— Вы решили, что будете делать дальше? Тина родит в середине лета и улетит в Нью-Йорк. Бен отправится в Чикаго. А ты? Я ничего не знаю о твоих планах.

— Я тоже уеду, мистер Хадсон.

— Куда? Бен говорит, что не знает, куда ты поступил.

— Далеко. Я скажу ему позже.

— Что происходит, Вик?

— Я хочу защитить его.

— Но кто защитит его от тебя?

— Просто доверьтесь мне. Вы знаете, я сделаю все, чтобы защитить вашего сына.

Алан взволнованно сводит брови, открывает, было, рот, чтобы задать очередной вопрос, но у дома тормозит синяя «Volvo», и Вик предупреждающе прикладывает палец к губам. Мистер Хадсон согласно кивает. Натянуто улыбается, когда видит идущих к дому детей. Он понимал, что ничего не будет просто, когда впервые увидел Виктора Андерсена на пороге своего дома.

Мужчина готовит чай, подогревает молоко для Тины и все время смотрит на баскетболиста. Андерсен чувствует скользящий по нему взгляд, но предпочитает не обращать внимания. Алан принял его в свою семью, и расстраивать его не хочется так же сильно, как и Бена. Но Вик не может сказать ему правду. Только не сейчас. Он просто не может увидеть разочарование в этих добрых, понимающих глазах тогда, когда только начал привыкать быть членом «нормальной» семьи.

Собственно, когда мальчики вспоминают о том, что надо готовить декорации на завтра, на часах уже почти девять. Вик поднимается наверх и застает там лихорадочно ищущего что-то Хадсона. Бен раскидывает по полу в своей комнате краски и кисти, листает страницы Google в поисках интерьера в бальных залах начала 19 века. Эта была самая нелепая тема выпускного вечера из всех, что они вообще когда-либо слышали. Зато, возможно, это будет напоминать именно бал, а не обычную попойку в красивой одежде.

Бен не замечает чужого присутствия. Найдя подходящие фотографии, он снова возвращается к рисованию. Вик улыбается, глядя на художника, расположившегося на полу. Его прическа растрепалась, кончик языка забавно торчит между зубов, на щеке краска. Ладно, он весь в краске по самые локти. Нет, Андерсен не собирается ему помогать или мешать. Он просто наблюдает за работой, изредка принося то, что просит Бен.

Половина третьего ночи. У Вика слипаются глаза. Он из последних сил поддерживает подбородок руками, чтобы не упасть лицом в подушку и не уснуть на месте. Бен все еще рисует. Бежевый камин, в котором разведен огонь, будет отлично смотреться в большом светлом зале. Андерсен усмехается, когда желудок Бена проявляет недовольство по поводу голодовки своего хозяина. Вик будет жутко беситься, если вслух назвать его заботливым, но проигнорировать это тихое урчание не может. Видимо, Бен даже не замечает, как тот уходит потому, что ощутимо вздрагивает, стоит Вику вернуться и поставить перед ним тарелку с бутербродами.

— Так, прервись. Завтра закончишь.

Бен недовольно бурчит, когда его поднимают на ноги, отрывая от дела, и посылают в ванную. Вик только ухмыляется, забрасывая сопротивляющееся тело на плечо и опуская уже перед раковиной. Там Бен смотрит за разноцветной водой, стекающей с рук. Вик не мешает ему. Возвращается обратно в комнату, убирает краски и кисти, чтобы у мальчишки не возникло мысли вернуться к работе. Расправляет постель.

— Я хочу тебе кое-что рассказать.

Вик отрывается от книги, которую читал. Он смотрит поверх очков на уставшего друга. Он впервые за вечер осознает, что Бен действительно устал. Парень будто истощен и старается сделать что угодно, лишь бы отвлечься от собственных мыслей. Вик кивает, давая понять, что готов выслушать его, несмотря на слипающиеся глаза. Художник забирается на постель и принимается за бутерброды.

— Мне снился мальчик, — тихо начинает Бен.

— Теперь я буду звать тебя леди Галадриэль.

— Арвен вообще-то.

— Приму к сведению. Рассказывай, пока я не уснул.

— Мы гуляли в парке. Он забрался ко мне на колени и гладил меня по щеке. У него были такие маленькие ручки. Знаешь, как у всех детей, — Вик заторможено кивает, и Бен продолжает говорить, — Потом он смотрит мне за спину, кричит «папа» и бежит к тебе. Да, там стоишь ты, весь такой важный и серьезный. Но когда ты видишь мальчика, то сразу расслабляешься, улыбаешься. Этот сон был как настоящий. Когда я проснулся и понял, что такое вряд ли будет в реальной жизни, мне захотелось удавиться.

Это как осознание давно известной истины, как хлопок, как взрыв, как удар по голове баскетбольным мячом. Бен видел во сне его сына. Ему снилось то, что каждую ночь снилось самому Вику, и это разбивало сердце впечатлительному мальчишке.

— Тебе снился Хантер?

— У малыша были твои глаза и волосы, и веснушки Тины, ее нос. Да, думаю, это был Хантер.

Вик молчит, явно подбирая слова. Сжимает челюсти так сильно, что, наверное, должно быть больно. Все в нем кричит, что он должен рассказать Бену о сделке с отцом прямо сейчас. Не ждать больше ни дня. Не терять время. Но Вик молчит. Сильнее сжимает челюсти и молчит.

— Ты бы хотел его? — после долгой паузы, хрипло спрашивает Вик.

— Я бы хотел, чтобы у нас с тобой было будущее.

Бен садится на край кровати. Вик легко притягивает его к себе. Прижимает спиной к своей груди, обнимает. Бен откидывает голову ему на плечо, и Вик готов поклясться, что почувствовала свей коже его слезы. Ему тоже хочется расплакаться. Вик устал быть таким… сильным, несгибаемым. Он устал быть не собой.

— Знаешь, мы с тобой всегда будем принадлежать друг другу. Чтобы не случилось, где бы мы не оказались, мы всегда найдем друг друга. Чикаго — это не смертельно. Не так далеко, как кажется. Я буду… приезжать.

Вик врет. Врет так, будто от этого зависит его жизнь, так, как никогда еще не врал. Вик не впервые в жизни лжет человеку, которому поклялся никогда не лгать, и от того больнее ему становится. Бен в его руках изворачивается. Он улыбается, озорно облизывает губы. Андерсен позволяет ему повалить себя на спину. Позволяет утянуть в долгий нежный поцелуй. Он бы все равно сейчас не смог сказать Бену правду. Только не тогда, когда с него настойчиво снимают футболку, а потом тянуться к штанам. Вик обязательно расскажет ему. Но не сейчас.

***

На следующий день они просыпаются ближе к полудню. Бен понимает, что они проспали, потому расталкивает Вика и, не давая ему даже умыться, заставляет помочь закончить декорацию. Краска упрямо не хочет сохнуть. Они вместе грузят нарисованный камин в новенький пикап мистера Хадсона и отвозят в школу.

Кейси встречает их у дверей с широкой улыбкой. Бен уже и забыл, что лучшая подруга новый президент класса, а значит и человек, ответственный за выпускной вечер. Но быстро соображает, что к чему, потому почти не выглядит растерянным, ровно до того момента, пока не переводит взгляд на своего парня, который с кем-то здоровается. Рядом с Виком стоит Кеннет. Он помогает занести готовые декорации в спортивный зал и расставить их по местам.

— Что здесь делает эта обезьяна? — злобно щурясь, спрашивает Бен.

— Позвонил сегодня утром, спросил, нужна ли мне помощь. И я соизволила согласиться, что его присутствие было бы не плохой идеей.

Бен переводит взгляд с подруги на парней, которые перетаскивают спортивные снаряды, расчищают место для сцены и танцпола. Олсен и Андерсен выглядят… спокойно. Они не то, чтобы совсем расслаблены, но и не готовы броситься друг на друга сию секунду. Они взаимодействуют слаженно и четко, как на поле. Настоящий симбиоз.

— Тебе же не нравятся «плохие парни».

— Тебе тоже, — усмехается Кейси, отслеживая его взгляд.

Как только все снаряды убраны из зала, а декорации занимают свое место, они собирают вещи и уходят на парковку, попрощавшись с ребятами. Кейс говорит, что работы еще много и они могли бы здорово помочь, но Бен качает головой. Он обещал до пяти часов вернуть машину отцу, задержаться они не могут. Девушка раздосадовано кивает, но ничего не говорит.

Они стоят на парковке у автомобиля. Бен хлопает себя по карманам. Ругается сквозь зубы. Проверяет сумку, куртку, еще раз брюки. Пусто.