– В нашем дорогом государстве что ни полковник, то потомственный дворянин? Это ж сколько вас получается?!

– Не считаю возможным читать вам лекцию о российском дворянстве, но, знаю, потомственных дворян, как и полковников, в России не так уж много.

– А каким полком командовали?

– Я инженер – полковник.

Молодой человек за столом захохотал, откидываясь в кресле. Хотя видно было, что хохотать ему совершенно не хотелось.

– Кого ни спросишь, все – тыловики, штабисты, снабженцы… Теперь вот инженер, – он обратился ко второму молодому человеку, вошедшему в кабинет. Второй хрустел свежей кожей портупеи, перетягивающей его некрупное тело.

– Инженер? – спросил второй. – А что инженеры на войне делают?

– Дороги, коммуникации, связь, – удивился Иванов, – мосты, ремонт техники, оружия, транспорт…

– И вы все это делали?

– Я непосредственно занимался строительством и реконструкцией порта в Ревеле, строительством причалов и прокладкой судоходного канала в Риге, строительством оборонных сооружений в Либаве, ремонтом фортов в Кронштадте…

– А за что же вам орден Георгия Победоносца дали? Я слышал, что это исключительно боевой орден? За личное мужество?

– Я был с армией генерала Брусилова в Галиции…

– И воевали?

– Разумеется!

– А орден непосредственно при каких обстоятельствах?

– За подрыв моста перед наступающим противником…

– Значит, вы не только строить можете, как вы ранее показывали, но и взрывать?

– Разумеется! Ни одна крупная стройка нынче без взрывов не обходится. Взрывают породу, удаляют ее из котлована машинами – экскаваторами. В тоннелях – направленные взрывы… Современные технологии. Кайлом уже стараются работать в крайних случаях…

– Понятно, понятно… – второй присел сбоку от стола и тоже закурил. – А почему же вы не хотите служить в нашей армии? Нам сейчас крайне необходимы инженеры-путейцы. Не хватает квалифицированных людей, мы не можем перебросить из-за Урала войска, хлеб. Взорваны мосты, покорежены километры железнодорожного полотна! В Петрограде голод надвигается из-за того, что вы и такие как вы отказываетесь сотрудничать с советской властью!

– Я вышел в отставку не для того, чтобы воевать на чьей-то стороне!

– Но вы видите, что отечество в опасности?

– Я в Брест-Литовске мир с германцами и османами не подписывал!

– Ах вот как?! А к какой партии вы принадлежите?

– Ни к какой. И ни к какой не принадлежал. Я – офицер. Мой отец был офицер, дед – офицер, мы все выпускники Николаевского инженерного училища! А прапрадед мой у генерал-адмирала Апраксина на судне кондуктором был! А вы – в какой партии!

– Так вы что, монархист?

– Да. И считаю, что Россией, Российской империей должен управлять монарх, помазанник Божий.

– Так ведь нет ее, вашей Российской империи, нетути!

– Когда человек заболевает, его еще рано хоронить!

– Враг! – Поднялся второй молодой человек. – О чем с ним говорить? В расход, как врага. Республика с вами нянькаться не будет! – Он вышел, скрипя портупеей.

– Напрасно вы так, – после паузы сказал следователь. – Это ведь сам Барановский!

– Не имею чести знать! – буркнул Иванов. – Тем более, что он не представился.

– Почему вы не хотите служить в нашей армии? Вы же не будете стрелять! Мосты, дороги, железка – это то, без чего республика погибнет!

– А как я буду смотреть в глаза моим товарищам? Подвозя снаряды, которыми их будут рвать на части? Я видел, что с людьми делает девятидюймовый снаряд!

– Никаких ваших товарищей не будет, мы их уничтожим!

– Вы думаете, на том свете мы с ними не встретимся?

– Вы же инженер, какой «тот свет»! Выдумки для темноты! Послушайте, – он присел бочком на стул поближе к Иванову, тот отметил, как лихорадочно вспыхнули щеки следователя и заблестели, словно он собирался заплакать, глаза. – Поймите, мы же строим коммунизм! Свобода, равенство, братство – то, что, как вы мечтаете, должно быть на вашем «том свете»! Так давайте построим это Царство Божие здесь, на земле.

– Позвольте, я вам вопрос задам. Вы в жизни своей что-нибудь построили? Скворечник? Собачью будку, конуру? Нет? А как же вы собираетесь строить коммунизм?

– Это демагогия! Мы вооружены теорией Маркса!

– Ну так вооружитесь теорией Маркса и постройте хотя бы собачью конуру!

Сзади распахнулась дверь:

– Я все слышал, – крикнул в дверь Барановский, – контра натуральная! В холодную его! Детей и жену арестовать! Пусть они ему разъяснят наши теории!

Только проводив старика до парадной, Сеславинский понял, что уже несколько дней его подспудно тянуло именно сюда, на Гороховую, именно в сторону дома пятьдесят семь. Как будто слова, брошенные почти на бегу татарином в Казачьем переулке: «Гороховая, 57. Елена», – были магическими.

Мордатый дворник с лицом плута, которого Сеславинский спросил про шестую квартиру, зыркнул на него коричневым, острым глазом:

– Вам, товарищ-барин, для чего?

– Чтобы таких, как ты, жульманов под прицелом держать! – Сеславинский показал чекистское удостоверение.

Дворник поспешил к неприметной двери под чугунной вязью навеса:

– На третьем этаже будет! А на втором квартиров нету. Отсутствуют!

Открыв дверь в конце коридора, Сеславинский едва не ахнул: перед ним распахнулось пространство, пронизанное сверху косым столбом света и поддерживаемое шестью колоннами. Только присмотревшись, он разглядел своды, арки, чугунные винтовые лестницы и высоко, на уровне третьего этажа, балюстраду, обнесенную литыми перилами. Само по себе круглое помещение, напоминавшее ротонду, спрятавшееся в обычном доме, в обычной парадной, было так удивительно, что хотелось постоять, вжиться в это неожиданное, непривычное пространство. Сеславинский шагнул, слыша, как отдаются шаги, подхваченные сводами. Показалось даже, что тени каких-то птиц мелькнули наверху. Мистика! – тряхнул Сеславинский головой. Позванивая подковками сапог, поднялся по правой винтовой лестнице. Позже оказалось, он не ошибся: левая лестница вела в никуда, оканчивалась пустой площадкой.

Не успел ручной звонок блямкнуть, как дверь отворилась, прогремев замками и цепочками. В широко распахнутом проеме появилась гофмановская старуха с пронзительными черными глазами.

– Нету ее, нету! – встряхнув копной пепельно-седых нечесаных волос, почти прокричала старуха, разглядывая между тем Сеславинского внимательно.

– А откуда вы знаете, кто мне нужен?

– Во всяком случае, не я, товарищ! – старуха вложила в это «товарищ» весь запас яду, что накопился у нее за полгода пролетарской диктатуры.

– Меня интересует…

– Сбежали они, сбежали! – старуха по-птичьи повернула голову, сверкнув глазами. – От голода сбежали. От голодухи! – это она выдохнула с особым удовольствием. – А я ей сказала, что и в Псковской губернии они никому не нужны. Я предупредила! – старуха пророчески воздела руки и захлопнула дверь.

Впрочем, когда Сеславинский уже спускался по винтовой лестнице, дверь распахнулась и старуха прокричала: «Вернуться должны скоро, куда они денутся!»

Сеславинский вышел на набережную Фонтанки. Ветер, нагонявший воду в город – в Неву, Фонтанку, каналы, – усилился. Короткие злые волны звонко шлепали о гранит, затопив каменные спуски к воде и выплескиваясь на набережную.

От всплывших барж, плашкоутов, лодок город потерял привычные очертания, дома стали похожи на сбившиеся перед бурей в бухте суда, когда каждый из кренящихся под ветром кораблей должен выживать сам, не надеясь ни на чью помощь. Их мрачные, перепуганные фасады с глазницами выбитых стекол и распахнутыми в немом крике парадными тонули в ветре и холодной измороси.

На набережной была тревожная суета: с барж выкатывали бочки, тащили рогожные кули, грузили на ломовиков ящики, тюки, мешки. От громкого дыхания и фырканья громадных лошадей, прикрытых мешочными попонами, шел пар, казалось, что они, высовывая морды из торб со жмыхом, кричат что-то, нам неслышимое.