========== Глава 1 ==========

Аркх Милан

Веспа

Все началось с крысы, с чертовой большущей твари. Я влюбилась в нее с первого взгляда. Такую не стыдно выставить на боях у Талпы: уверена, она сорвала бы всю казну игрищ. Мощные лапы, туловище в половину моей руки, худое и поджарое, ухо, покрытое жесткой фиолетовой шерстью и разорванное в боях за самок или за власть. Но самое главное — глаза бойца: маленькие черные бусины-зыркалки, полные ненависти и тоски.

Крысу притащил Скимиа, специально, чтобы похвастаться. Предлагал продать, но цену заломил такую, что я с трудом удержалась, чтобы не двинуть ему в нос. Всем было понятно, что это он так, придуривается, и никому такое сокровище не отдаст. Правда, кое-что интересненькое из него все же удалось вытянуть. В Монца случился, вроде как, разрыв сети, совсем небольшой, крупные твари продраться не смогли бы, но вот такие, мелкие, пролезают запросто. Хозяева пока не пронюхали, а значит, туда стоит наведаться, чтобы поживиться чем-нибудь. Монца — дрянное место, там ничего не растет, люди практически не живут, только последние отбросы, даже хозяева стараются соваться туда пореже. Однако им все же приходится: рядом врата на Черный остров, единственные в Милане.

Пока все остальные ребята осматривали и нахваливали находку Скимиа, я для себя решила, как все проверну. Не то чтобы очень хотелось соваться в этот гадюшник, но разрыв, ведущий в Мертвые земли, может принести что-нибудь покруче бойцовской крысы.

Через пару недель летнее Посвящение, под которое я попадаю. Особых талантов у меня нет, так что деньги, чтобы выкупить себе еще год свободы, будут не лишними.

В свои планы я посвятила только Третьего, и то лишь вернувшись домой. Я вовсе не горела желанием делить добычу с чужими.

Тротто мои планы не впечатлили.

— Веспа, вечно тебя тянет сунуться в какие-нибудь авантюры. Матушка рада не будет. У меня еще задница после того, как мы наведались в дом хозяйки Гори, не отошла. Хорошо, что она поверила, что мы не воровать приперлись, а всего лишь взглянуть, светится ли у нее кожа во сне.

— О матушке не беспокойся, она так занята младшенькой, что нашего отсутствия и не заметит. Восьмая спит плохо, и матушка кроме нее уже ничего не слышит.

Тротто еще повредничал, но не смог сопротивляться мне долго. Я всегда умела согнуть его под свои намерения.

Мы были погодками: Старший, я и Третий. Поэтому и таскались всегда вместе. С другими братьями и сестрами у меня такой близости не было. А теперь мы остались вдвоем. Первый всегда отличался сообразительностью, он был лучшим в своей школе, так что неудивительно, что он попался на глаза Серым, и они забрали его в аркх Норильск. Вряд ли мы увидимся с ним когда-нибудь.

Всего нас у матушки восемь. Она мечтает о десяти, и тогда уже сможет считать свое предназначение выполненным и начать понемногу отдыхать.

Я удивляюсь, как она все успевает: этому нос утереть, того утешить, кому-то по шее в воспитательных целях зарядить, младшую укачать. Это восхищает, но я бы так точно не смогла. Задницы мелким вытереть не проблема, но чтобы это было в радость, да еще и ежедневно? Ни за что. Я вообще понятия не имею, кем мне стать. Все наши уже решили. Из Вольпе точно хорошая матушка выйдет. Ей до жути нравится возиться с малышами, она для них краше Снежной Хозяйки из сказок, что подарки приносит. Фуретто слугой станет, он с таким восторгом на хозяев смотрит, причем не важно, из какого Дома. Думаю, ему в кайф будет даже полы в их дворцах мыть. Остальные тоже хоть и не так явно, но определились. Одну меня тошнит от любого дела, стоит только представить, что буду заниматься им всю оставшуюся жизнь. Так что Посвящение для меня — что-то вроде кошмара наяву.

Как назло, матушка очень любит эту тему. Стоило нам за ужин усесться — и понеслось:

— Веспа, ты подумала? Веспа, опять все на самотек пускаешь? И вообще, я тебе на праздничное платье два дня назад пять лурков дала, где платье или хотя бы деньги?

Тоже мне, куча денег — пять лурков! Трижды в Навильо нырнуть со страховкой и пару раз пожрать в Сотах. Конечно, вслух я этого не говорю, глаза в тарелку упираю с видом тупого смущенного полена. Все остальные за столом притихли, готовясь склоку смаковать: развлечений-то у нас маловато.

— Прогуляла, бестия! — Глаза у матушки становятся узкими и колючими, в такие заглядывать боязно. — До семнадцати лет дожила, но ни мозгов, ни совести не появилось!

В меня летит кухонное полотенце. Все правильно: еду жалко, а посуду можно ненароком и раскокать, тоже убытки.

— Не нужно мне платье, я без него пойду.

— Голая, что ли? — оживляется Четвертый. За свою наглость он тут же получает подзатыльник от Тротто и принимается обиженно сопеть.

— Как обычно пойду, в штанах и рубашке, могу даже праздничный комплект надеть, — бормочу я, не поднимая головы, так как чувствую себя виноватой. Я ведь правда хотела купить что-нибудь дешевенькое и в меру страшненькое — все равно на мне женские тряпки выглядят по-дурацки, что дорогие, что дешевые. Но не успела я спохватиться, как в кармане осталась горсть мелочи, хватило только на леденцы мелким.

— В рубашке, значит? В праздничной? — В голосе матушки звенят громовые раскаты, от которых хочется спрятаться куда подальше, например, залезть под стол. — Опозорить всю семью хочешь?

От неминуемой расправы меня спасает рев младшенькой из соседней комнаты. Матушка спешит туда, а мне удается сбежать. Я позорно скрываюсь в скотнике. Здесь всегда много работы, хоть наше хозяйство и не слишком велико: пара коз, десяток кур и лошаденка по кличке Лючия. Я всегда тщательно и ласково чищу ее — кобылка она старая, но еще вполне крепкая и выносливая. Приходит Третий, я поручаю ему закончить приготовления к нашему ночному походу, а сама возвращаюсь в дом — мириться.

Я приношу матушке стакан теплого молока. Она уже не злится, не сверкает глазами, но тихонько мурлычет что-то безмятежно раскинувшейся в колыбели младшенькой. Я присаживаюсь на пол у ее ног.

— Дуреха. — Матушка притягивает меня к себе, крепко и мокро целует в лоб. — Я же о тебе переживаю. Ну их, эти пять лурков, не бедствуем же, с голоду не помрем. Но подумай сама: посмотрят на тебя такую — ни рожи ни кожи, девка или парень, сразу и не определишь, да еще и одета плохо, а значит, традиции не чтишь и никакого уважения у тебя к Посвящению нету. И отправят тебя нужники чистить, и хорошо, если в хозяйских дворцах, а то ведь наши, человеческие, куда противнее.

— Сама разберусь, — отстраняюсь я. Нет, матушку я люблю и уважаю, просто нежности эти, слюнявые поцелуи, неприятны. Словно тряпкой влажной в лоб потыкали — так и хочется рукавом утереться.

— Сама она, как же! Дитя дитем. Спать ты сейчас сама пойдешь, а завтра вместе на рынок за обновкой сходим. И перечить не вздумай!

Восьмая беспокойно заворочалась, и матушка, не дав возразить, подтолкнула меня к дверям. Протестовать я не стала, решив оставить завтрашние проблемы завтрашнему дню. Понятно, что пошла я не в свою комнату, а во двор. Там меня уже ждал Тротто, старая телега, хорошенько им смазанная, чтобы не скрипела, и Лючия с обмотанными тряпками копытами. Брат завалился на телегу спать, а я села править.

Люблю ночи. Дневные улицы полны шума, пыли, жары, а сейчас они совсем другие, незнакомые. Говорят, раньше, до времен Великой Беды, город был гораздо больше и ночью он тоже жил, светился огнями и грохотал. Теперь в темное время пульсирует только сердце Милана: сияют огнями дворцы Миин’ах — хозяев нашего аркха, а людские кварталы пусты и тихи.

А еще ночью видно Сеть. Она мерцает и переливается. Стоит только подумать, от скольких гадостей она нас хранит — дух захватывает. Глядя на нее, я пытаюсь представить, какой чужой, искореженный мир находится за ее пределами. Он пытается проникнуть к нам, иногда можно даже увидеть страшные крылатые тени, бьющиеся о мерцающую преграду. Но, к счастью, пока Сеть надежно сдерживает их.