Стараясь не привлекать к себе внимание, я тихонечко присела в уголке, на заботливо подготовленную кем-то скамеечку. Видимо, мое появление стало сигналом для начала разговора — во всяком случае, он начался именно сейчас. Я не слишком вслушивалась в слова. Меня попросили нюхать, и именно этим я занялась. Удобнее было бы приблизиться вплотную и чуять их по очереди, но, решив, что это могут счесть бестактностью, я ограничилась поворотами головы в сторону то одного, то другого.

От Зарака шел запах недавней битвы и многих других къерго, живших с ним бок о бок на протяжении столетий. Он почти не говорил, не лгал и не волновался. Впрочем, последняя эмоция вообще не характерна для их народа. Раш, напротив, нервничал, хотя выдавал его только аромат успокаивающего хозяина симбионта, в лице же его не шелохнулся ни один мускул. Тьерто был уставшим, пахнувшим смертью и горечью.

Интересное всего было с полукровкой. Нет, коктейль из боли, страха и ненависти был вполне предсказуем, удивило меня не это: едва заметный запах Ин-хе исходил от него. Он был такой слабый, что я бы не заметила, не зная его так хорошо. Видимо, он очень плотно общался с моим сыном — давно, месяца полтора-два назад. Интересно, что как раз в то время сын вернулся в аркх с Черного острова. Вернулся расстроенным и подавленным…

Также от него и тьерто пахло миин’ах и человеком, а вот от къерго нет. И был еще какой-то запах, странный и незнакомый. Пока я пыталась разобраться с ним и разложить на составляющие, не заметила, как разговор закончился. Усиление определенных органов чувств заставляет остальные работать гораздо хуже, так, нюхая, я практически перестаю видеть и слышать окружающий мир. Очнулась я, заметив, что все присутствующие смотрят на меня, ожидая моего вердикта.

— Что бы там они ни говорили, они не врут. И зла нам не желают.

Я поднялась, растирая затекшие от сидения неподвижно ноги.

Мальчик-полукровка демонстративно фыркнул. А старая Клохи заговорила, подводя итог:

— Лучше бы вы лгали, посланцы. Слишком страшную правду вы принесли. Что ж, вы получите от нас все необходимое. Только вот с печатью придется обождать пару дней — раньше она в аркхе Владивосток не появится. Пока же мы будем чтить вас, как дорогих гостей, а домом вам станет шатер Йали, — она кивнула в мою сторону. — Там вы сможете отдохнуть и набраться сил.

Раш склонил голову в жесте благодарности. Похоже, именно он исполнял роль старшего в этой маленькой группе.

— Моя признательность Дому Орьявит не знает границ. Мы с великой благодарностью примем ваше предложение и помощь. Позвольте задать вам последний вопрос. Не поступали ли к вам запросы на приглашения от Дома Гельмы? Наши… — Он на мгновение замялся, подбирая слова. — …Другая часть нашего отряда направилась туда, и они давно уже должны были дать о себе знать. — Он еще немного помолчал, а потом добавил: — Если ничего не случилось.

Все переглянулись. Тиу растерянно покачала головой.

— Мне очень жаль, но никаких новостей об этом не поступало, как и запросов о приглашениях.

Пока я вела посланников в свой шатер, мне удалось аккуратно расспросить о цели их визита полукровку. Он оказался самым разговорчивым из гостей. Удовлетворив врожденное любопытство, я тут же пожалела об этом. Такие вещи лучше не знать вовсе, как и любые другие, на которые невозможно повлиять. Сделать что-либо с подступающим Хаосом лично я была бессильна, но в голове теперь поселились страх и печаль. Не сунь я свой длинный нос не в свое дело, не заработала бы себе несколько бессонных ночей да лишние седые пряди.

Когда мы подошли, Рийк (так звали полукровку) резко замолчал и напрягся. Ничего странного и тем более опасного на пороге своего жилища я не заметила. Старшая невестка полоскала белье в огромном деревянном корыте. Отжимать и развешивать его прямо поверх полотнищ шатра ей помогали дочь и Ин-хе. Именно на него уставился Рийк, и гамма исходящих от мальчишки запахов — радость, горечь, отвращение — стала такой сильной, что я даже чихнула. Сын тоже учуял их. Он оторвался от своего занятия, поднял голову, и я имела счастье лицезреть резкую смену эмоций на родном лице. Наконец оно озарилось улыбкой, широкой и искренней. Он шагнул нам навстречу, а Рийк, развернувшись, подался в противоположную сторону. Раш ухватил его за рукав.

— Ты куда собрался?

— Поищу другое место для ночлега.

За те две секунды, что они обменивались репликами, мой сын как раз успел подойти.

— Рийк! Ты живой? Я не верю своим глазам. Если бы ты знал, как я рад тебя видеть!

Полукровка сжал кулаки и медленно развернулся.

— Если я и жив, то уж точно не твоими стараниями. Моя память не настолько коротка, чтобы я мог испытывать радость от встречи с тобой.

Къерго ухмыльнулся, услышав столь яростную отповедь. А Раш, похоже, с трудом сдержался, что бы не отвесить мальчишке оплеуху.

— Простите его, госпожа — обратился он ко мне. — Он не хотел обидеть дом, гостеприимно открывший нам двери. Он слишком молод и несдержан. Кровь диктует его слова, опережая разум.

Я не знала, что предпринять, и растерянно переводила взгляд с моих гостей на Ин-хе. С лица сына сошла улыбка, глаза погасли. Он снова стал таким, каким вернулся с Черного острова — подавленным и усталым.

— Малыш абсолютно прав. Это мне следовало бы просить прощения. Вы — желанные гости для моей матери, а стало быть, и для всех нас. Прошу вас, проходите. Я не буду тревожить своим присутствием ваш покой.

Он махнул рукой в сторону входа, где Вика и старшая невестка уже откинули тяжелые шкуры. Изнутри одуряюще пахло праздничной похлебкой и раздавались веселые голоса. Слегка склонив голову, тьерто первым вошел внутрь. За ним, осторожно ступая, будто пробуя каждый сантиметр почвы на прочность, шагнул къерго. Ему пришлось пригнуться, чтобы не задеть головой входные перекрытия.

Рийк мешкал. Он прятал взгляд от моего сына, который продолжал смотреть на него в упор. Ему явно не хотелось заходить, но и придумать благовидный предлог, чтобы остаться снаружи, не получалось. Наконец мальчишка сплюнул под ноги (наверно, ему жест казался мужским и грубым, но вышло жалко) и скрылся в недрах шатра.

Я осталась на улице: девочки прекрасно справятся с ролью хозяек, а мне позарез требовалось поговорить с Ин-хе.

Сын присел на деревянную скамейку, которую когда-то выстругал старший, чтобы я и его беременная жена грелись на солнце. Уткнулся лицом в ладони. Я опустилась рядом, положила руку ему на затылок, а затем почесала теплое мягкое ушко. В детстве я всегда успокаивала его так: прогоняла дурное и притягивала хорошее.

— Ну, и что ты натворил в этой твоей тюрьме для смешанной крови?

— Я? — Сын поднял на меня глаза. — Я, наверно, совершил большую подлость. Предать того, кто тебе доверяет — другим словом это же не назовешь?

— Ты про этого мальчика?

— Да. Рийк считал меня другом. Я видел, как ему там плохо, но предпочел сбежать.

— Ты сам принял это решение?

Он вздохнул и пожал плечами.

— Какая разница. Они сказали, что ему недолго осталось и будет становиться все хуже. И настоятельно рекомендовали прервать эмоциональный контакт, который якобы не шел на пользу ни мне, ни ему. Но окончательный выбор я сделал сам: испугался привязанности к обреченному. А еще мне не хватило духа сказать ему правду. Мама, не стыдишься ли ты своего сына, оказавшегося трусом?

Мне очень хотелось утешить его, как в детстве: обнять, забрать на себя все тяжелое и плохое, подуть на содранную коленку или горячий лоб. Жаль, что для взрослых проблем такие простые действия не помогают. Невозможно вылечить открытую рану, просто приложив к ней лист подорожника.

— Видишь, как оно все вышло… Иногда наши ошибки помогают вершиться судьбе. Останься ты там, может, и не оказался бы полукровка Рийк среди тех, кто пытается предотвратить нечто очень страшное. Может быть, никто бы из них не оказался, не переплелись разноцветные ниточки судеб. Я не вправе оправдывать тебя, но и осудить тоже не могу. Мне кажется, вместо того, чтобы грызть себе лапы, как попавший в капкан зверь, тебе стоит поговорить с ним, наедине. Мальчик не похож на того, кто не умеет прощать. И я ведь явно почуяла радость, когда он тебя увидел.