Но вслух заспорил:
— Ничего такого, Ольгерд. Когда на нас напали, он один дрался против троих и выстоял, пока не пришла подмога.
— Кстати, можно ли выяснить, кто на вас напал? Ты ведь не веришь, что простые разбойники рискнули взять штурмом постоялый двор с двумя дюжинами отборных воинов и с Высоким магом в придачу?
Горан засомневался лишь на мгновение. Это его темный. Какие от него секреты?
— Я допросил одного из пленников. Он был светлым боевым магом, не слишком сильным. Я взломал его щиты, прижал Убеждением. Он оказался из этого бесова светлого подполья, представляешь? Эти бестолочи собираются через пятьдесят лет возродить Рондану. А пока что просто начать войну между Ондовой и Тарнагом. И если для этого нужно убить младшего принца и дюжину его гвардейцев, так что ж, невелика цена!
— Погоди, Горан, все по порядку, — Ольгерд внезапно стал серьезным, выпрямился в струнку, чинно сложил забинтованные руки. — Что собой представляет это светлое подполье?
Горан даже удивился, что за все долгие дни, проведённые с Ольгердом под одной крышей, разговор ни разу не зашёл об этой бессмыслице, глупой и опасной. Он рассказал о визите бывшего наставника на пару с бывшей магистрессой, об их бредовых планах, о бесполезном разговоре. Рассказ тёмного взволновал.
— Элиана пять лет живет в браслетах, возможно ли это? Это бесчеловечно… Я не знаю, как она вынесла это!
— Ты сам как эти пять лет провёл, Ольгерд? Пироги кушал да мёдом запивал? — обиделся за друга Горан. В нем самом судьба лишенной магии Пресветлой такой бури возмущения не вызывала. Поделом ей. Им всем поделом. Один Ольгерд пострадал безвинно.
Темный пропустил коварный вопрос мимо ушей.
— Она ведь была очень сильным магом, Горан. Сильнее нас с тобой вместе взятых, вероятно, сильнее Тёмного Лорда. Несомненно, надел на неё браслеты сам Архимагус, значит, никто, кроме него, снять их не сможет… Но что могло бы заставить его сделать это? Мы должны подумать, мой свет, мы должны подумать…
— Подумать? — возмутился Горан. — А она о тебе подумала? Пока ещё без браслетов на балах плясала, ещё до войны, подумала?
— Не сердись, мой свет, тебе не идёт, — темный легонько, как маленького, похлопал его по руке.
— Мне за тебя обидно, — проворчал Горан.
— Если я стану обижаться, то список моих обидчиков окажется слишком длинным, Горан. Я не собираюсь сводить счёты с теми, кто мог что-то сделать, но предпочёл бездействие. Но если будет на то воля Тьмы, я уничтожу тех, кто разрушил не только мою жизнь, но и мою страну. И я не стану ждать пятьдесят лет, Высокий светлый.
Горан даже поразился: прежний Высокий темный глядел на него, и чёрное пламя Тьмы плясало в его глазах.
— И ты мне в этом поможешь, Горан. Хочешь ты этого или нет, но мы с тобой отныне связаны до смерти. Да и раньше были связаны, только некоторые этого не понимали.
— Прости, Ольгерд, — тяжело вздохнул Горан. Лучше уж сказать прямо и сразу, чтобы не было между ними обмана. — Я не сделаю ничего против власти. Ничего, что может навредить моим дочкам.
— Неужели ты думал, что я потребую от тебя что-либо подобное? — тихо удивился Ольгерд. — Это лишь значит, что прежде всего мы должны освободить твоих дочерей. И предложение этого твоего Лиса подходит для нашей цели как нельзя лучше. Пора в путь, мой свет!
========== Глава 15 ==========
Оньша поставил перед ним тарелку пахучей ухи, при этом поглядывая вопросительно, со значением. Горан понял этот взгляд по-своему и оттого рассердился: не сейчас же? Не здесь, когда полон дом темных! Да и желания особого не было. А вернее, было, но такое, в котором даже самому себе признаться невозможно. Буркнул недовольно:
— Чего встал столбом? Садись и ешь. Чиниться будем, что ли…
Склонился над тарелкой, краем глаза заметил ещё кого-то с караваем в руках. Глянул — да так ложку и выронил: ещё один Оньша! Смех пытается сдержать, того и гляди прыснет. А вот третьего Оньшу, который вышел из-за занавески и по-хозяйски обнял двух других за плечи, Горан узнал по улыбке. Сердцем узнал, когда оно, дурное, нырнуло будто в прорубь, а потом бросилось вскачь. И сам не сдержал улыбки, уж больно довольными выглядели все трое, одинаковые нахальные морды, родные до невозможности остолопы.
— Тебе уж можно на ярмарке балаган устраивать, Высокий тёмный. Ондовичи до всякой магии охочи, будет тебе большая народная любовь.
Ольгерд засмеялся, и чары развеялись. Настоящий Оньша толкнул Фродушку локтем, двое переглянулись и скрылись за занавеской. Ольгерд сел напротив, склонил голову к плечу, взглянул вопросительно, а Горан едва рот не открыл: вид довольного тёмного, с открытой и радостной улыбкой, с неярким румянцем на бледных щеках был для него почудеснее, чем три Оньши разом. Но Ольгерд его смятения, кажется, не заметил, а если и заметил, то виду не показал. Сказал, как о деле не слишком важном и в любом случае решённом:
— Вот этим простым балаганом нам и предстоит порадовать сердце мира. Три небесных образа твоего красавца Солнцеликая, разумеется, не выдержит, но я смогу нас с Фродериком зачаровать в твоих стражников. По меньшей мере для одного из нас это превращение станет переменой к лучшему. Если ты достанешь их волос, или крови, или обрезков ногтей, это значительно упростит мою задачу.
— Ты что же, целую луну сможешь держать эти чары? — не поверил Горан.
— Ты мне поможешь отводом глаз и поделишься при необходимости силой. Когда будем одни, я чары держать не стану. В пределах Ондовы будем носить легкие шлемы, значит, неточности никто не заметит, даже если предположить, что я позволю себе такую небрежность. В дополнение к чарам Хамелеона нужно ещё держать плотные щиты, чтобы в нас с Фродериком не заметили магов. Рядом с тобой это будет несложно. Рядом с солнцем огонь свечи незаметен.
— Так уж и с солнцем? — хмыкнул польщенный Горан.
— Ты удивительно силён, мой свет. Даже до войны я не замечал в тебе такой мощи.
— Это все оттого, что ты рядом. Темная и светлая магия, как две ладони… — начал Горан и оборвал себя: — Да ты мне зубы заговариваешь! Даже безо всякой магии отводишь мне глаза! А ведь это не забава, не прогулка, Ольгерд. Если нас поймают, не только мы пропадём, но и дочки мои. Разве могу я ими рисковать?
— Мы сведем риск до минимума. Если нам удастся повстречать твоих дочерей, мы с Фродериком откроем портал. Если же к ним пропустят только тебя, или на нас наденут браслеты, или произойдёт ещё сотня непредвиденных событий, ты просто увидишь дочерей, поговоришь с ними. Мы же не станем предпринимать ничего.
— Все равно рискованно…
— Мы будем осторожны, Горан. Будем действовать только наверняка. К тому же оставлять твоих дочерей в плену ведь тоже не лишено риска. Кто знает, каких услуг от тебя потребуют, пешкой в каких политических играх сделают? Кто знает, как император пожелает распорядиться их судьбой? И подумай, когда ещё тебе представится такая возможность?
Страшно стало Горану, так страшно, как и в бою не бывало. Одно же дело — своей головой рисковать и совсем другое — девчонками. А темный понял его страх, осторожно накрыл его руки ладонями, обхватил длинными пальцами, ещё костлявыми и слабыми, но уже не изломанными.
— Горан, нас будет двое Высоких магов, да и на Фродерика можно вполне положиться. Он удивительно универсален и для своего возраста необычайно силён. А о его преданности твоей семье даже и говорить смешно. И, наконец, не будем сбрасывать со счетов того, кто обладает поистине магическим обаянием.
Из-за занавески послышалось довольное хихиканье. А Ольгерд все продолжал:
— Горан, я не стану произносить вдохновенных речей. Но знай одно: какие бы цели мы ни преследовали в этой экспедиции, благополучие и безопасность твоих дочерей будут нашей первой заботой. Поверь, месть может подождать, Рондана никуда не денется. Если надо, мы отступим, просто уйдём. Если надо — умрем.
Снова шло тепло от ладоней тёмного, будто вновь взялся он врачевать, на этот раз не тело, а душу, что сжалась в дрожащий комок. И Горан вдруг подумал: «Убью за тебя, умру за тебя!» И было этого так мало, так недостаточно, чтобы выплеснуть все это, горько-сладкое, больное, неправильное, горячее. Грозившее задушить и сжечь изнутри.