«Неужели мертвый?» – подумала Мари со щемящим душу сочувствием. Замерзнуть насмерть вот так на улице, в самый канун Рождества, казалось девушке невыносимо печальной, полной одиночества смертью.

Но лежащее на тротуаре тело неожиданно зашевелилось. Мари тотчас же бросилась к нему, пытаясь помочь замерзшему человеку встать на ноги. Из кармана бродяги выпала пустая бутылка из-под алкоголя. Что-то во всей его фигуре, а также в покрытых снежинками полудлинных, рассыпавшихся по бледному, небритому лицу волосах вдруг показалось Мари до боли знакомым.

И в следующую секунду девушка узнала в бродяге Джу, который выглядел, при этом, как будто намного старше. Конечности его почти не слушались, и девушка начала поспешно и старательно растирать холодные, замерзшие руки мужчины.

– Эй, – прошептала она, едва не плача, – Ну что же ты… Замерз совсем…

Он поднял на нее свое нездорово осунувшееся лицо, и на нем сразу же скользнуло узнавание. На его редкой рыжеватой щетине был иней, а обветренные губы заметно посинели, но Джу, все же, упрямо попытался улыбнуться ей.

– Давай, вставай скорее, – заботливо сказала Мари, – Я тебе помогу. Пойдем ко мне домой! И я подарю тебе подарок… Идем скорей! Я вызову такси. Ведь это Рождество… Мы выпьем с тобою вместе. Горячего глинтвейна… Хочешь?

Она не была уверена, слышит он ее или нет. И это очень ее расстраивало. Мари казалось, что она пришла сюда слишком поздно, и что мужчина уже полностью и окончательно замерз. Но неожиданно Джу крепко и даже слегка болезненно впился ледяными пальцами в ее запястье и заглянул в самое лицо.

– Я только что видел сон про тебя, милая мышка, – простуженным голосом прохрипел он, – Ты так долго шла там по темному бесконечному лабиринту. Все шла и шла, руководствуясь протянутой кем-то красной нитью, аккуратно сматывая ее в клубок. Скажи мне, я прошу тебя… Ты все же нашла из него выход? Нашла, мышка? Ведь нашла же?…

Его слова внезапно разбились вдребезги на абсолютно черные, как сажа, осколки и разлетелись, словно перья ворона, по сторонам. Мари вздрогнула от резкого звука бьющегося стекла и поняла, что снова оказалась в том темном, практически нескончаемом тоннеле, в котором была в самом начале сна.

На фоне тусклого пятнышка света, где-то в самом конце тоннеля, Мари увидела удаляющийся от нее силуэт. Эта была хрупкая фигура медленно уходящей вдаль женщины. Однако не просто какой-то незнакомой женщины… Мари никогда в жизни не видела своей мамы, зная ее лишь по нескольким фотографиям, но сердце девушки вдруг резко сжалось в комок.

– Мама!! – исступленно и громко закричала она, – Подожди меня! Мама, постой!!

Мари бросилась было бежать вдогонку плавно, но неумолимо удаляющейся фигуре, но ступни ног безнадежно забуксовали, влипнув в ставший неожиданно вязким асфальт. Причем они завязли в нем настолько сильно, что девушка едва не упала навзничь. Но, тем не менее, совсем не собираясь сдаваться, Мари упрямо продолжила идти, с огромными усилиями вырывая ноги из мерзкого асфальтового болота. Она отчаянно старалась двигаться дальше, не прекращая при этом громко кричать.

– Мама! Мама, пожалуйста, мама!! – срывая голос, словно смертельно раненое животное вопила Мари, размазывая неудержимые горячие слезы по собственным щекам.

И тут девушка неожиданно увидела, прямо у себя под ногами, красную нить. Мари отчаянно вцепилась в нее так, словно от этого зависела ее жизнь. Как это ни странно, но идти сразу стало гораздо легче. А через некоторое время девушка даже смогла бежать, на ходу наматывая путеводную нить себе на ладонь. Силуэт матери, тем временем, становился все ближе и ближе. И вот, наконец, Мари догнала ее, порывисто развернув за плечо к себе лицом.

– Мама?!

Но в следующее мгновение она поняла, что это вовсе не мама, а Энни. Испуганное родное лицо сестры покрывали блестевшие на щеках слезы. Посмотрев в глаза Мари с неимоверно глубоким отчаяньем, Энни вдруг разрыдалась еще сильней и горестней.

– Энни! – сгребла ее в охапку Мари, – Не плачь, родная, я прошу тебя! Что случилось?!

– Мне просто очень больно видеть тебя такой, Мари, – глотая собственные слезы, прошептала Энни, – Ты такая сильная, душа моя. И всегда была сильной. Но теперь ты так мучаешься, – ноги девушки беспомощно подкосились, и она наверняка упала бы навзничь, если бы Мари с готовностью ее не подхватила, – Прости меня, Мари. Это все моя вина. Ты же знаешь, я всегда была слишком доверчивой…

– Ты просто всегда была гораздо лучше, чем я! – горячо возразила Мари, отчаянно стараясь удержать все еще выскальзывающую из ее объятий сестру, – Ты всегда была такой доброй, открытой к миру и людям, такой нежной, заботливой и жизнерадостной. Я так сильно люблю тебя, Энни! Ты – самое ценное, что есть в моей жизни!

Энни вздохнула так, как будто из нее вдруг резко вышел не только весь воздух, но еще и душа. А затем все-таки выскользнула из объятий Мари куда-то вниз. Тщетно пытаясь ухватить неумолимо ускользающее от нее тело, девушка порывисто дернулась и сама неожиданно провалилась в какую-то черную глубокую бездну.

Через несколько секунд стремительного полета в ней, она вскрикнула, больно ударившись обо что-то спиной. В абсолютной пустоте бесконечной бездны висел гигантский деревянный крест, на который Мари и упала в результате своего полета. Едва не соскользнув с этого креста вниз, девушка отчаянно начала за него цепляться, рискуя сломать о жесткое дерево ногти до мяса. Немного запоздало Мари поняла, что была, при этом, совершенно голой. А ее отчаянные крики возвращались к ней каким-то искаженным, реверсированным эхом.

И тут, откуда-то сверху, на нее опустился огромный металлический гвоздь. Острие его уперлось девушке в солнечное сплетение и придавило, тем самым, обнаженное тело к кресту. Из глубин черной, бескрайней темноты до Мари вдруг отчетливо донесся звук стремительно опускающегося на этот гвоздь гигантского молотка. Ба-бах!! Невыносимая боль пронзила яркой молнией тело, и Мари, истошно закричав, мгновенно выключилась.

Словно очнувшись от кошмара, она болезненно вздрогнула и вновь открыла глаза…

Ласковые лучи заката нежно касались ее лица. Над запрокинутой вверх головой девушки плавно проплывали темно-красные вечерние облака, а легкий летний ветерок нежно перебирал ее длинные, распущенные волосы.

Мари расслабленно лежала на дне покачивающейся на мягких волнах лодки. Краем глаза она видела, как темную воду за бортом медленно, но уверенно рассекает поблескивающее в лучах вечернего солнца весло. Девушка плавно выпрямилась, обхватив руками собственные колени, покрытые тонкой тканью длинного платья, и задумчиво поглядела на расположенное напротив миловидное лицо Дэвида, неторопливо гребущего веслами и ласково улыбающегося ей.

– Я не знаю, что мне делать, любимый, – грустно прошептала она, пересаживаясь поближе к нему и трогательно прижимаясь щекой к плечу парня.

Дэвид тут же оставил весла и нежно обнял ее, пытаясь утешить.

– Это всего лишь жизнь, душа моя, – мягко поглаживая ладонью ее волосы, ответил он, – Она словно эта река. Всегда течет куда-то, и течет, и никогда не останавливается…

– Но если ты вдруг погибнешь, то я останусь здесь совсем одна. И буду целую вечность сходить с ума от горя, – тихо возразила девушка, смахивая предательские слезинки с длинных пушистых ресниц. Ей захотелось обнять юношу как можно крепче и никогда больше не отпускать.

Дэвид на несколько секунд задумался, а затем извлек из-под полы длинного пальто необычайно изящный парадный кортик и протянул его ей.

– С помощью скрытой в нас силы мы можем убить кого-то, а можем спасти, – прошептал он, вкладывая рукоятку оружия в ее руку и слегка сжимая сверху своей, – Ты знаешь это, как никто другой, моя дорогая. Мой милый, нежный ангел…

Мари задумчиво вынула острый клинок из красивых ножен. «Actum ne Agas» – блеснули в лучах заходящего солнца строгие точеные буквы, тонко выгравированные на холодной стали. Словно некий совет и напутствие для того, чтобы двигаться дальше. Всегда лишь вперед и ввысь, несмотря ни на что… Пытаясь тщательней разглядеть завораживающие ее изящные буквы, Мари вдруг болезненно стукнулась лбом о какую-ту гладкую, идеально ровную поверхность.