Звенит звонок. Хадсон осторожно опускает ноги на пол. Обувается. Когда он выпрямляется, Вика в студии уже нет. Зато в дверях появляется болтающая с кем-то Кейси и другие ученики. Они рассаживаются по своим местам, подготавливая мольберты к уроку. Бен ловит странные взгляды подруги, но не может сдержать глупую улыбку, расплывающуюся по лицу. Значит, Вик действительно был здесь с ним. Это была не галлюцинация из-за очередного сотрясения мозга.
Вечером, поужинав, Бен сидит у себя в комнате. Он пытается решить задачу по физике, но только разрисовывает тетрадь странными узорами, перемежающимися с чьими-то пальцами. Он не готов признаться даже себе, кому принадлежат эти пальцы. От рисования его отвлекает телефон.
Не забудь доделать перевод к среде. — В.
Возможно, Кейси в чем-то права и обаятельный козел Виктор Андерсен интересует его несколько больше, чем человек, которому хочется помочь найти себя.
========== 4. ==========
Глава 4.
Шесть часов вечера. За окном уже темнеет, а Бенедикт все еще сидит в художественном классе с кисточкой в руках и пытается придумать, как отразить свои мысли на бумаге. Школьный кружок изобразительного искусства не особо популярен. Сюда ходят неудачники. Они снимают стресс с помощью выплескивания своих эмоций на бумаге. Такое задание им дали сегодня: «выразите то, что вы сейчас чувствуете». Ему хотелось закрасить холст черным с небольшим добавлением красного. Бен, в который раз, макает кисть в краску, смывает, снова макает. Он не сделал ни единого мазка. Хадсона завораживаю цветные круги в банке с водой, когда он смывает очередной цвет.
Кейси давно ушла, оставив его одного в студии. Подруга нарисовала большое красное яблоко, а рядом с ним дольку. Она тоже была красной, а сердцевина — черной. Это конечно не ново, но вполне объяснимо. Девушка расспрашивала его о занятиях с баскетболистом, о том, что тот делает, когда они наедине. Бену нечего ей сказать. Вик хороший парень, когда они вдвоем. Но когда в поле зрения попадают его друзья, он становится невыносимым козлом. Бен понимает, что Андерсен просто боится потерять свое превосходство в их глазах. И это настолько глупо и неоправданно, что художник лишь закатывает глаза и неустанно напоминает напарнику о его туполобости.
Никогда еще задания не давались Хадсону так тяжело. В итоге он рисует дерево. Большой дуб, рядом с которым стоит человек с топором. Он заносит топор над ветвями. Они опадают к его ногам черной бесформенной грудой. Бен думает, что это лучшее изображение того, что творится у него внутри. Кто-то рубит его, как это дерево, по крупицам уничтожая, разрубая на части что-то внутри. Но он все равно держится, все еще сильный и несломленный, после всего, что пришлось пережить за столь короткую жизнь. Воспоминания о прошлом заставляют кисть в руке дрожать. Он давно отпустил это. Не забыл, конечно, такое не забывается. Он просто отпустил. Смирился и научился жить дальше.
— Привет, — слышится за спиной.
Виктор Андерсен выглядит как умирающий от чахотки: такой же бледный, осунувшийся, только кровью не кашляет. Такое впечатление, будто он не спал несколько дней. А так же не ел, не пил и дышал через раз. С его волос капает вода — душ после тренировки был обязательным. Звук падающих капель гипнотизирует. Бен кивает в знак приветствия, возвращаясь к работе. Вик заглядывает через плечо художника, рассматривая картину.
— Знаешь, я бы добавил чуть больше темного на листву. Мне кажется, это ярче продемонстрирует твои… чувства, — наугад произносит Вик.
Бен критически оглядывает свою работу и решает, что баскетболист в чем-то прав. Если добавить больше темно-зеленого на несрубленные ветви будет более наглядно. Будто они предчувствуют приближение топора и темнеют, готовые к смерти. Если психолог снова примется оценивать его работы, будет тяжело объяснить родителям и не сорваться, погубив свой идеальный план о сохранности их нервной системы.
— Что ты тут делаешь?
— У нас была тренировка. Скоро большая игра. Тренер с нас с живых не слезает. Пока кто-нибудь на площадке не отключается, тренировка продолжается, — усмехается Андерсен.
Бен всегда любил баскетбол. Его завораживает сила и грация двухметровых парней с мячом в руках. Дело вовсе не в том, что эти парни буквально привлекали его, дело в энергии, которую они выплескивали во время игры. Он сидел на трибунах и впитывал это в себя, чтобы потом отобразить на своих картинах. В то время как Кейси, неизменно сидящая рядом, пускала слюни по очередному красавчику из команды.
— Что ты делаешь здесь? — конкретней ставя вопрос, повторяет Хадсон.
— Я увидел свет, решил посмотреть, что за придурок застрял в школе до позднего вечера. Вы вроде стараетесь рисовать при естественном свете. Я подумал, может кто-то забыл выключить лампу.
Бен молчит. Он не знает, что можно сказать. Вик все еще смотрит на него, будто чего-то ждет. Хадсон привык рисовать, когда кто-то наблюдает из-за плеча. Но пауза становится неловкой, и он очень надеется, что его слова не прозвучат совсем странно.
— Моя машина в ремонте, — говорит Бен, не отрываясь от своего занятия.
Вик кивает. Он не спрашивает, что случилось. Вообще не задает вопросов. Скидывает сумку у дверей, садится на свободный стул и берет в руки оставленную кем-то палитру. На мольберте прикреплен один листок. Половинка А4, не больше. Вик аккуратно макает кисть в краску. Он никогда никому не говорил, что больше, чем баскетбол, любил рисовать. Иногда он мог часами зависать с кистью в руках, ожидая, пока в его голове появится интересный образ. Его страстью были пейзажи, поражающие всех своей реалистичностью.
— Ты рисуешь? — удивленно спрашивает Бен.
— Говорил же, ты меня совсем не знаешь, — усмехается Вик.
— А твоя девушка знает об этом? — поймав непонимающий взгляд, Бен уточняет, — Тина. Рыжая такая. Бегает по школе, помпонами машет.
— Не смешно. Она моя девушка. Не забывайся.
— Ты ее любишь?
— Она моя девушка, — упрямо повторяет Андерсен.
Бен чешет нос черешком кисти. Он не спорит. Они могли бы подружиться, если б были на одной ступени в школьной иерархии. Или если б Вик не боялся показать себя настоящего всем, не только ему одному. Еще неделю назад художник злился на нового знакомого за эту двуличность, а сейчас нет. Слишком хорошо понимает причины страха и не может злиться. Это все равно бессмысленно.
Хадсон смотрит на рисунок футболиста. Он узнает школьный двор и свою старую, окончательно развалившуюся, машину. Бен буквально восхищен. Он не видел, чтобы раньше кто-то вот так просто мог сесть и за полчаса нарисовать столь яркую и реалистичную миниатюру краской, без предварительного эскиза.
— У тебя хорошо получается.
— Спасибо.
— Ты не думал вступить в кружок?
— Чтобы вся школа потом пялилась на мои рисунки? Нет, спасибо.
Вик будто в подтверждение своих слов качает головой. Он не говорит о неудачниках, но уверен, его и так понимают правильно. Бен отмывает палитру и убирает на место кисти. Он готов идти. Вик говорит, что забыл в зале телефон. Вместо того чтобы подождать его в студии, Бен отправляется на парковку. Он понимает, что не один, когда слышит шаги и чей-то противный смех.
Дэвид толкает его в спину. Мальчишка чудом не впечатывается боком в машину. Вроде бы после стольких тренировок и драк, у него должен быть иммунитет. Но когда носок кроссовка врезается между ребер, он сгибается пополам, ударяясь лбом о капот собственной машины. Бен уверен, что его убьют на этой чертовой парковке и похоронят в мусорном баке неподалеку, когда из школы вылетает Вик. Он швыряет сумку с формой в одного из обидчиков, а потом за шкирку оттаскивает Дэвида.
— Я чего-то не понимаю? — рычит он, прижимая своего лучшего защитника к земле.
— Ты идиот, Андерсен? Кеннет говорил, что ты свихнулся. Теперь ты защищаешь голубка? Вы с ним…?
— Это ты идиот, — перебивает Вик, — Если я не получу «отлично» по французскому меня выкинут из команды. Тебе никогда не выиграть чемпионат штата без меня. Ты не поступишь в колледж и завязнешь здесь. Навсегда. А теперь валите. Оба.