— Ты решай поскорее, Лехрафс, пока аорсы к себе не отправились. Да и северян проверить бы не мешало в стоящем деле за нас... Что наказывать-то?

— Да... Для войска огласи, чтоб не разгуливались. И найди мне тех антов: в какой стороне встали?

— Лишний труд. Они, полагаю, сами к тебе выйдут.

— Тогда значит так. Бивак здесь будет. Вежу мне ставьте, и все тут ждём — ночь и день. Не то войско, до града добравшись, рассыплется — не соберёшь.

— Исполню, царь... Вот что ещё: Сарос твой девку из Ас-града увёл и тебя ищет.

— Где же он, в городе?

— Говорят, там. У себя на кораблях.

— Гм... Увёл-таки... Живуч, блудливый пёс! Ну, ничего — чуть-чуть обождёт. Пошли немедля двоих к нему с приветом от меня. Оберегаются пусть... Антов я страшусь, Гуды.

— Понимаю. По мне — безумцы они.

— Потому и ищи, где они. Вдруг не придут?!..

Халаны — народ великий. Множество племён и кланов объединил он, а вокруг древнего народа ас сгруппировалось ещё превеликое число народностей малых и больших: финны, жившие тут искони, теперь частично истёртые и изменённые в асов; спады — потомки земледельцев Троады и Балкан; аорсы (на языке халан сие слово значит «белые») — жители областей Среднего и Верхнего Дона; анты — кочевники земли Антсай из степей за рекой Урал (на халанском — Гейхе); многие иные, пришедшие с разных концов и составившие большую халанскую массу, коя от разнородности своей, от смеси многообразия — малопонятна и оттого же велика.

А новые народы — суть мужчины в самом что ни на есть деятельном возрасте — всегда головная боль для старого, укоренившегося населения. Бедствие они простому люду на родной земле, что простирается не только под градом царским.

Если пришлое племя не могло похвастаться многочисленностью, оно старалось в устоявшуюся систему влиться. Случались, конечно, изгнания и изничтожения — когда народ-мигрант был недостаточно силён.

А если пришельцев — громада?.. Орда, например?..

Ну, до орды ещё полтора века... Пока всё, что ни происходило со всеми теми приходами-перемещениями, служило размежеванию кланов и обособлению их. В восточных и юго-восточных регионах халанского мира, где уже пришлые доминировали, потерялся прежний смысл бытия, и древность смешалась с новизной... Пока орды нет, этнические процессы тянутся себе помаленьку, никого особенно не беспокоя... Никто и не подозревает, что чужая грозная орда копит силу не где-то, а здесь, под носом...

Боялся Лехрафс не пары тысяч достаточно управляемых пока смугляков — боялся неприкаянности их. Ведь по приходу в город войско халанское разойдётся в мгновение ока!

А празднество разгоралось. Дымили костры, водились хороводы под берёзками, украшенными букетами, гирляндами из жёлтых и белых цветов. Стволы их нарядили в шубки из пучков нежных весенних трав. Женщины под наглядом мужских глаз заламывали рученьки, обращались к деревцам, напевали хвалы неповторимым красавицам леса. Оглянув усталых воев, затягивали страдания, заходились в прошениях...

Утешены были девицы и жёны за представление такое — расхвалены, одобрены за радение, ухвачены за руки и препровождены к развесёлым хороводам. На головах воинов желтели, розовели и голубели веночки. И вот малые круги слились в большие, и нет счастья большего, чем оглядывать изнутри единое кольцо, которое от величины и задора уже ныряло в канавки, приподнималось далеко на бугорках, захватывало край леска, радостно и шумно появлялось на свет из тёмной чащи. Потом цепи рвались, и вновь на полянах рассыпалось множество небольших кол — каждое напевало свою песнь, и лица напротив становились ближе, хорошо различимые... А когда какой-то затейник вдруг решал сменить направление, народ натыкался друг на друга, раскручивался вспять и, смеясь, нёсся в другую сторону, с нетерпением ожидая нового разворота.

— Будем стоять. Лехрафс что-то там решил... — недовольно сообщил Роальд Стемиду.

— Почему?

— Сам пёс не разберёт, чего он надумал! — Роальд сморщился, показывая единоплеменнику, что разонравилось ему здесь; Стемид тоже обеспокоился. — Ждёт кого-то или ловит... Мы здесь — ровно мелюзга под щучьим глазом! — Гвардеец поехал к иным товарищам.

И Стемиду непривычно было чувствовать себя в неведении. В готской армии, конечно, тоже понимали важность секретов военных, но мелких недомолвок не бывало никогда!.. Он побрёл к Лехрафсу.

Вокруг царя колобродило столпотворение. Царь рассадил ребятню на спине своего высоченного коня, громко повелевал им расти побыстрей. Взрослым сулил большой поход в далёкие земли... Застрявший Стемид был им замечен.

— Пропустите молодца! Не помните красавца и друга нашего — гота?!.. Что угрюм? — блюдя сан, рыкнул он на северянина.

— Почему стоять вздумали?

— Бой ещё не закончился, — коротко проговорил царь, хлопая Стемида по плечу. — Степь всегда грозится... Враг под самым городом.

Люд вокруг услышал и стих, ожидая разъяснения. Не желая омрачать празднество, Лехрафс сменил тему и громко сообщал:

— Друг твой пришёл в город!

— Сарос?!

— Ждёт нас. Ну, и мы вскорости будем. Только разберёмся с теми, кто не люб нам!

Стемид, взволнованный известием, охватил горячим взором простор, за коим лежал заветный город.

— Я немедля поеду к нему! — развернул к себе царя гот.

Лехрафс засмеялся, снисходительно осмотрел верного дружка Сароса.

— Поедешь, конечно, один?

— Укажи куда — и поеду! — возгорелся не на шутку тот. Лехрафс снял васильковый венок со своей головы и водрузил на Стемида. Продолжая улыбаться, отпихивая морду коня, задорно кивая мальцам наверху, ответил:

— Чего указывать? По реке, по реке — к городу и выйдешь... А с переправой... кораблям своим знак подашь.

— Я поеду! Спасибо, Лехрафс.

— Берегись лучше — людишки шастают вокруг лихие!..

Царь вновь вернулся к тем, кто почитал его сегодня добрым отцом народа. Заговорил о кораблях союзников, о силе возросшей, об удали ратной и удаче...

— ...Сарос?!

— Да, я — к нему!

— А мы? — совершенно расстроился Роальд.

— Лехрафс какого-то врага поджидает.

— Пускай себе поджидает.

— Не пойму тебя, Роальд! Ты же по своей воле с Лехрафсом остался? Вот иди и спросись у него. Ты чей воин теперь? Его! И наши все под твоим началом! За тобой ведь и они съедут!.. Нет, не отпустит тебя царь: у него своих бойцов немного. Те, курносые, что в сторонке, — тоже, видать, не его.

— Кто его, кто не его — он мне что-нибудь сказал?! Сам я не разберусь, а мне и не надо! Тебя вон тоже не понимаю! — вскричал рассерженный гвардеец.

— Не шуми ты! Свидимся скоро в городе...

Стемид исчез в толпе.

Город, судя по всему, находился рядом: пешие безоружные люди с детьми и даже с младенцами на руках преспокойно добрались сюда. Роальду их приход казался вздорным и даже вызывал раздражение: с чего вдруг столько радости? Была же охота переться! Встреча и праздник стоптанной обувки не стоят...

— Инегельд, тебе не кажется, что мы год кочуем понапрасну? — Роальд уединился с горсткой готов и, лёжа с травиной в зубах, смотрел на облака. — Зачем Сарос сюда пришёл?

— Конунг здешний позвал, — ответил Инегельд.

— Для чего? Чтоб обмануть? Ха-ха!

Готы задумались. Инегельд тоже усмехнулся, встал в полный рост, потянулся, оглядывая воинство. Понаблюдав, поделился соображениями:

— Ежели убрать тех с веночками и веточками, то у Лехрафса никого и нет... Хилые да курносые — не его людишки. А и наших немало!

— Было бы больше, когда б шестьдесят молодцов в реку не загнал! — резко заметил Роальд.

У Инегельда на этот счёт имелось другое мнение, но он сказал про иное:

— Мы, выходит, здесь самая сила и есть! Чуть не половина — нас-то!

— Они войско в городе держат — это наверняка, — заметил молодой гот с длинной косицей за спиной.

— Да, да... — неуверенно соглашались все.

— А не уйти ли нам, братцы? Кто они нам? Погубят зазря с врагом тем неизвестным! — плёл свой заговор Роальд.