Тишина затягивала, перекручивая и без того непростые мысли тугими узлами. Ян дышал ровно и спокойно. Он вдруг показался мне очень молодым. Не удивлюсь, если на цикл старше меня. Двадцать четыре, может быть двадцать пять, а уже преторианец. Высший командный состав. Даже отец стал генералом только к тридцать третьему циклу, и это абсолютный рекорд. А что Ян вчера говорил про вертолеты? Не помню. Приснилось, наверное.

В претории тревожно загудела сирена, и я вскочил на ноги.

— Подъем, — спокойно сказал Ян. — Из комнаты ни шагу. Или… привязать?

Я отрицательно мотнул головой. Преторианец вставал с кровати, будто собирал разбитое тело из осколков. Медленно и долго вырастал в вертикальное положение. Или еще не отошел от вчерашнего или это его обычное состояние.

— Не сиди без дела. Адъютант. Почти. Сапоги почисть и портянки заштопай. В тумбе все. Умеешь?

— Так точно, господин офицер, — звонко ответил я.

Кадеты из Училища пришли бы в восторг. Генеральский сын в звании лейтенанта чистит обувь и штопает портянки. Мечта. Да плевать. В Улье я обычный неофит и не имею права возмущаться заданиями, ссылаться на свое звание.

Ян ушел, тихо притворив дверь, а я открыл тумбочку. Личные вещи на то и личные, чтобы оставаться в неприкосновенности. В Училище для любого кадета они становятся якорями, превращающими чужую агрессивную среду в хоть какое-то подобие дома. И чем меньше личного пространства, тем сильнее цепляешься за то, что можешь назвать своим. Никого не били так сильно, как тумбочных воров.

Я осторожно вытащил нитки и иголкой, и мимоходом мазнул взглядом по баночке с целебной пакостью. Не открывал, по запаху понял. Интересно, что бы сказали наши ученые о составе чудо-средства? Публий с его маниакальной дотошностью соскреб бы с меня скальпелем мазь на стекло, да еще проворчал, что так мало втер. Для исследований не хватит.

Я улыбнулся, вспомнив лагерь и военного медика. Так все, хватит сидеть. Пора работать.

Портянки не смотря на то, что изрядно ношеные, чистые и сухие. Я зашивал на них дырки той же иглой, которой Ян вчера штопал мой бок и рану под ключицей. Нитки пришлось рвать зубами, нож преторианец не оставил. Да даже если бы оставил, ну не разведчик я. Не придумывались гениальные планы побега. Все казалось дурью. Причем, смертельно опасной. Надежда только на выездной экзамен. Лес, конечно, нафаршируют сержантами, следящими за каждым шагом неофитов, но зато там не будет стен и дверей.

Я уже заканчивал с сапогами, когда вернулся Ян со стопкой горчичной формы подмышкой.

— Почему…не обработал? — недовольно спросил он.

Я демонстративно покрутил в воздухе начищенными до блеска сапогами, но хозяин обуви стал только злее.

— Рану!

Я оглянулся на зашитый бок, смутился и промолчал. Постеснялся брать мазь без спроса. Преторианец зарычал. Грут бы в зубы двинул, а Ян просто взял мазь из тумбочки и бросил мне на колени вместе с формой.

— Быстрее!

Намазавшись и одевшись, я выскочил из кельи. В норматив уложился? Нет? Без разницы уже. Ян повел меня по претории мимо каменных лиц дежурных прямо к лифтам. Сказал, что будет учить летать. Вчерашний сон о вертолете оказался явью. Значит, Ян действительно решил бежать с эссенцией. Но теперь я не понимал, как, кроме Тезона, взять с собой еще и Дина. Преторианец мог наотрез отказаться от лишнего пассажира. И сейчас не время задавать вопросы о побеге. Позже, когда уйдем из ангаров от посторонних глаз и ушей. Да и я думал только о предстоящем полете. За штурвалом тренажера в Училище сидел, но в кресле пилота вертолета никогда не был. Радостное возбуждение растеклось по груди и ушло в руки мелкой дрожью. Я зашел в лифт и провалился этажом ниже в ангары, как в бездну в свободном падении. Только не улыбаться! Неофиты васпов не улыбаются.

Ангар встретил знакомым запахом машинного масла и топлива, обрушил волну звука и вспыхнул яркими оранжевыми бортами дремлющих вертолетов. После нескольких дней, проведенных взаперти наедине с Яном, я чувствовал себя так, будто уже сбежал из Улья.

Рядовые при виде кровавого преторианского кителя замирали или наоборот демонстративно утыкались носом в работу. Офицер же шел вперед с уверенностью танка в лобовой атаке. Мы миновали один вертолет, обошли второй, проигнорировали третий. Я всерьез рассчитывал на последний, четвертый на нашем пути, но Ян свернул к неприметной груде железа в углу. Покореженный остов без пластин корпуса, частично разобранный и абсолютно не работоспособный. Проклятье, да как так? Это все равно, что подсунуть фантик без конфеты.

— Садись, — кивнул Ян на ободранное кресло, торчащее посреди того, что осталось от кабины.

Нет, умом я понимал, что это даже не тренажер, а всего лишь учебный макет, но мне потребовалось несколько минут, чтобы забыть о несостоявшемся полете. А пока я усаживался и косился то на рычаги управления, то на полупустую приборную панель, преторианец рассказывал про автомат перекоса и систему «шаг-газ», о режимах полета и такой уникальной детали, как контрольное висение в воздухе перед разгоном и набором высоты. Я фанатично любил технику, а Ян был хорошим учителем. Нажимая на педали и плавно поворачивая рычаги, я забыл обо всем, что происходило вокруг. Слышал грохот главного винта и чувствовал крен машины, а где-то внизу плескалось зеленое море деревьев. «Рычаг на себя и носом прямо на светило». В плену наваждения я обернулся на Яна и впервые увидел на его лице искреннюю улыбку. Пустым взглядом он смотрел вперед и тоже летел куда-то вдаль. Живой, настоящий.

Я опустил глаза, рукой стирая с лица все эмоции. Морок рассеивался, вокруг по- прежнему стучали и звенели ремонтники, а рядом несчастный шудра ворочал тяжеленную запчасть. Да бодро так ворочал. Подозрительно. Я пригляделся, еще не понимая, что же именно мне показалось знакомым, а потом шудра рукавом поправил капюшон на голове, а из-под него выпал непослушный темный локон. Ин дэв ма тоссант, Дин!

Долговязый сверкнул глазами и приложил палец к губам. Предельно понятный жест. Молчу. Что он тут делал? За кем следил? Что вынюхивал? Вместе с Тезоном готовил побег, не дожидаясь экзамена? Или сам, ни на кого не надеясь?

Я нервно заерзал на кресле и только тогда понял, что молчание Яна затянулось. Обернулся я вовремя. Как раз, когда на губах преторианца выступила желто- зеленая пена, а глаз закатился. Наплевав на взгляды рядовых, я схватил офицера и потащил прочь из кабины, пока он в судорогах не разбил голову о приборную панель. Положил его на пол лицом вниз и повернул голову. На всякий случай оглянулся и заметил только напряженный взгляд Дина из-под капюшона шудры. Остальные васпы в рабочей суете даже не обратили на нас внимания. Долговязый склонил голову на бок и с ужасом уставился на дергающегося в судорогах Яна.

— П-преторианец?

Я кивнул. И, зная, что Яну не до нас, шепотом спросил Дина:

— Что ты здесь делаешь?

— А ты что делаешь? — шепнул в ответ васпа и показал пальцем на кровавый китель. — С ним?

— Летать учусь. Преторианец сказал, что устроит побег с экзамена.

Дин замер, а я запаниковал. Нельзя такие новости выдавать сразу. Я сам еще до конца не понял ничего про побег. Долговязый шумно выдохнул и тряхнул головой:

— Обманет.

— Нет, — вступился я за офицера. — Договор.

Дин открыл рот, а я подумал, что за все время нашего знакомства видел у него меньше проявлений эмоций, чем сейчас за одну минуту.

— Дурной ты, — шепнул васпа, — и дикий. Тур говорил.

— Где он? — испугался я за Тезона. — Почему ты один?

— Тур у Грута. Часто у него бывает. Долго. Твоя записка. Тур показал. Потом молчал. Долго молчал. Бежать решили.

— На вертолете? — догадался я.

— Ага.

— Убежим, — я вложил в это слово всю свою веру. — С экзамена. Скажи Туру.

Долговязый снова застыл. Не верил, боялся. Я хотел еще что-то сказать, но не находил слов, а Ян затих. Дин покосился на него не то со страхом, не то с презрением и отвернулся к своей запчасти.