- Никогда! – снова осмелела цыганка в ответ на его нежность. – Я люблю моего Феба! Он солнце, а ты скрываешь под сутаной похотливое животное!..

- За всю жизнь я не познал ни одной девушки! – гнев занимался в священнике столь же быстро, как вспыхивает бумага; он с силой встряхнул за плечи маленькую пленницу с языком острым, как ее кинжал. – Я жил вдалеке от женщин, я укротил свою плоть много лет назад! Но потом пришла ты – и пробудила давно и мирно спящий вулкан…

Ее близость внезапно опалила измученного постоянной борьбой Клода; он больше не мог противиться этому настойчивому зову первобытного влечения. С жаром припал он к ее губам, но ответа не последовало. Тогда он начал покрывать поцелуями ее шею, спустился к ключицам, почти не замечая ее ожесточенного сопротивления: что могла противопоставить ослабевшая девушка охваченному нестерпимым желанием мужчине?..

- Не смей прикасаться ко мне, иначе я закричу так, что сюда сбежится весь караул! – взвизгнула Эсмеральда, когда его рука, задрав рубашку, попыталась скользнуть по гладкому бедру.

Этот вопль немного охладил распалившегося архидьякона. Он резко отстранился, а посчитавшая себя победительницей пленница запальчиво продолжила:

- Пусть меня завтра казнят, но я никогда не буду принадлежать тебе, грязный монах! Единственное, о чем я сожалею – что это произошло не сегодня: тогда мне не пришлось бы терпеть твоих гнусных поцелуев!..

Окончательно придя в себя после этих жестоких слов, с перекошенным от бешенства и отчаяния лицом, Клод отвернулся и, ничего не ответив, начал подниматься по лестнице, не забыв прихватить оба факела. Через минуту, оставшись одна, в кромешной темноте, юная цыганка горько разрыдалась, упав на мягкий тюфяк и плотно завернувшись в одеяло. Завтра ее казнят, и последний шанс на спасение, похоже, упущен. Мерзкий поп оставил ее в покое, она выиграла эту битву – но, похоже, проиграла войну за свою жизнь. И Феб, конечно, не придет ее спасти – это она начинала понимать все яснее. Беспокойно проворочавшись пару часов, Эсмеральда,наконец, забылась тяжелым сном. Ей снилась милая Джали, которая искала свою хозяйку; Собор Парижской Богоматери с застывшим между каменными горгульями горбуном, вперившим в нее свой печальный взор; дорогой Феб, везущий ее на прекрасном белом жеребце в их дом; Гревская площадь и толпа зевак, перед которыми она танцевала, а за спиной, подобно змее, тащилась за ней пеньковая веревка…

Девушка проснулась, задыхаясь от неописуемого ужаса: ей казалось, сама смерть разлита в окружающей черноте. Медленно подползала она, сжимая удушающие объятия; пустота и страх затопили юную душу. Эсмеральда с тоской думала о том, сколько же времени она проспала, силясь угадать, осталось ли ей жить час или все-таки больше. Замерев, вслушивалась она в окружающую тишину, но лишь беспорядочное шуршание крыс доносилось иногда до ее слуха. Мгновения текли томительно долго, в напряженном ожидании. Пленница не могла думать ни о чем, кроме ожидавшей ее участи: по сравнению с приближающейся виселицей, страшным маятником раскачивающейся перед ее внутренним взором петлей даже объятия ненавистного святоши уже не казались такими пугающими. Он, в конце концов, только мужчина, который отцепится от нее, едва получит свое; за порогом же смерти ее ждала разверстая пасть неизвестности.

========== II ==========

Прошло очень много времени до тех пор, пока проделанный в потолке люк не открылся, впуская слабый огненный отсвет в это царство вечной тьмы. Беззащитная пред лицом смерти, цыганка задрожала; одинокая слеза скатилась по вмиг побелевшему лицу. Сейчас ее повезут туда, где суждено в последний раз увидеть солнце…

- О, мой Феб, мое Солнце, неужели ты так и не придешь за своей маленькой Эсмеральдой?.. – горестно прошептала девушка, почти лишаясь всякой воли к сопротивлению.

Против ее ожиданий, вместо солдат вниз спустился человек в черной рясе, несший в одной руке светильник, в другой – похожую на вчерашнюю корзинку. В тусклом свете медленно хлебающего масло огонька узница узнала вчерашнего посетителя. Люк с грохотом захлопнулся за ним, едва Клод Фролло ступил на влажный земляной пол.

- Что вам еще нужно от меня?.. – спросила несчастная, не в силах даже подняться на ослабевшие от страха ноги; ее мысли о предпочтении этого человека веревке тут же улетучились. – Вы пришли вести меня на казнь? Я готова.

- Твоя казнь откладывается, - архидьякон небрежно поставил рядом с ней снедь, аккуратно подвесил фонарь на высокий крюк. – Ешь.

- Не буду! – запальчиво возразила цыганка, ободренная его первой фразой; но тут же новая страшная мысль мелькнула в ее голове, отразившись на вмиг переменившемся лице.

Священник, вперивший в нее жадный взгляд, не мог не заметить этой перемены, и уголки его губ едва заметно дрогнули в горестном подобии хищного оскала; глаза полыхнули болезненной страстью.

- Ешь, или я накормлю тебя насильно, - Клод сделал угрожающий шаг вперед, и испуганная Эсмеральда покорно потянулась к корзинке.

Впрочем, едва аромат свежеиспеченной сдобы достиг ее ноздрей, аппетит и в самом деле проснулся. Когда пленница почти утолила голод, святой отец неспешно произнес:

- Поскольку основным обвинением в твоем деле было убийство капитана королевских стрелков, а он, как выясняется, жив и быстро идет на поправку усилиями своей нареченной, - глаза бедной девушки увлажнились при этих словах, и кусок больше не лез в горло, что, видимо, вызвало некоторое удовлетворение ее мучителя, - так вот, в связи с этими обстоятельствами я попросил суд пересмотреть дело, дополнив его свидетельствами жертвы, едва та сможет давать показания.

- Мой Феб! – радостно воскликнула цыганка, вскакивая; лицо ее озарила счастливая улыбка. – Значит, он придет, он спасет меня!.. Я знала, знала!

- На твоем месте я бы так не радовался, красавица, - поморщился Клод; лишь глаза его вновь яростно сверкнули, выдавая сильное волнение. – Это я заступился за тебя, но вряд ли он сделает то же самое. В лучшем случае выдумает что-нибудь на тему того, как ты его околдовала, заманила всеми правдами и неправдами, а потом пыталась убить – это лишь отсрочит твою казнь. Хотя я полагаю, что он предпочтет вообще не появляться в зале суда, а в письменной форме подтвердить все обвинения. Понимаешь, дитя, если подобный скандал вскроется, это может весьма печальным образом сказаться на его помолвке. А породниться с богатым семейством де Гонделорье ему сейчас совершенно необходимо: господин Феб де Шатопер – нищий, не привыкший, однако, отказывать себе в выпивке и развлечениях, и удачный брак – единственный способ быстро поправить его прискорбное положение.

- Ты лжешь, презренный монах, ты все лжешь!.. – в совершеннейшем отчаянии прокричала Эсмеральда, пытаясь убедить саму себя, что не верит ни единому слову; зарыдав, она в исступлении набросилась на своего посетителя.

Лишенная своего «жала», девушка не представляла для архидьякона ни малейшей опасности. Провокация достигла своей цели в точности: душевная боль заставила юную и страстную цыганку совершить необдуманный поступок. Фролло невольно провел параллель между этой вспышкой и его ударом кинжалом – что ж, пусть и она узнает эту жгучую пытку ревностью!

Без всяких усилий перехватив изящную кисть, потерявшую былую ловкость за все эти дни страданий, холода и голода, а потом и вторую, священник быстро развернул извивающуюся узницу и слегка заломил руки. Приглушенно всхлипнув и инстинктивно нагнувшись, Эсмеральда замерла, потому что каждая попытка пошевелиться болью отзывалась в выгнутых плечах. Внезапно она почувствовала прикосновение к запястьям чего-то шершавого; через секунду осознав, что святой отец намерен ее связать, объятая паникой девушка вновь затрепыхалась в его руках, но напрасно: новая боль, не сильная, но продолжавшаяся до тех пор, пока она покорно не затихла, лишь вынудила склониться еще ниже.

- Теперь можешь кидаться на меня, сколько влезет, - заключил архидьякон, отпуская руки несчастной.