— Я так понимаю, вам нужен проводник?

Я обернулась на незнакомый голос. Из того шатра, в котором остановились Раш и остальные, к нам шла женщина. Я, кажется, видела ее на площади, но теперь пригляделась внимательнее. На вид она была чуть старше моей матушки, и от нее исходила такая же спокойная ровная уверенность. Она была маленького роста, наверно, на голову ниже меня, с круглым лицом и очень крупными кистями рук. Волосы, пего-седые, были заплетены во множество мелких косичек, как я позже обратила внимание, такая прическа была очень распространена среди орьявит обоих полов. Уши, большие и пушистые, украшали многочисленные затейливые серьги в форме ящериц и стрекоз. Широкий нос и крупный рот. Морщинки складывались в узор, который с возрастом вырисовывается на лицах тех, кто привык чаще смеяться, чем хмуриться. Приятная тетушка, от нее так сразу повеяло и домом, и приветливо-трескучим среди зимы очагом. Только вот глаза ее, крапчато-серые, были очень уставшими и печальными, белки их были красными, то ли она долго плакала, то ли совсем не спала.

— Госпожа Йали! Мы не вправе сейчас просить вас о помощи, но если у вас есть на примете кто-то, кто сможет показать нам дорогу к болоту, наша благодарность будет безгранична, — Раш был сама любезность, в его голосе сквозили почтение и уважение, и вряд ли он слишком уж лукавил.

— Есть, — женщина помолчала, запустив пальцы в густую гриву волос, казалось, она сама еще не до конца решила, продолжить ли разговаривать с нами или уйти обратно. — Я пойду с вами сама.

— Простите, — встрепенулся вдруг Рийк, — я не хочу обидеть вас, но не слишком ли такой поход будет опасен для вас в вашем возрасте?

Йали горько усмехнулась.

— Он будет опасен для всех, возраст тут роли не играет. У вас своя цель — добыть печать, у меня своя — вернуть в аркх Владивосток тело моего сына и тела других сыновей и дочерей. Вы поможете мне — я вам, разве это не будет честно?

— Но неужели вам не нужно сейчас находиться рядом с вашими близкими в вашем доме? — не унимался Рийк.

— В моем доме… — она задумчиво и устало провела рукой по глазам. — В нем сейчас лишь боль и печаль, и я не в силах этого изменить. Моя невестка готовится отправиться вслед за мужем, у нее есть на это право, но она хочет забрать с собой свою нерожденную дочь, а это уже неправильно. Возможно, если тело Ин-лана будет вовремя доставлено в аркх — этого не случится.

— Не случится что? — не удержалась и я. — Как лицезрение трупа любимого сможет удержать ее от желания умереть? Простите, если сказала бестактность.

— Девочка, — орьявит печально улыбнулась, — ей ни в коем случае не нужно смотреть на его тело, но, если мы успеем отпустить его душу, она может удержать Вику от трагических шагов. Мой сын был хорошим человеком, он не захочет, чтобы его нерожденное дитя так и не успело увидеть этот мир. Но сейчас он сам пленник, и от этого мне еще больнее.

— Мы очень благодарны вам за помощь, — осторожно и мягко проговорила Таат, — но за время вашего отсутствия не случится ли с девочкой плохого?

— С ней мои сыновья, уж пару дней они сумеют удержать ее на краю. — Она обвела всех взглядом и, решив, что вопросов больше не последует, продолжила: — У нас не так много времени, сердце мое гонит меня прямо сейчас, велит отправляться немедленно, но разум говорит о другом. Сегодня мы перейдем на плато в Мертвых землях, но к болотам двинемся лишь на рассвете, самоубийство лезть к Хозяину под покровом ночи.

— Да что это за тварь такая? — Рийк испытующе заглянул в глаза Йали.

Она покачала головой.

— Не здесь. Я расскажу обо всем на плато. Мне нужно договориться с детьми. Вы дождитесь меня здесь, это не займет много времени.

Отсутствовала она где-то с час, а, когда вышла из шатра, за ней следовал, видимо, один из сыновей, высокий и крепкий, тоже весь в косичках и бусинах. Уши его нервно подергивались, он говорил, горячо и жадно жестикулируя.

— Ты никуда не пойдешь! Это безумие, в аркхе полно молодых, здоровых мужчин, хороших охотников.

Мы подошли, Йали подняла ладонь, призывая нас не вмешиваться.

— Ты же знаешь, что ни один молодой не знает леса и болота лучше меня. Я единственная решалась залезть в такие места, о которых ты даже не слышал.

— Это было очень давно.

— Уж не намекаешь ли ты на то, что я совсем ослабла и одряхлела и не способна различить следы зверя на земле или учуять приближение опасности?

Он, замолчав, покачал головой. А потом глубоко вздохнул.

— Эта скорбь не только твоя. Позволь мне пойти вместе или вместо тебя. Я тоже хорошо знаю тропы и никогда не промахиваюсь.

— Нет, — ей пришлось стать на цыпочки, чтобы обнять его. — Слишком многие в нашем шатре зависят от тебя. Ты старший и останешься им, если я не вернусь.

Было странно видеть, как крупный суровый мужчина покорно опускает голову, принимая волю крошечной пожилой матери. Прежде чем вернуться в шатер, он окинул нас таким ядовитым и злым взглядом, что я прям кожей почувствовала жжение и жар.

Проводив его глазами, Йали обернулась к нам.

— Пойдемте, до того, как наступит закат, нам нужно завершить дела на плато. — Сделав пару шагов, она остановилась, будто вспомнив что-то, и, развернувшись, подошла практически вплотную к Асаи.

— Кто ты? Мне незнаком твой запах. Прочих я могу определить, а более близкое знакомство и имена обождут.

— А догадки имеются? — проклятый изогнул бровь.

Женщина принюхалась, забавно сморщив нос.

— Тса? — полуутвердительно-полувопросительно заключила она. Асаи лишь неопределенно пожал плечами.

И тут старая женщина вдруг склонила голову в глубоком и почтительном поклоне.

— Мой род помнит защиту вашего Дома. Я рада приветствовать тебя.

Къерго презрительно фыркнул, а Асаи печально усмехнулся.

— Жаль, что у остального вашего народа память оказалась короче.

— Иногда наши решения зависят не от нас, и орьявит эта истина касается глубже прочих рас.

Больше они не говорили, но взгляд, который проклятый изредка кидал на женщину, потеплел, в нем появилась благодарность, что ли…

Все любопытнее с каждым днем. Что же произошло в их родном мире, почему так разнится реакция других Домов на него, вряд ли такие слова могли быть обращены к чудовищу, вместе с другими подобными ему отправившему целый мир в Хаос.

Плато в мертвых землях. Место, где живут без раскинувшейся над головой сетью. Я ожидала чего угодно, но не обычного поселка, где просторные деревянные дома людей запросто соседствовали с шатрами орьявит. Единственным отличием был высокий бревенчатый забор, отгораживающий это место от всего остального мира.

Йали здесь узнавали практически все. К ней подходили и люди, и орьявит, они не говорили слов сочувствия, но каждый старался обнять ее, поделиться своим теплом и участием. Пожалуй, из всех мест, где мы побывали, аркх Владивосток вместе со всеми живущими в нем нравился мне больше всего. А еще здесь совсем не чувствовалось различие между Хозяевами и людьми, все они были равно спокойны и дружелюбны. Вопросов лишних тоже никто не задавал, лишь в быстрых тактичных взглядах проскальзывало любопытство. Приветливый юноша-проводник вел нас к шатру, в котором мы сможем выбрать себе оружие для завтрашней охоты. Почуяв мой интерес и пристроившись рядом, он добродушно и подробно рассказывал о том, как у них тут все устроено.

— В самом Владивостоке хранить и носить оружие запрещено, именно поэтому оно все здесь. Много занятного можно открыть. Там есть и огнестрел, и всякие разные холодные игрушки, на любой вкус. Что-то из запасов людей, оставшееся еще со времен до Великой Беды, новодел всякий, есть даже вещи, перенесенные с Сель.

— Зачем вам такие склады? — спросил Рийк, который тоже старался держаться поближе к этой увлекательной лекции.

— В основном для охоты, но и для защиты, конечно, тоже. Я слышал, что в других аркхах предпочитают жить под колпаком Сети, потому что боятся яда, еще присутствующего в воздухе и земле. Не знаю, как в иных местах, но у нас его не осталось вовсе. Зато измененные им животные порой доставляют много проблем. Особенно много в округе собак, или существ, чьи предки были собаками и служили людям. В голодные и холодные зимы они сбиваются в огромные стаи и пытаются прорваться сюда, вот и приходится спасаться огнем и мечом. Но нам-то проще, у нас врата под боком есть, а вот тем, кто уходит жить на дикие территории, совсем худо приходится.