Проходит неделя. Бен носится по дому, как сумасшедшая пчелка. Убирается, готовит, орет на своего соседа за сокрытие жизненно важных тайн и воспитывает малыша, в перерывах успевая учиться и подрабатывать — он, наконец, нашел работу в кафе у академии.
После долгожданного звонка Даниэля, Шеппард вздыхает с облегчением и на следующее утро собирается в университет. Он и так просидел дома больше, чем планировал. Майк как раз застегивает пальто, когда в коридоре возникает сонный, привычно рассерженный Бен.
— Ты куда собрался?
— Зачем ты проснулся? У тебя сегодня только живопись в три часа. Иди, спи.
— Твой врач звонил?
— Звонил, — не обращая внимания на сарказм, спокойно отвечает Майк, — Сказал, что я отсидел свое и могу вернуться к нормальной жизни.
— Ты мне расскажешь, чего хотел от тебя мэр?
— Бен, мне нечего тебе сказать, — устало повторяет Майк, — Они напали на меня, избили и ничего не объясняли. Возможно, кто-то начал копать под него, и он подумал, что это снова я. Просто забудь.
Мальчишка кивает, наконец, заставляя себя поверить. Все это — прошлое. Саймон не сможет снова заставить его поддаться страху. Он сам ему не позволит. Хадсон протягивает Майку его сумку с книгами и уходит к сыну. Он устал. Ему действительно не нужно было вставать, но он услышал шорох в прихожей и не мог не прийти. Вдруг из-за своей самоуверенности Майкл сделал бы себе только хуже? Швы — не шутка. Кому, как не Бену, знать об этом. Он пытается отвлечься от собственных мыслей за чашкой растворимого кофе. Шеппард обещал к рождеству обзавестись кофеваркой.
В половину третьего, Бен собирается ехать в академию. Он еще раз звонит Кейси, чтобы удостовериться, что та не забыла о необходимости быть у них через пятнадцать минут. Слава Богу, она не забыла, а то еще одного опоздания юному художнику не простят. И судя по раздающимся в трубке гудкам, как раз сейчас девушка очень спешит к ним. Бен целует накормленного и переодетого Хантера. Малыш недовольно сопит во сне, крепче обнимая Кенни. Еще немного понаблюдав за спящим сыном, Бен уходит. У Кейси есть свои ключи, так что беспокоиться не о чем.
Старенькой «Volvo» некуда приткнуться — парковка перед зданием забита до отказа. В академии сегодня внеочередной день открытых дверей. Только так можно объяснить огромное количество незнакомых людей в коридорах. Преподаватели и студенты лавируют между нескончаемым потоком будущих учеников, по пути отвечая на вопросы. Бен первокурсник. Ему кажется, что это написано у него на лбу, ибо к нему никто не подходит с вопросами. В любом случае, он бы не смог дать на них достойных ответов, проучившись здесь чуть больше двух месяцев.
Класс живописи полон. Его законное место у окна выглядит уныло одиноким. Воздух слишком насыщен едким запахом краски и растворителей. У Бена кружится голова. Он старается дышать ртом. Становится еще хуже. Отвратительный химический привкус горчит на языке. Он стоит посреди класса с открытым ртом. Преподаватель строго смотрит на него поверх очков, курсируя между мольбертами студентов, которые уже принялись за работу:
— Мистер Хадсон, вы не исключение. Займите свое место и не мешайте студентам.
Ощущение дежавю заставляет задохнуться. Бен вспоминает первый урок французского в старшей школе, строгую миссис Лимм и Виктора, растерянно озиравшегося в поисках свободного места. Стряхнув оцепенение, Бен скидывает сумку на пол и садится на свое место.
Сегодня на повестке дня морской пейзаж. Это одна из первых лекций, которой восхищается притаившийся за своим мольбертом Хадсон. Бен любит воду, обожает смотреть на волны и искренне наслаждается запахом моря. Вик пах морем, может быть и сейчас пахнет. Бен вспоминает, как Андерсен впервые привел его на озеро недалеко от их родного города. Там воняло тиной и старой, прогнившей древесиной. Кисть в руке вздрагивает, оставляя за собой грязно-зеленый развод.
Где сейчас Вик? С кем он? Жив ли вообще? Кажется, что прошла целая вечность, но на самом деле чуть меньше полугода. Бен привык. Научился жить без него и дорожить каждым прожитым мгновением, чтобы, когда Виктор вернется, ему не было стыдно за себя. Бен верит в этом просто потому, что иначе он свихнется. Воспоминания причиняют боль, и Хадсон мурлычет под нос, вырисовывая белых барашков на гребнях волн.
— Да, с каждой сломанной костью, клянусь, я жил.
Он заканчивает работу позже других. Преподаватель оставила его здесь, заручившись обещанием, что Бен выключит свет и закроет аудиторию после того, как закончит. Телефон молчит: ни сообщений, ни пропущенных вызовов. Бен смотрит на часы. Семь вечера. Не может быть, чтобы он рисовал четыре часа и не заметил этого. Кейси должна была уйти в пять, у нее какие-то неотложные дела. Бенедикт чертыхается. Вылетает из кабинета, щелкнув выключателем и чудом не забыв о двери.
Бен вваливается в квартиру ближе к половине восьмого. Он в сотый раз мысленно благодарит Майка, что тот догадался пригнать его машину. На общественном транспорте дорога домой заняла бы на полчаса больше. В доме тишина. Он удивляется, что Хантер еще не сорвал голос от плача, хотя понимает, что Кейси не оставила бы ребенка одного, потому готовит себя к выговору за опоздание. Хадсон видит приглушенный свет за приоткрытой дверью, и когда он проходит в свою комнату, все слова застревают в горле.
Хантер не плакал, потому что был не один. Майкл, мать его, Шеппард держал на руках крепко спящего малыша, завернутого в синее одеяльце, покачивая и что-то тихо напевая. Парень касается розовой щечки ребенка, улыбается и поднимает взгляд на своего соседа, застывшего в дверях.
— Это становится дурной привычкой.
Бен моргает. Тут же прислоняется виском к косяку, понимая, что снова застрял на пороге. Майк с его сыном на руках выглядит странно. Мило. Удивительно. Совершенно непривычно. Абсолютно нехарактерно. Да. Именно — нехарактерно. Майк никогда раньше не брал Хантера на руки. Всегда отнекивался, даже шарахался, будто боялся причинить реальный вред младенцу. Сейчас от былого страха не осталось следа. А Хантер сладко спит. Забавно посапывает, держась за расстегнутую домашнюю рубашку парня. Он никогда не засыпал на руках ни у кого, кроме Бена. Даже Тина могла укачивать его только в колыбели.
Первый шок отступает. Бен подходит к кровати, садится, все еще не до конца понимая, что происходит. Сидеть в тишине странно. Он хочет что-то сказать, но натыкаясь на внимательный теплый взгляд, замолкает. Майк снова начинает мурлыкать какую-то песенку. Бен узнает ее с первых слов: «надеюсь, когда ты прыгаешь…». Голос Майка спокойный, уверенный. Нет, он совсем не нежный, но его хочется слушать всегда. Этот голос придает сил, и верить его словам хочется еще больше. Бен не к месту думает, что Шеппарду бы в политику с такими талантами.
— Где Кейси? — шепотом спрашивает художник.
— Ушла. Я пришел с работы, тебя еще не было. Она впихнула его мне в руки и ускакала. Коза.
— Голоден?
— Да.
Бен кивает. Окидывает взглядом странную картину еще раз и отправляется за ужином. Обычно холодный и слегка бесчувственный Майк с Хантером на руках выглядит… трогательно. Тепло и по-домашнему уютно. Нет, Бен не готов разрыдаться от сопливо-сладкого умиления. Майкл точно не производит такого впечатления. И если Бен скажет вслух что-то подобное, то, скорее всего, Шеппард сломает ему нос. Майк выглядит как мужчина, который заботиться о своем ребенке. Вот только, это сын Бена. Не его даже. Все так сложно, что он сам периодически забывает некоторые аспекты своей новой жизни. Устало вздохнув, Хадсон достает из микроволновки тарелку и ставит следующую.
— Кейси покормила его перед уходом. И помыла, кажется.
— Спасибо. Мне жаль, что я задержался.
— Забудь, — отмахнулся Майк, — Я видел, как ты рисуешь. Будто ты здесь и не здесь одновременно. Это даже поначалу пугало. Я думал, ты под наркотой.
Не больно, но вполне ощутимо Бен тычет его ложкой под ребра. Майк перехватывает его руку, то ли тянет на себя, то ли отталкивает в попытке защититься. Художник выворачивается, пытается снова ткнуть парня и в итоге оказывается прижатым задницей к столешнице. Они находятся слишком близко. Хадсон чувствует чужое дыхание на своих губах. Видит зеленые и голубые вкрапления в обычно серой радужке. Он понимает, что тянется навстречу, прикрывает глаза, но остановиться не выходит. Бен почти чувствует этот поцелуй, ощущает, как покалывает губы. Черт.