Он выглядел весьма сконфуженным от своей просьбы и невероятно расстроенным одновременно. Мари участливо заглянула в протянутый пакет. Там действительно оказались конфеты в ярких цветных фантиках и печенье, но сейчас, при ближайшем рассмотрении, Мари заметила, что фантики на конфетах заметно потертые, а печенье, и вовсе, местами покрывает плесень. А еще она заметила, что рука Дэвида, в которой он держал протянутый пакет, слегка дрожит.
И вдруг Мари, с легким страхом и одновременно душащим состраданием, осознала, что Дэвид уже давно умер, а все эти конфеты и печенье ему, по-видимому, когда-то принесли на могилу родственники. Неожиданная и страшная догадка повергла Мари в состояние легкого шока, а на глазах ее невольно выступили слезы. Она бережно достала из протянутого пакета пару конфет и одну печеньку и попыталась максимально ласково, при этом, Дэвиду улыбнуться.
– Спасибо тебе, – сказала она тихо, едва сдерживаясь, чтобы не расплакаться, – Мне кажется, что ты очень хороший парень, Дэвид. И я, действительно, надеюсь на то, что ты однажды найдешь своего друга. Прости меня, пожалуйста, за то, что этой ночью я не впустила тебя в дом…
Дэвид с откровенной благодарностью ей улыбнулся и, также достав из пакета печенье, начал, беззвучно расплакавшись, его есть. Мари взяла парня за руку и заботливо потянула на скамейку, приглашая присесть и присаживаясь рядом. Его рука, как и следовало ожидать, была очень холодной и, при этом, как будто даже восковой на ощупь. Стараясь не думать об этом, Мари развернула конфету и упрямо ее откусила. Конфета эта была сильно засохшей, но девушка продолжала жевать ее, превозмогая ощущение легкой тошноты. Просто ее эмпатия по отношению к Дэвиду была гораздо сильнее, чем чувство страха или естественного отторжения организма. Мари никогда раньше особо не задумывалась над тем, что ждет людей после их смерти. Однако сейчас она вдруг всем своим сердцем почувствовала, как важно для Дэвида то, что кто-то просто сидит тут и ест с ним, поминая его таким образом. Ведь разделяя с ним эту незатейливую трапезу, Мари словно позволяла парню почувствовать себя живым, как раньше.
Дэвид, тем временем, продолжал есть и тихо плакать, и Мари сочувственно положила ему руку на плечо. Несмотря на то, что девушка осознала, что Дэвид давно мертв, Мари все же была рада тому, что, впервые после случившейся аварии, смогла встретить в этом больном мире хоть кого-то разумного и даже, в каком-то смысле, живого.
– Это означает: «С чем покончено, к тому не возвращайся», – немного успокоившись, неожиданно произнес Дэвид, – Я о надписи на клинке. Простите меня, пожалуйста. Я просто подумал, что вы, наверное, не знаете латыни…
Мари вздрогнула и, прикоснувшись к оружию на ремне, слегка покраснела. Так как клинок кортика все это время оставался в ножнах, Дэвид попросту не мог никоим образом его увидеть. А это могло означать лишь то, что он уже видел упомянутую надпись раньше.
– Это ты меня прости!! – Мари поспешно попыталась снять кортик со своего ремня, – Я просто не знала, что он твой!
Дэвид мягко остановил девушку, прикоснувшись к ее руке и слегка покачав головой.
– Пожалуйста, Мари, оставьте кортик себе, – воодушевленно попросил он, – На память обо мне… Если вы этого хотите, конечно…
Не найдя, что на это ответить, Мари лишь порывисто его обняла. Девушка была очень сильно растрогана поступком Дэвида, а также не хотела, чтобы он увидел резко нахлынувшие на ее глаза слезы.
– Я сохраню его, Дэвид! Обещаю!! – горячо заверила она парня, вдруг почему-то ощущая какое-то давящее на грудь предчувствие, – Спасибо тебе, правда! Для меня это просто бесценный подарок…
Как ни странно, но обнимая этого почти незнакомого ей и, к тому же, давно уже умершего парня, Мари неожиданно ощутила настойчивое дежавю, словно призрачное родство их душ, возможно когда-то, в иных своих жизнях, хорошо знавших друг друга. Она также перестала удивляться тому, что Дэвид, как будто действительно, каким-то образом видит сквозь стены или же знает что-то, чего он знать, по идее, попросту не мог. Например то, что Мари, и вправду, почти не понимает латыни. По-видимому, умершим людям, все же, дано знать и видеть намного больше, чем живым…
И тут, внезапно, какой-то неожиданно раздавшийся среди деревьев парка звук заставил их обоих болезненно вздрогнуть.
«Цвырк, цвырк, цвырк, цвырк…», – отчетливо услышали они.
По тропинке между деревьев, практически абсолютно бесшумно, за исключением разве что этих зловещих цвыркающих звуков, плавно передвигались, как будто даже плыли, не касаясь земли, две абсолютно одинаковые долговязые фигуры, облаченные в черные плащи-дождевики.
– Вот же черт! – выругалась Мари, поспешно вскакивая со скамейки, – Я встречала раньше одного из них, – объяснила она Дэвиду, который тут же встал вслед за нею, – И тогда он вел себя со мной, мягко говоря, недружелюбно…
Дэвид растерянно кивнул, слегка отстраненно разглядывая приближающиеся к ним темные субтильные фигуры. А Мари, тем временем, заметила, что оба незнакомца словно бы выглядят на одно лицо. И лицо это было такой же точно противной физиономией какого-то земноводного, которую она уже видела однажды в книжном магазине. А через пару секунд оба пришельца, словно по одним только им слышной команде, одновременно расплылись в идиотских кривых улыбочках через все лицо.
«Цвырк, цвырк, цвырк…», – навязчивый звук, исходящий от них был, тем временем, все ближе и ближе.
– Нам надо уходить, – настойчиво потянула Мари Дэвида за рукав, – Эти странные ребята совсем не кажутся мне милыми или хотя бы дружественно настроенными…
Дэвид повернулся к ней и, с извиняющейся улыбкой, неожиданно отрицательно покачал головой.
– Вы идите, – ответил он, – А я останусь. Но не беспокойтесь за меня, со мной все будет в полном порядке.
– Ты просто не понимаешь, Дэвид! – горячо возразила Мари, – А вдруг эти мерзкие пародии на человека действительно опасны?! Идем скорей! Давай спрячемся от них где-нибудь!
– Я не могу уйти отсюда, простите, – немного виноватым тоном прошептал он, – Здесь мой дом… И я к нему привязан, – парень с некоторым отчаянием указал рукой в сторону трех, стоящих немного особняком, высоких деревьев с раскидистыми кронами. Мари поспешно посмотрела туда и неожиданно заметила притаившийся среди них старый, слегка покосившийся от времени могильный камень.
– Ох! – против воли сорвалось с ее губ. «Так вот где его могила…», – подумала она про себя.
– Ай-яй-яй, хулиганка! – в один голос окликнули ее неспешно и плавно приближающиеся люди-плащи, – А ведь я тебя предупреждал!
«Цвырк, цвырк, цвырк, цвырк…».
От их фальшивых и каких-то недочеловеческих голосов, синхронно сливающихся в один, Мари едва ли не подпрыгнула на месте. Сильный испуг резко полоснул по нервам гигантской невидимой бритвой. Девушка тут же порывисто обняла своего новоиспеченного приятеля.
– Прощай, Дэвид! Береги себя, – шепнула она ему и стремительно бросилась в противоположную от незнакомцев сторону, с быстротой и проворством вспугнутой в лесной глуши лани.
– Спасибо вам за все! – крикнул ей вдогонку Дэвид.
Но Мари, тем временем, уже бежала прочь оттуда, не оборачиваясь и ловко перепрыгивая через поваленные деревья и старые растрескавшиеся пни.
«Возможно, что для него они и не опасны, – с надеждой думала она на бегу, – Ведь он уже мертв. А я еще пока нет…». И Мари страстно желала, чтобы это «пока» продлилось как можно дольше.
Она бежала настолько быстро, что парковая зона вскорости закончилась и девушка стремительно выскочила на узкую, кривую улочку, мощеную старой, разбитой местами, каменной плиткой. В последний момент перед этим, она запнулась о подло притаившуюся на границе плитки корягу и начала падать, но, однако, успела поймать равновесие практически перед самой землей. Ее рюкзак, при этом, отлетел от нее в центр дороги. Почти чудом удержавшись на ногах, девушка на секунду остановилась. Не было похоже, что кто-то гонится за ней, поскольку никаких звуков погони она так и не услышала. Зловещие, цвыркающие звуки остались далеко позади, бесследно растворившись в тумане. Тем не менее, поспешно восстановив сбившееся от быстрого бега дыхание, Мари вновь бросилась бежать, проворно подхватив на ходу валяющийся на дороге рюкзак.
