Горячая женская плоть охватила его тугим кольцом: ее крепко сцепленные ножки никак не препятствовали проникновению благодаря уловке с подушкой, приподнявшей таз цыганки, но, напротив, делали все еще почти девственный проход даже более узким, даря ни с чем не сравнимое наслаждение.

На этот раз размеренные, глубокие и плавные его движения не вызывали в девушке непреодолимого стремления к чему-то неизвестному. Легкая эйфория от приятного, хотя и менее острого чувства, которое не нарастало, но и не уменьшалось, кружило голову. В этот момент Эсмеральда действительно не думала, кто доставляет ей эти восхитительные ощущения: ее неопытное, но чувственное тело полностью отдалось мягким волнам блаженства, вытеснившим из головы все мысли.

Памятуя о вчерашней ошибке, Клод старался не торопиться, найдя умеренный темп и следуя ему. И все же открывавшийся перед ним вид соблазнительного изгиба спины, разметавшихся черных волос, смуглых пальчиков, время от времени впивающихся в тонкую простыню – все это не могло не горячить кровь. Сдерживаясь из последних сил, мужчина отвел взгляд от округлых плеч, привычно опустив очи долу… Однако то, что он увидел, вырвало низкий стон из груди архидьякона и заставило двигаться быстрее, сжав сильными пальцами нежные бедра. Мужчина больше не мог сдерживаться: зрелище, как его твердая плоть пронзает это податливое, бесконечно любимое, столь долго и безнадежно желаемое тельце, буквально лишило его разума. Удары усилились, стали рваными; Фролло точно пытался с каждым выпадом утвердить свое единоличное право на эту восхитительную юную женщину. Наконец, со сладостным стоном излился он в теплое лоно и, обессиленный, упал на распростертую под ним плясунью, прижимаясь к ней всем телом и утыкаясь губами в плечо.

- Я не причинил тебе боли?.. – шепнул архидьякон, устраиваясь рядом и нежно касаясь раскрасневшейся щечки, когда Эсмеральда чуть пошевелилась под ним.

- Мне… Мне не было неприятно, - заметно смутившись, ответила цыганка, опуская глаза.

- Но я не смог доставить тебе удовольствия, - расстроенно заметил он. – Прости, девушка, но в любви, как уже говорил, я не более опытен, чем ты. И это, пожалуй, единственная наука, в которой я не смогу преподать тебе урока… Что ж, я попробую порадовать тебя по-другому!

Лицо его осенила непривычная для обычно суровых черт открытая, совсем мальчишеская улыбка, которая оказалась на удивление обаятельной. Умиротворенная, разнеженная расточаемыми ей ласками, успокоенная тем, что утреннее покушение на деле оказалось вовсе не таким страшным, как поначалу ей показалось, Эсмеральда невольно отметила, что, действительно, святой отец не был плох собой. Конечно, он не так красив, как ее Феб, но ничего особенно отталкивающего в его внешности не было. Напротив, когда лицо его озарила эта счастливая улыбка и словно бы внутренним светом зажглись лучистые глаза, Фролло без преувеличения можно было назвать привлекательным.

Соскочив с кровати и поспешно накинув на себя сорочку, мужчина чмокнул ее в губы и поспешно вышел из спальни. «Интересно, куда это он?..» - лениво подумала плясунья и, свернувшись клубком, почти сразу вновь уснула.

========== IX ==========

- Эсмеральда?.. – тихо позвал Клод, смакуя ее необычное имя, подобно десертному вину.

Он осторожно дотронулся до обнаженного плечика, и девушка сонно заморгала.

- Пора завтракать, красавица, - теплая улыбка играла на тонких губах.

Цыганка непонимающе уставилась на него своими огромными черными очами. Он просит приготовить завтрак?.. Или приходила эта его кухарка, и нужно спускаться к столу?

- К сожалению, повар я тоже не особенно искусный, поэтому без изысков. Зато на десерт у нас – хлеб со специями.

- Хлеб со специями?.. – удивленно повторила девушка, садясь и натягивая на грудь одеяло.

- Сладость. Их делают, кажется, из зачерствевших хлебных крошек, меда и розовый воды, непременно добавляя миндальные орехи и имбирь. Ты любишь сладкое?..

Плясунья неуверенно улыбнулась, а потом звонко рассмеялась – настолько нелепо сказанный столь взволнованным тоном невинный вопрос прозвучал в устах вечно мрачного и погруженного в себя архидьякона Жозасского.

- Ох, дитя, я, очевидно, выгляжу ужасно нелепо… - сокрушенно пробормотал последний. – Я ведь только хотел порадовать тебя…

- Вам удалось, - хихикнула маленькая колдунья, в которой ничто не могло укротить врожденного жизнелюбия.

- Ну хорошо, пусть так, - глядя на нее, Клод тоже невольно заулыбался. – И все-таки…

Он жестом указал на накрытый прямо в комнате столик светлого дерева, где разместились сковорода с яичницей, от которой исходил манящий запах жареного сала, нарезанный толстыми ломтями пшеничный хлеб, кусок желтого масла в изящной пиале, сыр, имбирные пряники…

- А это что? – маленький пальчик ткнул в пузатый глиняный чайник.

- Я неплохо разбираюсь в травах… Смесь листьев смородины и мяты с добавлением высушенных ягод шиповника хорошо тонизирует по утрам.

Фролло отвернулся и отошел к окну, давая ей время одеться.

- Позволь, я помогу тебе умыться, - с этими словами он подхватил кувшин с теплой водой и поливал на руки склонившейся над тазиком девушки.

- Никто никогда не ухаживал за мной так, - тихо заметила она, садясь за стол.

Эта фраза отозвалась в душе священника радостным трепетом и гордостью. Значит, все не зря! Маленькая чаровница все же не осталась совсем уж равнодушной к его стараниям.

Действительно, теперь, когда все уже произошло и отстаивать свою честь дальше было бессмысленно, цыганка несколько смягчилась и даже вполне примирилась с произошедшим. Конечно, жаль, что ее невинность досталась нелюбимому человеку, однако, истинная дочь Двора Чудес, она достаточно видела жизнь и знала, что явление это весьма распространенное. Плясунья уже пару лет как то и дело получала недвусмысленные непристойный предложения местных «кавалеров» и, если бы не покровительство Клопена Труйльфу, давно была бы изнасилована, подобно многим своим подругам детства: быстро, жестоко, на одной из темных улиц. Сегодня, напротив, она чувствовала себя любимой, желанной, нужной. К тому же согревала мысль о том, что она все же сдержала слово и ничем более не обязана своему спасителю и, по совместительству, палачу. Уже завтра можно будет преспокойно вернуться к привычной жизни, не опасаясь преследований, не думая о возвышавшейся на Гревской площади виселице; снова петь и танцевать, собирая толпу вместе с Гренгуаром и прелестной Джали… Теплая улыбка коснулась коралловых уст.

Выросшая среди нищих, воров и проституток, Эсмеральда не считала целомудрие такой уж великой добродетелью, которую необходимо беречь до свадьбы всеми силами: просто до Феба не встречала человека, с кем бы хотелось познать все тайны любви. Потому новое положение не казалось ей чем-то ужасным или непоправимым: строгий монах, вопреки ее ожиданиям, оказался чутким любовником, похоже, и впрямь искренне влюбленным. Его пугающие нападки и угрозы немедленно после заключения соглашения обратились в нежную заботу: точно вынырнувший из черного омута безумия, святой отец вот уже две недели как проявлял почти отеческую опеку по отношению к этой женщине-ребенку, и ее чуткое сердце не могло не уловить перемены. Кроме того, больно раненная гордость, растоптанная красивым капитаном, в предательстве которого малютка уже почти не сомневалась, требовала хоть какого-то корма. И, забытая беспечным Солнцем, она грелась в обжигающих лучах любви другого человека, пытаясь удовлетворить за его счет вдруг заговорившее в ее девичьей душе уязвленное самолюбие.

- А вы?.. – внезапно отвлеклась она от завтрака. – Вы ведь, кажется, и вчера не ужинали?

- Поверь, красавица, вчера мною владел голод совершенно иного рода, - выдохнул мужчина, заставив цыганку вспыхнуть. – Впрочем, пока я готовил тебе завтрак, аппетит действительно разыгрался, поэтому не рассчитывай доесть на обед вчерашнее жаркое.