Она поутихла, но высказаться посчитала должным:
— Не стыдно ратничкам мечи говядиной марать? Отвезли бы к утёсу да и утопили всё — и нам бы помощь!.. Злато-серебро ищешь, муженёк?
— А вот и узнаю, чего ищу!
— Ничего-то ты уже не знаешь, болезный!.. Был в твоём доме погреб холодный — тебе зараз там самое что ни место!
Каждая её реплика звучала унижением боярского достоинства. Скопившийся тут люд всё это выслушивал-соображал, готовя пустить завтра по городу рассказы. Но боярин не унывал: через считанные мгновения он обязательно отыграется! Не зря же Кламения днём прибегала туда, где прятались беглецы, — ночью и вывозит что-то или кого-то...
Хмельной угар с Вертфаста сошёл полностью. Осталось зло и предвкушение ещё одной победы. Он выхватил у одного из подручных копьё и засадил его в ребро одной из туш. Пика через пустоту прошла насквозь, наконечник вылез с той стороны вонючей говяжьей пары. Меж четырёх продырявленных рёбер никто не пискнул, не дёрнулся в судороге, и Вертфаст ударил ещё раз.
«А если там Ргея?!» — подумалось ему, не в меру ожесточённому. О том же думали и дружинники, но, видя решительный настрой предводителя, принялись колоть, тыкать, рубить, сечь.
Кламения неестественно громко засмеялась. Муж снизу глядел на неё с ненавистью: похоже было на то, что везла она украдкой от него действительно тухлое мясо...
Ратники вытирали мечи от доводившей до блевотины гнили и, отойдя в сторонку, ложились вольной ватагой на землю. Нет ничего путного в той поклаже... Вертфаст в последней ловчей надежде заглянул под повозки, потом сдался и попросил принести ему воды.
— Что, вино дурное сушит?.. Давай, мужички, поехали! — повелительно приказала Кламения слугам-помощникам. — Давно бы спали уже!.. Эхма!
Рыжий свет потрескивавших факелов обличал глупость затеи Вертфаста. Искромсанные куски поплыли на его глазах в распахнувшиеся опять ворота. Он исступлённо и бессвязно заскулил, бросился на уплывавшую в темноту последнюю телегу и принялся тянуть осклизший мосол. Руки его сорвались, он отскочил, упал, откинулся навзничь. Не поднимаясь, тихо проговорил склонившимся над ним дружинникам:
— Что-то не так... У купца их видели. Она тоже там была. Теперь с этим струпьем здеся... Спор, ты мне нужен. Я в дом побегу... — Он вновь принялся скулить, поднимаясь, опёрся на Спора. — Ты вот что... Пошли людей к болотам и утёсу. Быстро только, Спор!.. Играть со мной вздумала колода! — тихо-тихо и совершенно трезво молвил Вертфаст.
Его подкинули в седло, и он помчался. Спешил, надеялся усмотреть-услышать отголоски того, что, возможно, навсегда уплыло из его рук.
Конюшенный ждал на дворе. Сильно переживая, он достал кинжал и поспешил за хозяином на кухню. В подсобке помогал вынимать камни из стены. Он и услышал отчаянный визг Вертфаста: «Были, были!..»
Согнувшись, с лампой в руках Вертфаст крался по подземному тоннелю. Осматривал подпорки, на деревянном, дотлевавшем уже настиле тщился отыскать хоть какие-то следы... Там, где проход разветвлялся надвое, наверху зияла блестевшая влагой пещера. Обрушенная земля была истоптана ногами. Отчётливо виднелись отпечатки огромных и маленьких ступней. «Тронутые камни в стене — это уже не отвлечение. Ушли!..» — содрогнулся боярин.
— Как же так? И в доме родном нет мне опоры!
— Не углядел, мил друг, — извинялся старый конюх.
— К утёсу пошли. Чёрт, туда же близко... Успеют ли соколики?
— Не успеют — на берегу словят.
— Давай уже дойдём до конца — лаз прикрыть надобно. Одна беда — не беда, а ход этот сгодится ещё.
— Правильно говоришь! — пробасил злобный старый слуга, и звук его голоса долго звенел в ушах.
Узкий и низкий проход жил по своим подземным законам...
* * *
— Бросьте всё в море! Бычков морских покормим тучным тма-тарханским говядом... — напутствовала обоз Кламения, отъезжая.
В город она не спешила. Испереживавшись, до озноба в спине колесила вокруг дремлющего города. Страшно боясь темноты, боярыня в луке богатого сирийского седла пристроила маленький ножичек. Ноги всю дорогу подтягивала повыше, опасаясь, что какая-то невидимая тварь подкрадётся и тяпнет.
Съездила к утёсу. Незамеченная никем из ночи наблюдала, как ни с чем вертаются охотники. С другой стороны кремника лицезрела похожую унынием вторую ватагу. Следом за ловцами, держась подальше, поехала к морским вратам. Несмотря на сгустившийся туман, озноб телесный и душевный прошёл, Кламения заспешила домой. Ведь темноты и тишины храбрая женщина всегда очень боялась...
* * *
Отвалив камни, Сарос и Ргея по колено в воде вышли на берег. Наощупь хватаясь за траву и булыжник, выбрались на верхушку утёса. Город в двух сотнях шагов бледно высвечивал самые свои высокие крыши. Осторожно ступая, сошли с утёса.
Ргея сообщила, что там, где шумит камыш, есть тропа среди топи, и беглецы поспешили. Не раз падая и ударяясь, не проронили ни единого звука. Неслись, как угорелые: надо было добраться до рощи...
Вымокнув в росе упавшего на тропу камыша, ободрав на себе одежды, Ргея и Сарос ступили наконец на кочковатую землю приазовской рощицы. Под ногами ещё было слякотно, но вокруг уже спасительно высились бугристые и сухие места. Между деревьев и остановились. Обессиленно распластались, взявшись за руки и переводя дух.
Никаких преследователей на утёсе они не видели и не слышали. Не знали и о том, что несколько всадников рискнули сунуться в тростник, но на лошадях проехать по тропке среди топей не смогли...
Отдышавшись, Сарос и Ргея пошли на север, выбирая сухие места. Под покровом кустов и бурно поднимавшейся травы торопились, трепещущими сердцами лелея смутные надежды, которые у разных людей разные...
Ргея всё время отставала. Она упорно смотрела в мелькавшую впереди спину гота, мысленно разговаривала с ним, задавала ему простенькие жизненные вопросы, тревожившие её больше, чем собственные усталость и слабость.
Ей постоянно с недавних пор хотелось есть — вместе с тем её без конца мутило... Источенное последними событиями сознание рисовало страшные картины: будто погибают они, попав в лапы к здешним племенам... или умирает она одна, просто упав и не поднявшись более... Казалось вдруг, что суждено ей с этих пор жить в лесу у костра и ходить до скончания срока своего чумазой, с подолом в нестирающейся смоле...
Будущее никак не хотело предстать светлым. Ощущение близившейся неустроенности становилось тем острее, чем дальше уходили они от русских полисов. Что там за город у Лехрафса на Танаисе — можно только гадать...
Да и кто такой Лехрафс? Степной воевода, коего ко всему прочему в Ас-граде сильно ругают — мол, не прав?.. Сарос с Лехрафсом друг другу никто...
Если готский царь влечёт её туда, где всяк человек, по рассказам знакомых, мало отличим от зверья, то и думать о том страшно...
Сароса очень беспокоила дорога в родные места. Сначала, конечно же, они найдут Лехрафса — он должен помочь... А уж добравшись до лесов своей родины, Сарос покажет Ргее, каков он смельчак на охоте, каков строитель и нянька её хрупкому существу! Он расскажет за долгие-долгие вечера ей про всё, что знает, а станет скучно — придумает что-нибудь. Коли и то, и то наскучит — уйдёт в поход долгий, в котором беспрестанно будет думать о ней...
— Сарос, утро — я устала.
— Мы мало идём... Вдруг в городе днём замыслят погоню?
— Я идти боле не могу — от мокрых сапог ноги стонут... — Ргея повалилась на землю и раскинула руки.
Сарос вернулся, быстро нагнувшись, поцеловал её в щёчку, потом сухо повелел терпеть и, указав направление, задумался, видимо, о преодолении пути до их цели.
Что-то в царе не нравилось Ргее: боялась она, что их отношения с ним превратились за это нелёгкое время в отношения брата и сестрицы... Такое положение вещей было ею неприемлемо, и она начала кокетничать: поднимала рученьку, тянула пальчики... Он, обернувшись и, увидев это, в догадках изломил брови. Она охнула, чуть приподняла грудку и отвернулась...
