— Ты такой красивый, Бен, — вдруг говорит Вик, выводя парня из раздумий.

Отлично. Очень быстро от раздирающего душу чувства вины и раскаяния, они перешли к комплиментам и полным возбужденного обожания взглядам. Бен не против. Он стаскивает ледяной, насквозь мокрый фрак с довольно улыбающегося Вика. Пуговицы катятся по кафельному полу, и Андерсен обязательно напомнил бы, что завтра им сдавать костюмы в прокат, но он сам самозабвенно сдергивает рубашку с чужих плеч. Холодные пальцы на горячей коже. Бен впервые в жизни пьянеет от прикосновений. Вик смеется, легко прикусывает венку на шее и толкает Бена к дверям.

Они буквально вваливаются в комнату, потому что Хадсон забыл запереть дверь, и когда баскетболист прижимает его щекой к холодному дереву, она открывается. Вик успевает поймать парнишку за руку, пока тот не успел познакомить свой нос с полом. Но стоит им сделать шаг, как он сам спотыкается о собственные спущенные до колен штаны и падает на Бена.

— Голой задницей на ковре не круто, — морщась, сообщает художник.

Вик усмехается. Встает на ноги, стаскивая брюки. Поднимает Бена. Тот обвивает руками шею, прикрывает свои невозможно зеленые глаза и самозабвенно целует. Вик тащит его к кровати. Он снова чувствует себя пьяным, и судя по шальному взгляду и расплывшимся зрачкам, Бен сейчас не намного адекватнее его. Конечно, он уже все простил. И недавнюю драку, и вечные издевки, боль, обиды — он простил все. Ведь тем и отличается настоящая любовь от наивной влюбленности: она прощает все еще до того, как об этом попросят.

Бену кажется, что происходящее сейчас в его спальне — сон, далекий от реальности. Вик никогда не был настолько нежным и ласковым. Он никогда не был настолько внимательным. Виктор целует его лицо, шею. Гладит напряженный живот, скользит по плечам. Он везде: его руки, его губы, его голос. Бен выгибается на постели.

— Я не знаю, как буду жить без тебя, — бормочет Андерсен ему в шею, — Я не хочу уезжать. Боже, как же я не хочу уезжать.

Возможно отчаяние в тихом голосе, возможно собственное дурное предчувствие заставляет Бена поднять голову и сосредоточиться на словах. Вик не обращает внимания на перемены в настроении художника или делает вид, что не обращает. Бен легко касается его волос, отвлекает от своей шеи. Вик встречается с ним взглядом. И в этом взгляде столько всего, что становится страшно.

— Куда ты поступаешь? Это настолько далеко от Чикаго?

Андерсен замирает. Моментально меняется в лице. Опускает голову. Он садится между ног Бена, кладя ладони себе на колени. Отлично, более странно в постели с парнем Хадсон себя еще не чувствовал. Более странно в компании Вика он себя не чувствовал никогда.

— Бенни, дело не в том, что это далеко от Чикаго…— нехотя начинает баскетболист.

— Вик, пожалуйста, скажи мне правду. Хоть раз.

Бен садится напротив, смотрит в глаза. Напрягается, будто готовится к нападению. Хотя, скорее он готовится к тому, что его сердце в очередной раз будет разбито. Еще до того, как слова неуверенно срываются с языка Андерсена, Бен уверен, что ему не понравится то, что он услышит.

— Я не то чтобы…

— Говори! — требует Хадсон.

— Я не поступаю в колледж, Бен. Помнишь договоренность с отцом, о которой ты спрашивал? — Бен кивает, — Он настоял, чтобы я пошел в армию. В обмен на вашу с Тиной безопасность, я должен буду уехать.

— Как надолго?

— Навсегда.

Как там говорится? Если ты был счастлив более трех дней, значит, тебе не говорили всей правды? Или что-то в этом роде. Неожиданным ударом ноги Бена прямо по своим ребрам Вик кубарем скатывается с кровати. Андерсен определено точно недооценил физическую силу художника в гневе. Он ударяется затылком об пол. Морщится от боли, но не спешит подниматься. У него просто не хватает сил. Когда птички перестают летать вокруг головы, он садится, потирая ушибленный затылок. Что ж, это вполне заслужено.

Бен возвышается над ним мраморным монолитом. У него страшный темный взгляд. Кулаки крепко сжаты. Волосы в ужасном беспорядке. Он ничего не знает об армии, но уверен, что лучше сам прибьет лживого засранца, чем отпустит его черт знает куда и черт знает зачем. Из-за глупого обещания, ради его, Бена, безопасности.

— Когда ты собирался сказать? Нет, не так. Ты вообще собирался мне говорить? Или просто решил свалить по-тихому, пока я сплю? Я видел сумку под кроватью, Вик.

— Я хотел тебе рассказать…

— Я решил, что ты хочешь переехать со мной в Чикаго.

Вик краснеет. Злится на себя за свою же глупость. Смотрит в родное лицо и не узнает его. Он должен что-то сказать, но язык не ворочается. Он обещал девчонкам, что расскажет Бену все в эту ночь, но в последний момент решил промолчать, просто сбежать, не прощаясь. Он бы не вынес прощания. Вик отрицательно качает головой. Он буквально слышит звук, с которым сердце Бена трещит по швам, грозя разорваться. Этот звук отдается эхом у него в груди.

Бен хватает его за ворот расстегнутой рубашки, притягивая ближе к себе, кричит, изредка вставляя в поток нескончаемого мата более или менее приличные слова, типа: идиот, задница, мать. Это все, что Вик смог разобрать из обрывков ругательств, которыми так щедро сыплет обычно сдержанный художник.

— Я должен был согласиться. У меня не было выбора. Либо разбитое сердце, либо голова.

— Ты должен был сказать мне!

— Я должен был защитить тебя!

Окей. Вот он, снова тот самый момент, когда заказывать гроб уже поздно. Вик забыл, как щепетильно Бен относится к своей гордости. У него вылетело из головы, что он никогда не примет это за оправдание. Хадсон снова начинает кричать что-то о разбитом сердце, растоптанных мечтах и никому не нужных чувствах, а еще о пущенных на ветер словах. А потом замахивается и бьет по лицу. Бен просто сходит с ума. Он пинает сидящего на полу Вика, толкает в грудь и продолжает кричать о том, как сильно его ненавидит, как он оторвет ему яйца и сломает все конечности, чтобы ни в какую армию его не взяли. Даже близко чтобы не подпустили. Бен не гордится разразившейся истерикой, но и подчинить эмоции он уже не может.

Андерсен терпит долго. Столько, сколько может позволить затаенная внутри него ярость и вскормленные отцом эгоизм с гордостью. Но когда тяжелый кулак вновь приближается к лицу, он вскакивает на ноги, перехватывает руку, заламывает за спиной и придавливает брыкающегося Бена к кровати собственным весом.

Бен ухитряется вырваться из захвата, пихается локтями и переворачивается на спину. Кровать скрипит под борющимися на ней парнями. Вик сжимает пальцами челюсти Бена. Раздраженно закатывает глаза, когда тот пытается плюнуть в него. Вик обещает откусить ему язык, если тот не угомонится. И у кого из них еще проблемы с контролем агрессии?!

А потом Вик его целует, заглушая все протесты. Перехватывает над головой запястья. Его захват сильный и надежный, даже немного грубый, никакой больше жалости. Иначе Бен бы обязательно пнул его коленом, чтобы, если уж не оторвать, то хотя бы отбить к чертям, чтобы больше неповадно было врать. В руках Андерсена хорошо и надежно. В них Бен чувствует себя защищенным. К этому ему пришлось долго привыкать. Да и Вику тоже. От прежней нежности и трепетности не осталось и следа. Она им сейчас не нужна.

Вик чувствует, как спину обжигает резкой болью. Бен под ним ухмыляется, довольный произведенным эффектом, и снова царапает кожу короткими ногтями. Вик в отместку сжимает зубы на его плече. Слишком сильно, доставляя достаточно боли. Он стискивает дрожащие бедра мальчишки до синяков.

Идеальное преступление. Один поедет в Чикаго с «разукрашенной» шеей, второй с располосованной спиной в армию на другой конец света. Вик ловит разноцветные фейерверки под веками, когда Бен тянется к нему, нетерпеливо кусает за нижнюю губу, вырывая из груди Андерсена низкий стон.

***

Виктор слепо пялится в потолок. Он уверен, что еще чуть-чуть, и он проделает в нем дыру взглядом. Голова Бена покоится на его груди. Вик не может удержаться, чтобы не провести пальцами по мягким волосам, по расслабленной спине. Бен поворачивает голову. Легкая полуулыбка блуждает на губах, но пустой взгляд выдает парнишку с головой. Вик целует еще влажный лоб, касается подбородка и оставленных им следов на шее.