— Уважаемый Арнольд Яковлевич, пожалуйста, назовите мне хоть одну пичугу, коя постоянно живёт в таком прекрасном небе!.. Увы, все мы, грешные принуждены дорожить имеющимся благом, дабы хоть не ползать за ним по земле...
— Это страшно оскорбительно для земгусара. Пожалуйста, примите наше общее сочувствие. Теперь пора выяснить, кто из нас поступил по-расейски, — напомнил о деле Пётр. — Сидел в нашей камере знаменитый Лагунов. Как-то он сказал, что единственным критерием абстрактной истины является конкретный результат. Согласны со своим кумиром?
— Гм, ещё бы! — оживился Медведев.
— Так вот, он уже есть. У каждого — свой. Пусть мы пристрастны. Пусть мы, противники Временного правительства, постоянно кроем его за идиотизм. Но как должны воспринимать сплошной маразм его сторонники или просто нормальные люди? Сколько ещё они могут терпеть позорище похлеще царского?
— К величайшему сожалению, наша юная власть по неопытности сделала много ошибок. Однако грех отрицать, что она буквально для всех явилась благодатной весной после тысячелетней зимы, — страдальчески промолвил Медведев, принуждённый повторять банальные истины. — Следовательно, грех утверждать, будто демократическая форма правления хуже минувшей, а тем паче — грядущей, когда всеблагая христианская заповедь: «Всё моё — твоё», будет заменена большевистской: «Всё твоё — моё!»
— Я — про Ерёму, а он — всё про Фому... И сколько же они будут ещё вынуждены рассчитываться хотя бы за дикие долги?
— Позвольте напомнить, что все долги, столь цепенящие вашу душу, будут покрыты в счёт контрибуции с поверженной Германии, — вместе с папиросным дымом снисходительно выдохнул Агарев.
— Хм, действительно... Как я про это не знал?.. Вот же сияющая вершина, ради которой должны сложить головы ещё миллионы наших солдат! И наши проворные банкиры уже наверняка разделили между собой эту золотую гору, оставив народу всё ту же канальную возможность расплачиваться до конца века. Ну, как тут не вспомнить мудрый наказ Екатерины Великой: «Власть должна соблюдать положенные себе пределы». Мы донимаем вас, местную власть, что за минувшие восемь месяцев сподобились взяться лишь за ремонт тюрьмы.
— Хотел бы я знать, много ль вы сможете с пустым карманом? Между прочим. Дума сидит на мели ещё с того исторического времени, когда все свои деньги на век вперёд ухлопала на строительство Триумфальной арки, под которой торжественно прошествовал побитый в Японии Николай II. А возвёл сие помпезное и с тех пор абсолютно бесполезное сооружение вице-губернатор Суханов!
— Ложь. Он тогда занимался прокладкой дорог. Но не стоит отвлекаться. Жирный минус вашей деятельности очевиден. Согласны?
Гневно сверкая стёклами пенсне и брезгливо кривя расплющенные губы, Медведев счёл ниже собственного достоинства отвечать на вздор. Агарев по давней привычке, когда был ещё кучерявым, невозмутимо пригладил рукой загорелую плешь. Только сомлевший Гольдбрейх, почему-то забыв о диктаторской роли, хрипло промычал:
— М-м-эм-а-а-а...
— Прекрасный ответ. Просто — великолепный! Поэтому я только добавлю, что любая истина, коя исходит не от нас, — есть ложь. Поехали дальше. Вы тоже обвиняете нас во всех смертных грехах. Но что именно мы, такие-раз-зэтакие большевики, сотворили в столицах или тут? Какие конкретные преступления? Может, по нашей команде патрульные солдаты или рабочие разбили чей-то горшок? Назовите, где и когда, — попросил Пётр, но не дождался ответа. — Молчание — знак согласия, что подобного варварства нет. Вы прекрасно знаете: именно под руководством Исполкома благодаря патрулям в городе существует революционный порядок. Сейчас даже грабители притаились. И ночью можно спокойно ходить по любым улицам. Так за что же вы готовы пустить нас в политический расход? Получается, только за кровожадные намерения учинить мировой пожар. Только за намерения! Пардон, даже отпетого уголовника судят за конкретное преступление. Вновь результат очевиден: жирный плюс. Пожалуйста, докажите обратное...
Всё было задумано совершенно иначе. Психологически точно обоснованный план пошло срывался. Это обескуражило триумвират. Чем ещё ошеломить строптивцев, — не приходило в голову. Агарев судорожно зевнул, встопорщив прокуренные усы, похожие на ежа. Замерший Гольдбрейх обливался потом, который сочился сквозь шевелящиеся брови. Петру показалось, что Агарев тоже странно передёрнул усами. Наблюдать это дальше помешал Медведев, заведенно крутивший на пальце сверкающий перстень. Он раздражённо выдавил:
— Ещё лорд Дюфферен констатировал: «Революция — это когда всюду убийцы, а наверху — самоубийцы». Хватит кобениться. Судьба поставила вас пред роковым выбором. Решайте ж его!
— Извольте. Если Керенский стал таким всемогущим, пускай оставит в покое мужественных петроградцев и пожалует сюда, — Арнольд весело подмигнул зеленоватым глазом Петру, обещая тоже вздуть фанфаронов. — Или давайте спокойно прикинем, ради чего мы должны превращаться не просто в предателей, а в каких-то сопливых слизняков, чтоб по вашей указивке прилипать к подошвам восставшего народа и снова его валить на колени? Кто нам здесь угрожает? Не вижу.
— Наденьте очки. Дабы осуществить свои навязчивые идеи, наш политический старовер готов сжечь в ските себя и других. Под маркой диктатуры пролетариата вы стремитесь установить диктатуру над пролетариатом. Но Бог шельму метит. Обманутая вами масса, прозрев, хлынет проторёнными путями Разина и Пугачёва, непременно приведя в итоге к триумфу очередного Николая Кровавого или Лавра. — Медведев скорбно склонил голову перед грядущими жертвами. Затем медленно воздел указующий перст с отполированным ногтем и под звон люстры по-иерихонски, вострубил: — Вот почему в сей чрезвычайно ответственный час я призываю вас внять гласу здравого смысла, вспомнить о естественном даже для зверья чувстве самосохранения и миром немедленно уступить нам власть! Именно миром, ибо сейчас вопросы права и справедливости нельзя разрешать силой оружия или революционным нахрапом. Эти священные идеалы ныне осуществимы лишь в полном, абсолютном единении народоправства!
Как не восхититься подобной виртуозностью фарисея... Трудно удержать естественный порыв смеха. Только под укоризненным взглядом Арнольда Пётр уже спокойней протянул:
— Ну-у, натуральный Иоанн Креститель в пустыне... Всё же зря вы так вопияете, обвиняя нас в собственных грехах. Мы вовсе не жаждем крови. Мы охотно помогли народу получить доступные сейчас блага. Скажите на милость, у кого теперь хватит духу от них отказаться? Дудки. Нас просто сметут, если вздумаем на них покуситься. Попутно учтите душевный настрой... Вспомните август, когда Совет взял власть. Взял её наверняка первым в России. А что было потом? Не сдрейфили грозного приказа Керенского ликвидироваться. Так неужели сейчас депутаты поступятся своей силой, гордостью, славой? Неужели мигом забудут главную цель своей жизни и борьбы за власть: чтоб Россией управлял сам народ, а не презренная кучка честолюбивых или корыстных проходимцев. Не верю!
— Э-эм, коли вы не хотите всё решить по-хорошему, тогда я сам, э-э, прочитаю телеграмму Исполкому или даже Совету! — решительно объявил Гольдбрейх, запугивая.
— Сделайте одолжение. Но тогда поступите именно по-расейски. Прежде чем сеять панику или возмущать людей, лучше сначала разобраться с Питером. Что там на самом деле произошло? Давайте вместе по пунктам сделаем чёткий запрос в Петросовет и ЦИК, а когда получим такие же чёткие ответы... Ну, пускай народ и решит свою судьбу. Договорились? — улыбнулся Арнольд, сияя глазами.
Он предложил вроде бы самый разумный вариант. Кажется, этому надо только радоваться. Однако триумвират в раздумье нахмуренно молчал под затихающий звон чуткой люстры, в которой клубился рокот Арнольда. Тяжко глядеть на разжалованных диктаторов. Полагая, что нужную телеграмму сочинят уже без него, Пётр откланялся. С надеждой встретить драгоценную информацию, почему-то пропущенную раньше, в своей комнате начал сразу листать оппозиционные подшивки. Однако все газеты по-прежнему лишь сетовали на очередные столичные беспорядки, возникшие из-за нехватки хлеба или стачек. Больше не имелось ничего ценного для анализа. Но если Петросовет разослал также телеграммы, следовательно, явно произошла серьёзная схватка, в которой пока неведомо кто победил. Начать расстрел большевиков — совсем не значит — уничтожить их. Результат зависел от конечного перевеса боевых сил. Страсть хотелось кончины давно смердящего правительства. Однако долго потешить душу столичными переживаниями не пришлось — отвлёк телефон, появились люди... А стоило подумать про обед, Костя привёл корреспондента Ассошиэйтед Пресс Кинга — массивного шатена с тропическим загаром.
