— Кухня прямо и направо. Ванная в каждой комнате своя. Мои родители помешаны на водных процедурах, — Майк пожимает плечами, — Твоя комната рядом с моей, что означает проблемы с приводом домой парней, так как стены тут просто невероятно тонкие.
— Я приехал учиться.
— Конечно.
Майкл минует застывшего Бена, садится на стул и наблюдает со стороны. Реакция художника бесподобна. Она забавляет своей искренностью. Шеппард не привык к такому. В его мире искренние люди долго не живут.
— Если что, можешь заходить в мою комнату в любой момент. Будет здорово, если ты будешь стучать.
— Какая моя?
— Слева.
Бен проходит в кухню, служащую также и гостиной. Барная стойка заменяет обеденный стол. Плита, микроволновка, холодильник, шкафчики, плитка на стене — все белое. Плитка на полу, поверхности нижних шкафов, высокие стулья за стойкой, как и она сама — черные. Бен садится на небольшой белый угловой диванчик. Кожа на ощупь теплая, приятная. Телевизор кажется просто огромным. У него дома тоже есть такой и не меньше, но в этой маленькой гостиной все кажется больше, чем есть на самом деле. Особенно напряжение между ними.
Майк достает из холодильника пиво. Протягивает бутылку Бену, но тот вежливо отказывается. Он говорит, что вообще не пьет с некоторых пор. И Майк был бы идиотом, если бы не понял с каких именно. В ту ночь Шеппард был настолько пьян, что с утра не сразу вспомнил, что успел натворить. Только увидев кровь на своих руках и рубашке, до него дошло, что это был не сон. Майк отпивает из своей бутылки, ставит ее на стойку и идет к комнатам.
Он открывает правую дверь, показывая свою спальню. Бен ожидал чего-то подобного. Несколько фотографий, школьные награды, какие-то университетские сертификаты на стене в рамке, разбросанная одежда, письменный стол с компьютером, заваленный книгами, шкаф, книжные полки, беговая дорожка, гитара, плакаты на стенах. Более обжитая, чем комната Вика, но не такая уютная, как дома у Бена. Будто Майк почти не живет здесь.
Они переходят в соседнюю спальню. Она не больше, чем предыдущая, просто кажется более просторной из-за того, что в ней прибрано. Тот же шкаф, тот же стол, огромная кровать с балдахином, застеленная сиреневым бельем. Мольберт у окна. Рядом с ним небольшой столик и табурет. Бен ахает, раскрывает рот и, не моргая, смотрит на белоснежный прямоугольник.
— Здесь жила моя сестра, пока училась в твоей академии.
— У тебя есть сестра?
— Старшая. Хоуп. Она здесь не живет уже около года, но я ничего не менял. Ты можешь сделать все так, как тебе захочется.
— Эта комната идеальна. Только, может, кровать слишком… девчачья. Я бы снял балдахин.
Они смотрят на сиреневую ткань, натянутую между деревянными столбами, потом друг на друга и смеются. Майк обещает заменить постель к началу учебного года. Бен кивает. Еще раз оглядывает комнату и выходит, плотно закрывая за собой дверь.
— Не знаю, как отблагодарить тебя. Я начну искать работу сразу, как освоюсь на новом месте, — говорит Бен, — Я… не знаю, чем заслужил твою заботу, но спасибо.
— Ты ничего мне не должен. Я же говорил: позволь мне позаботиться о тебе. Я не искуплю того, что я сделал с тобой, но может быть хоть немного смогу изменить твое мнение обо мне.
— Я изменил свое мнение о тебе, когда ты рискнул всем, помогая нам с Виком, — Бен хмурится, раздумывая над следующей фразой, — Я ведь любил тебя. Тогда. Давно. Я любил тебя, Майк.
— Я знаю, — Шеппард кивает, тщательно подбирая слова, — Но я был просто мальчишкой, школьным хулиганом. Злым и напуганным. Я натворил много дерьма и мне никогда не изменить этого. Но я могу сделать что-то сейчас. Что-то, что поможет нам обоим жить с этими воспоминаниями.
— Мне нравится то, что ты говоришь. Пусть это будет правдой.
Майк отвозит Бена в аэропорт в тот же вечер к десяти часам. Парни прощаются. Бен сомневается секунду, а потом обнимает своего… друга. Ведь можно же не простить, а просто быть благодарным. Однажды он спас Майка, теперь очередь Майка спасти его. Шеппард удивляется неожиданным всплеском добрых чувств, но обнимает парнишку в ответ.
— Я знаю, чем смогу отплатить. Тина научила меня неплохо готовить. Так что считай, у тебя будет личная домработница.
Бен подмигивает не успевшему ответить Майку и скрывается в толпе. Он вернется сюда и позволит этому парню позаботиться о себе. Может, он справится без Вика. Теперь, главное, чтобы Вик справился без него.
Хадсон возвращается домой в более хорошем настроение, чем покидал его. Он обнимает родителей, целует Тину в щеку. Девушка держится за живот и довольно улыбается. Видимо в Нью-Йорке все прошло хорошо, и она зря переживала. На все вопросы Бен говорит уже привычное «все в порядке» и уходит наверх.
Я нашел себе жилье. — Б.
Но ты ведь и так об этом знаешь. — Б.
Я не была уверена, что ты позволишь ему помочь себе. — К.
Мне не нужны подачки, Кейс. — Б.
Но тебе нужна помощь. Просто прими ее. — К.
У Бена чешутся руки, так хочется позвонить Виктору, рассказать о сегодняшней поездке. Может, баскетболист сойдет с ума от ревности и вернется домой. Он был бы злым, растрепанным, может даже рычащим, как зверь. Он был бы собой, родным и необходимым. От воспоминаний ноет в груди.
Бен обещал не звонить. Он обещал Андерсену, что справится. Поэтому Бен ничего не делает. Он желает «спокойной ночи» фотографии Вика на телефоне, затем отключает его и ложится в постель. Он устал и морально, и физически. Может быть, с утра станет легче. Отец часто говорит, что утро вечера мудренее.
========== 27. ==========
Глава 27.
Но боль не утихает не через неделю, не через две, не через три. Бен настолько спокоен, что иногда ему кажется, будто он мертв. Саймон Андерсен официально стал новым мэром города. Хадсоны искренне не понимает, как люди могли голосовать за этого ублюдка. Кейси говорит, что спекуляция сыном-героем помогла ему набрать голоса. О нем и его семье пишут все СМИ. Они перекопали всю жизнь народного избранника. Алан лично несколько раз ловил фотографов на своем заднем дворе.
За завтраком Бен стискивает зубы. Родители уже привычно выключают новости. Даже твиттер не упускает возможности пощебетать на тему избрания нового мэра. Оттуда Бен узнает, что Андерсен-младший на военной базе где-то на юге страны. Нет, не сам узнает, ему рассказывает мисс Мартин на очередном «девичнике». Он сначала замолкает, усваивая информацию, а потом переводит разговор в другую сторону. Больше к этой теме они не возвращаются. Кейси вообще тщательно избегает Виктора в разговорах, почти так же тщательно, как Тина.
Бен тоскует. Он каждую ночь кутается в баскетбольную куртку. Она затерта чуть ли не до дыр, но вряд ли он сможет… без нее. Ткань давно не пахнет Виком. Да ему это и не нужно. Запах яблок и моря въелся в мозг слишком глубоко, чтобы Бен когда-нибудь смог его забыть. Он перелистывает фотографии. Теперь на тумбочке у кровати стоит их единственное семейное фото, сделанное в день выпускного бала. Тина не раз ловила его за разговорами с фотографией. Девушка никак не комментировала это. Она предпочитает делать вид, что ничего не замечает, так ей легче.
Насколько сильна была любовь, люди узнают лишь в разлуке. Бен понимает, что тонет в своем горе. Тонет в огромном море боли, и никто не бросает ему спасательный круг. Ему опять сделали больно. Сердце Бена разбито. Но превращаться в овощ, переставать бороться — глупо. Он даже прекращает думать о Вике целыми днями. Он думает о нем с утра, немного днем, и совсем чуть-чуть перед сном. Это уже можно считать прогрессом.
Он чувствует себя эгоистом, снова и снова поворачивая замок на своей двери. Ему проще страдать в одиночестве, чтобы родители не беспокоились, чтобы Кейси выдохнула наконец, и чтобы Тина больше не попадала в больницу. Ее совсем недавно выписали. Почему Хадсона никто не предупредил, что летать на больших сроках небезопасно?
Бен гипнотизирует взглядом браслет на своем запястье. В миллионный раз перечитывает надпись на обратной стороне. Они ведь даже не расстались по-настоящему. Попрощались, будто увидятся на следующий день. Но Вик уехал. И дело не в том, что он уехал от него, а в том, что он отправился в армию. Бен ни черта не знает об армии. Он никогда не вникал в эту тему и не имеет ни малейшего желания. Он считает себя слишком впечатлительным человеком. Ему совсем не хочется знать о чужой боли и страданиях сверх того, что знает уже. Бену с лихвой хватает собственных. Если обращать внимание на все дерьмо этого несовершенного мира, то недолго в нем захлебнуться. А он у себя один, ему нельзя тонуть. Он должен выбраться.
