Вот хлопнула дверь, впуская облако влажной тьмы, а с ним ввалилась компания провинциальных барчуков, вторых сыновей да безземельных бездельников. Сдвинули столы, загомонили, потребовали хозяина, выпивки и закуски, девок, вина, огня в очаге, побольше света, песельников, свежего хлеба. Острый глаз Горана отметил в разномастном сборище двоих понаряднее и потрезвее, не иначе — столичные гости, отличные от окружения и оттого нелепые, как страусиный плюмаж на свином окороке. Все это его не касалось. Инстинкты стражника нужны ему теперь, как дворовому кобелю — умение ходить на задних лапах. И все же глаза не закроешь, уши не заткнешь. Да вот только поди распознай нужное слово в пустом звоне:
— А эль у них ничего такой, забористый!..
— Стоян, я бы на вашем месте воздержался от этого варева. Вы не можете быть уверены в том, что здесь считается мясом…
— Так, я не понял, это что, девочки или кобылы?..
— Господа, а знатно мы повеселились у графа Дамиана? Такого развлечения у вас в столице не сыщешь!
— Возможно, этот кролик ещё вчера мяукал. Или гавкал…
— Простите великодушно, но сношаться с полутрупами — это не те развлечения, к которым я привык. Мне не доставляют удовольствия партнеры, не способные разделить со мной радость соития…
— Самая лучшая охота в Добровичах, у господаря Воргена. Олени, лоси, кабаны — все что хочешь, если только ты сможешь продраться через его чащобу…
— Я тебе говорю: в запрошлую осень целый отряд загонщиков утонул в болоте к югу от Лиозно…
— Как угодно, но гостеприимство провинциальных землевладельцев попахивает навозом и прокисшим элем…
Граф Дамиан, удивился Горан. Оказывается, он граф. Его приятель юных лет, что по правую руку Архимагуса обустраивал новую Рондану, после войны пропал. Впрочем, Горан его не искал и судьбой его не интересовался. Яснее ясного, что в государственном перевороте и в заговоре против тёмных магов Дамиан участвовал наравне с Архимагусом, но зато хоть отчизну врагу не продал. Иначе бы снова стоял по правую руку своего господина, которого нынче положено величать лордом Наместником. Горан нервно потёр горло, будто и вправду нарезал кожу грубый ошейник. Пусть Дамиан и не предатель, но сука все равно. Втравил Горана в заговор, использовал его, как тупого пса-волкодава, как оружие без смысла и совести. А за такое неплохо и поквитаться…
— Оньша, — обратился он к другу. — А пойди-ка поспрашивай, где тут замок графа Дамиана? Соскучился я по старому другу. Да и графу будет лестно принять у себя имперского даруга, стол ему накрыть, всем наилучшим попотчевать, дорогим подарком порадовать…
Оруженосец понятливо улыбнулся в пшеничные усы, сверкнул карим взглядом, выскользнул из-за стола и тотчас же пропал из виду, как может только человек, который повсюду на своём месте.
Графский замок оказался не совсем по пути, пришлось свернуть с наезженного тракта на каменистую тропку, что змеилась по вересковой пустоши. Но даруг не роптал, польщенный обещанием ночлега в замке, а не в засиженном клопами трактире. Да и погода жарким спорам не способствовала: снова зарядил мелкий дождик. Стемнело так рано, будто дня и вовсе не было, а просто сумрачное утро лишь на минуту просветлело, чтобы вскоре смениться таким же мрачным вечером. Темные стены замка проступили сквозь влажную дымку, лишь когда путники подъехали совсем близко, на расстояние выпущенной стрелы. Горан различил глубокие трещины в каменной кладке, гору щебня слева от ворот, где раньше был барбикан, а за воротами — приземистую квадратную башню, какие строили во времена Вестина Завоевателя. Чернели щели бойниц, не поднимался над башней каминный дым, и только шум дождя и стук копыт нарушали тишину. Замок казался безлюдным. Лишь когда Оньша постучал в покосившиеся ворота, неяркий свет замелькал на крытой галерее над ними и старческий голос проскрипел:
— Кто такие? Проходите мимо!
Оньша звонко крикнул:
— Даруг императора и его свита! Открывайте ворота, бесы тьмы, пока мы не сняли их с петель!
Ворота остались закрытыми, зато в левой створке отворилась узкая калитка. Чтобы в неё пройти, пришлось спешиться. Даруг разразился бранью: слугам Солнцеликой не пристало передвигаться на своих двоих. Шлепая по лужам, пересекли пустынный двор, поднялись по ступеням к темной арке. В башне было сыро и прохладно, казалось, ещё холоднее, чем во дворе. Холодно было и в зале, где небольшой огонь в камине не мог прогнать промозглой стужи, въевшейся в темные камни. Фигура, поднявшаяся им навстречу, терялась в тенях.
— Силы Света, сам Высокий маг Горан, какая честь! И в какой уважаемой компании!
— Дамиан, — ответил Горан с натянутой улыбкой. — Вечер добрый. Вели побольше огня. Да пусть поторопятся с ужином, господин даруг устал с дороги. Ты ведь не откажешь в хлебе-соли слуге императора Солнцеликой?
Дров в камин подкинули, и в тесном зале с низким потолком и узкими окнами-бойницами вскоре стало почти тепло. Зато ужин подали скудный: холодное мясо и подсохший сыр с черствым хлебом, жидкое варево из брюквы с луком, дрянное вино. Даруг фыркал, хмурился и плевался, наконец, сбросил на пол оловянный кубок, вскочил и пролаял что-то обидное на своём пёсьем языке. Горан на скорую руку слепил сонное заклятие, добавил расслабляющую тело и дух Длань Габбы и с толикой Убеждения в голосе проговорил:
— Господин даруг устал с дороги. Шутка ли, целый день в седле под дождём…
Дамиан намёк понял и тотчас же велел слуге отвести присмиревшего ондовича в его опочивальню. Вот тогда и можно было наконец-то сесть к огню и помолчать, и вглядеться в лицо давнего приятеля. И признать, что тот значительно подрастерял блеска, зато приобрёл ранние морщины между бровями, и горестные складки возле рта, и манеру все время что-то трогать руками: край манжета, обивку кресла, ножку кубка. Годы, минувшие с переворота, не были добры к заговорщику.
— Ну, как ты, расскажи? — спросил Горан, прерывая неловкое молчание. — Почему ты здесь, а не в столице? Ведь Архимагус теперь наместник, я думал, ты ему служишь.
— Служил, Горан, причём верой и правдой! — криво усмехнулся Дамиан. — В такое опасное дело ввязался, ни перед чем не остановился. А ведь многое, так многое могло пойти не так! Стоило Пресветлой госпоже встать на защиту своих тёмных друзей, стоило Высокому тёмному Хестену не поверить в то, что князь замышляет истребление Дома Тьмы, стоило хоть кому-нибудь из тёмных найти себе светлых соратников, да сто разных вещей могло пойти не так! И тогда мы закончили бы на плахе! Вернее, Архимагус бы как-нибудь отвертелся, а меня бы укоротили на голову, а то и вздёрнули бы, как какого-нибудь смерда!.. Ведь это государственный переворот, как-никак. Но ведь нам удалось это, Горан. И скажу тебе без ложной скромности: я лично выполнил огромный объем работы.
— Но ведь после переворота ты не бедствовал, Дамиан. Вращался в высоких сферах, при дворе блистал. Я, правда, сам больше дома сидел, но твой успех наблюдал.
— Ах, Горан! — Дамиан резко вскочил, прошагал вдоль стены, скрывшись в тени, вернулся к свету, но садиться не стал, застыл, закрывшись спинкой кресла, как щитом. — Одно дело — избавить Рондану от темной скверны, а совсем другое — сговориться с Ондовой и сдать страну. Об этом я ничего не знал, Горан. И в этом я не стал бы помогать Архимагусу.
— Конечно, Дамиан, ты не таков, — усмехнулся Горан. — Ты всего-то убил князя и его жену да наследника, мальчишку сопливого. А с ними заодно ещё несколько тысяч людей, только в том и виноватых, что в жилах их темная кровь текла.
— Да! — подался вперёд Дамиан, и огонь камина бросил алые блики на его хищное лицо. Спинка стула уже не служила ему щитом, она превратилась в пьедестал, в который вцепились когти геральдического зверя. — Я ничуть не жалею о том, что мы извлекли из тела Ронданы эту ядовитую стрелу! О том, что избавили нашу страну от заразы, отравляющей самый воздух, которым мы дышим! Нет, Горан, я не жалею о том, что убивал этих тёмных тварей! Одной смерти им мало! Каждого из них нужно убивать снова и снова, каждый день его нужно резать на части! Чтобы он ползал в ногах, чтобы скулил, визжал, как зверь! Этих тёмных шлюх надо втрахивать в грязь, чтобы текло изо всех дыр!..
