— Это было бы слишком просто.
Блондинка закатила глаза. Глебушек, Глебушек… Какой ты болван, а ведь еще и император.
— Про ваши постельные отношения легенды ходят. Ты знаешь, что в замке неплохая слышимость?
— Мне плевать.
— Глебушек… А Жикин — какой он? — вдруг поинтересовалась Лиза.
— Красавчик без мозгов. Зато при носике, — подумав, сообщил Бейбарсов.
— Деньги?..
— Мало — слишком любит украшать себя. Он вообще себя очень любит.
— А Пень-Дыр что?
— А Пень-Дыр любит деньги. Жить ты будешь неплохо, но… Но владения твои плавно перейдут к нему.
Зализина закусила губу. Это ее категорически не устраивало.
— А третий что?.. Тот, который Кузиков…
— Тузиков, — поправил ее бывший любовник, — из этих трех самый лучший вариант. Отзывчивый, добрый парень. Жалко мне, правда, такого тебе отдавать. Испортишь.
Лиза вздохнула.
— Глебушек, Глебушек… А твоя Татьяна — какая она? — поинтересовалась экс-фаворитка, — настоящая. Не та, которая на публике. Не та ревнивая фурия, которую я видела…
Бейбарсов долго молчал — думал, стоит ли говорить…
— Она особенная, — наконец, произнес он, — настоящая.
— Как много в этом слове, — хмыкнула Лиза.
— У нее в глазах воля и решимость. Сила. Несгибаемость. Чего бы я не делал — не ломается, — усмехнулся Глеб, — она интересная. Умная. Красивая.
— Да, ты ее любишь, Глебушек, — утвердительно произнесла Зализина, — и это забавно. Ты, сын Тантала, Красный принц, всесильный император Тартара — всего лишь человек… Так забавно.
— Что же в этом забавно, Лиза?
— Твоя любовь темная и уничтожающая, Глеб… Ты уже погасил свет этой девочки — в попытках возродить свой собственный. Ты думаешь, что любишь — но только убиваешь… И, в конечном счете, это чувство убьет вас обоих. И я с интересом посмотрю на это — темного императора и его темную королеву… Если, конечно, буду жива. Если ты не уберешь меня точно так же, как и всех остальных.
— Не будешь бесить — до этого не дойдет… Но ты только и делаешь, что бесишь, дорогая Лиза.
— Именно поэтому я прибуду на Юг, выйду там замуж за Тузикова и исчезну из твоей жизни, мой милый бывший любовничек. Шлюхи для особых поручений тоже стареют и тоже хотят жить…
***
— Что обсуждали дамы? — вопросил Арей.
Дафна неожиданно хихикнула.
— Женский треп, не стоящий никакого внимания.
— Всего лишь?.. — бровь мечника приподнялась вверх.
— Всего лишь. Не думаю, что тонкости постельных отношений с мужьями высоких и монаршьих особ представляют какой-то интерес.
— Упаси боже, — покачал головой мечник, — а что, Ее Величество снизошло до такого обсуждения? На нее это не похоже. Крайне не похоже.
Даф сочувствующе посмотрела на своего мастера, и тот почувствовал себя неуютно. Девушка крайне редко позволяла несдержанность или непочтительность в его адрес — а теперь он вдруг ощутил себя наивным маленьким ребенком…
— Если подробно, но корректно… — тихо сказала девушка, — рано или поздно любая женщина, вышедшая за Красного принца, задумалась бы о том, как смирить своего мужа хотя бы в постели.
Арей кивнул; доносившиеся женские крики — а спальня королевской четы располагалась прямо над его — за три года основательно достали… Мечник никогда не интересовался, что же такое Бейбарсов делает с женой, но порою думал, что попросту режет.
— Вопросов больше нет.
Он даже не будет ничего докладывать Бейбарсову.
— Как Ваша жена? — вдруг поинтересовалась Дафна.
Мечник удивился; у них было не принято интересоваться личным… У них вообще не принято было заводить семью — и он сам соблюдал этот запрет, пока… Пока Бейбарсов не сделал ему подарок и не купил его преданность. А заодно не вернул волю к жизни… Способность жить, а не существовать.
— Прекрасно.
Впервые за многие годы мечник, наконец, был счастлив. Да, — поездки домой он позволял себе раз в несколько месяцев, — но теперь… Теперь. Даф улыбнулась — тепло, чисто, любяще, и Арей почувствовал, что испытывает к ней почти то же самое, что и к Варваре, своей родной дочери.
— Это Вам, — девушка протянула ему сверток и, пока он не успел его коснуться, сбежала, — от всех нас!
Последние слова она произнесла уже около двери.
Пожав плечами, начальник Тайной Стражи развернул пергамент — и хмыкнул. В свертке были детские вещи.
========== Часть 8. Север ==========
…Была смела, а теперь боится…
Была умна, а теперь — что кукла!
Вот она — любовь! Но не радость, а мука…
(Мюзикл «Последнее испытание»).
Таня молча разглядывала собственное отражение в зеркале. Один из старых мужских костюмов оказался ей почти впору — разве что, в груди стал немного тесен. А ведь она уже и отвыкла, что это такое — простая, мягкая, удобная одежда…
Тонкая ладонь аккуратно коснулась приятной прохлады зеркальной глади.
Стоящая напротив рыжеволосая девушка казалась незнакомкой. За три года своего отсутствия она практически не изменилась — внешне. Все те же рыжие волосы, только длиннее и гуще; те же руки, ноги… Те же черты. Она, определенно, стала женственнее. Красивее. Вот только… Таня, что уехала отсюда как невеста скальелесского принца, обратно так и не вернулась. Лицо, смотревшее на нее, принадлежало совершенно другой особе — статной, какой-то торжественно-изящной, холодной, отстраненной.
Закрыв глаза, Гроттер прижалась лбом к своему отражению. Святые боги, да кого она обманывает, надевая старые, родные, любимые вещи…
«Ты, наконец, привыкла, Гроттер», — как наяву прозвучал голос ее царственного супруга. Прозвучал, как констатация этого факта.
Тяжело вздохнув, Гроттер начала скидывать одежду — а потом выудила из сундука платье. С широкими резаными рукавами и глубоким вырезом, с многочисленными складками, с длинным струящимся подолом, темно-красного цвета. Немного неподходящий наряд для строгого, консервативного Севера — но она больше и не северная княжна, не так ли? Она жена императора.
Не по шкурке ей больше старые тряпки… Не по шкурке.
«Ты привыкла, Гроттер».
Она как наяву услышала смех своего мужа — низкий, издевательский, неприятный.
— Глеб, — пробормотала Таня.
Несмотря на то, что супруг находился на другом конце империи, она почти физически ощутила, как сильные руки — то грубые и причиняющие боль, то нежные и ласкающие, легли на ее стан…
Таня вернулась в родной дом всего час назад. Наскоро обняв мать — другие обитатели замка еще спали — девушка поспешила в свои покои… Мирно спящий Владияр был передан в трясущиеся руки бабки, прыгающей вокруг внука, точно белка вокруг орешника.
За эти три… Нет, два года, Софья прежде ни разу не видела внука… Север, хлопоты. Быт…
— Татьяна… Какая ты красивая, моя девочка, — в восхищении воскликнула Софья, — а мы думали, ты снова вырядишься привычной оборванкой! Но нет… Ты стала прекрасной леди…
В гостиной, кроме нее, теперь были и Ярояр с женой. Брат задумчиво разглядывал Таню — и, вздохнув, крепко-крепко обнял.
— Испортили. Совсем испортили, — проворчал лопоухий сын десницы.
С Ярояром они также не виделись почти два года, со смерти Тантала — парню также было не до визита в столицу. Лео в Северной области появлялся редко — а как появлялся, то писал длинные пространные списки с поручениями. И, скрипя зубами, Яр грыз гранит науки управленчества…
— Я теперь королева, Ягун, — грустно произнесла Таня, — приходится соответствовать.
— Ты моя сестра. А где маленькое чудовище, которое однажды займет трон Тартара?
Софья всплеснула руками.
— Ягун! Владияр спит. Мы отвели ему твою бывшую спальню — там будет вполне комфортно… С ним его нянька. А где твоя камеристка, Таня?
— Моя ближайшая подруга и телохранительница, и лишь потом — камеристка, — поправила девушка, — кстати, бывшая фрейлина. Уже исследует замок и его территорию.
— Зачем? — не понял Ярояр, — если ей так интересно, мы бы все показали ей на конной прогулке… Даже экскурсию по замку устроили бы… Сразу после завтрака…