторял Ольгерд и прижимал руку Горана к груди. — Как ты измучился из-за меня.
— Пустое, — ответил Горан. — Лошадей только жалко.
А потом мир подернулся туманом и уплыл куда-то вниз и в сторону. Уж ему-то сонного зелья врачеватель не пожалел.
Наутро Ольгерд встретил его неожиданной новостью:
— Ты знаешь, мой свет, кто стоит у тебя в конюшне? Алматский боевой жеребец. Текинская порода была получена скрещиванием трёх алматов с тридцатью веренгойскими кобылами. У меня было два алмата, я продал их по сто десять тысяч рондов, да и то лишь потому, что деньги нужны были срочно.
— Я посек его Бичом Агни, когда он в десятый раз решил меня сбросить, — проговорил Горан.
Сидеть на лавке в своей горнице и говорить с Ольгердом о лошадях было сладким сном. Беда отступила, а страх ещё остался, осел где-то глубоко под кожей. Он заметил, что кривые косицы Ольгерда исчезли, его седые пряди лежали на плечах красивыми крупными локонами.
— Ты обрезал волосы? — удивился, касаясь пальцами серебристого завитка. — А говорили мне, что темным нельзя.
— Можно, это намеренно поддерживаемое заблуждение, — улыбнулся Ольгерд. — Просто нужно сжигать остриженные волосы, чтобы никто не воспользовался ими для заклятия. Волосы тёмного мага — могущественный проводник, почти такой же сильный, как кровь. Но в этом заблуждении заключается и часть правды: существуют заклятия, сила которых пропорциональна длине проводника, в данном случае — волоса мага. Например, заклятие левитации, сложное и недолговечное, зависит от многих факторов…
Горан вскоре утратил нить беседы. Он слышал лишь голос своего мага, и облегчение, оттого что он рядом, что он поправляется, сплеталось с другим чувством. С желанием быть ближе, обнять, почувствовать его запах, гладкость его кожи, тепло его дыхания.
Горан отделил прядь серебряных волос и поднёс её к лицу. И тотчас же почувствовал, как Ольгерд взял его ладонь и прижал к щеке. И коснулся губами. Тёплая влажность его рта обожгла не хуже Клинка Света.
Нужно было срочно заговорить, чтобы не успело прорасти это странное и постыдное, то, чему не могло быть места между ними. Вот Горан и заговорил:
— В тарнажском посольстве был принц Аройянн, младший сын императора. Это он отозвал посольство из Авендара. Полномочия у него такие. Умный, смелый Черный Лис. Теперь он едет в Ондова-Кар. Зовёт меня с собой. А мне бы, знаешь, дочек увидеть. Столько лет прошло. Они уж выросли, ондовички совсем. А какие девчонки были, ласковые, бойкие, знаешь, такие — мои. Но я не знаю, пустит ли меня стольник. Наверное, не пустит. Я бы на его месте не пустил.
Забинтованная рука легла ему на плечо, сжала тепло и сильно.
— Разумеется, ты должен ехать. Возможно, стоит использовать тот факт, что ты давно не видел дочерей. Посели сомнения в его сердце. Так ли крепок ошейник, который ондовичские господа надели на тебя? Может быть, годы разлуки охладили твои отцовские чувства?
— Ты в уме ли! — Горан сбросил с плеча чужую руку. — Сразу видно, что у тебя нет детей. Это кровь моя, душа моя. Даже когда я не думаю о них, они со мной. Часть меня, как рука или сердце!
Снова рука на плече, снова знакомый голос:
— Но ведь стольник не знает этого? Заставь его сомневаться. Пусть он докажет тебе, что девочки живы и здоровы. Это ведь будет в его интересах, не так ли?
— Ты хитрый бес Тьмы, — усмехнулся Горан. — Может, это и сработает.
Тень прежнего Ольгерда блеснула презрительной улыбкой:
— Чёрный Лис, ты говоришь? А знаешь ли ты, что младших сыновей тарнажских вельмож учат этому?
— Чему «этому»? — удивился Горан.
— О, мой свет, ты знаешь совершенно точно, что я имею в виду!
Горан не знал и в то же время догадывался: Ольгерд говорил о темных взглядах и плавных жестах, о том, как мягкие складки широкой юбки ложились на узкие бёдра, как качался на затылке длинный чёрный хвост, удивительно блестящий.
