– Переводи, переводи,– донеслось сквозь кашель. Таня задержала дыхание: её замутило от внезапно нахлынувшей волны смрада, к которому она уже успела было привыкнуть.

– Он говорит, что ваш ненаглядный вам дороже отца с матерью…

Женщина сглотнула комок, но отвечать не стала. Таня выпрямилась, подтянув старика, словно походный рюкзак. За время кашля он заметно обмяк.

– Я не буду больше ничего передавать,– твёрдо заявила она,– достаточно. Додумались, сделали и меня репродуктор для обсуждения своих семейных неурядиц!

– Будешь, будешь,– просипел Игорь Валентинович, снова наливаясь свинцом.

В коридоре хлопнула дверь.

– Караваев,– прикрикнула Юлия Владимировна, прикрывая дверь в чулан,– куда направился после отбоя?

– Ой, Юлия Владимировна, а вы на работе ещё? Времечко позднее, шли бы домой.

– Я сама разберусь, во сколько мне домой уходить. Живо спать!

– Так я в туалет…– попытался оправдаться пациент.

– Знаю я ваши туалеты. В карты крадёшься играть. Даже знаю куда: в пятнадцатую палату. Как дети! Марш в постель! А то и пульт от телевизора отберу до утра!

Пациент чертыхнулся, но перечить не стал. Дверь снова хлопнула: Караваев вернулся в палату.

Таня переминалась с ноги на ногу, пытаясь найти удобное положение. Старик теперь не шевелился, только держал её мёртвой хваткой и одышливо свистел.

«Сколько же силищи в нём,– подумала Таня,– прежде он, вероятно, мог свернуть горы!»

Очередные шаги в коридоре заставили Юлию Владимировну обернуться. Она отпустила дверь чулана, которую всё ещё держала прикрытой.

– Наконец-то,– выдохнула она.

Таня увидела через щель между створкой и дверной коробкой, как недавно – через щель между пластинками жалюзи, знакомый силуэт в длинной юбке и вязаной кофте. Судьба у неё, что ли, такая: наблюдать эту девушку через щели?

– Проходите.– Дверь распахнулась шире. Вера протиснулась в узкое пространство чулана. Теперь они втроём стояли почти в обнимку.

«Не только через щели,– усмехнулась Таня про себя: в иронии она черпала силы,– теперь я разгляжу её подробно и максимально близко».

Перед тем, как дверь снова захлопнулась (пение не должны услышать пациенты), Таня заметила лицо Арсения: обеспокоенное… и виноватое… и любопытствующее…

Юлия Владимировна прильнула к замочной скважине сначала глазом, потом ухом.

Вера сделала несколько глубоких вдохов, вбирая в себя затхлый воздух крошечного помещения, откашлялась и начала – неуверенно и фальшиво:

– Ночка тёмная до края расстелила небеса… Простите,– она снова откашлялась, потеребила деревянную пуговицу на кофте, словно для того, чтобы проверить, работает ли пристёгнутый микрофон – такой бывает в телепередачах, потом крепко сжала её пальцами.

Голос за спиной Татьяны молчал. В каморке было темно и сквозь привычный смрад разлагающейся опухоли проступил новый оттенок: сыроватый запах пыли, мокрой тряпки, влаги со дна вёдер. Таня поразилось собственному обонянию. Или всему виной – фантазия? Но от старика за спиной исходил настолько явственный запах смерти, что ей поневоле захотелось вдохнуть хоть немного ароматов жизни, пусть даже и с уборочного инвентаря.

В замочной скважине мелькнула полоска света: Юлия Владимировна отняла ухо.

– Не слышу песни,– обратилась она к стоящим в коридоре,– пока тишина внутри.

Она снова приложила ухо. Луч тусклого больничного света исчез.

Глаза привыкали к темноте. И вот уже девушки видели друг друга. А Вера – ещё и воспалённые, болезненные глаза Игоря Валентиновича. Замочная скважина снова приоткрылась, маленькой искоркой свет задержался на этих глазах: они смотрели на Веру – прямо, выразительно, требовательно. Короткой вспышкой луч коснулся ножа, но, словно отрезанный лезвием, отвалился от металлической поверхности. Снова стало темно.

– Запели,– прокомментировала Юлия в коридоре, плотнее прижимая ухо к скважине.

Ночка тёмная до края

Расстелила небеса,

С блеском звёзды отражает

Полуночная роса…

Вера по дороге освежила в памяти текст и теперь выводила строчку за строчкой. Таня поневоле заслушалась: голос поющей был тихий, но мелодичный, а песня завораживала.

Туча шла над перелеском

И украла втихаря

Драгоценную подвеску —

Полумесяц янтаря…

Игорь Валентинович за Таниной спиной зашевелился. Он подпевал: одними губами, лишь отдельные слоги иногда прорывались сипением и присвистом из обезображенной недугом гортани.

Сердцем в ветках бьётся птица,

Сердце бьётся – птица в точь.

Отчего душе не спится

В эту радостную ночь?

Вера пела, цепляясь за пуговицу от волнения всё крепче и крепче, будто та – балласт на воздушном шаре и не позволяет девушке далеко оторваться от заданного темпа, верной тональности и нот.

Потому что ты – мой лучик,

Для тебя я – не совру! —

Дотянусь рукой до тучи,

Полумесяц отберу!

Сипение старика сменилось всхлипами. Он плакал почти беззвучно, с редким присвистом. И вдруг наступила тишина. Вера не успела начать новый куплет, а пациент за Таниной спиной прекратил всхлипывать. Он ослабил хватку, Танину шею больше ничто не удерживало. Игорь Валентинович сделался невероятно тяжёлым и сполз с Таниного плеча на пол. Девушки оказались друг к другу вплотную . Нож звякнул о кафель.

@Poem =

Ночка тёмная до края

Расстелила небеса,

Я сегодня, засыпая,

Вижу лишь твои глаза…¹

– Я сегодня, засыпая, вижу лишь твои глаза…– Вера замедлилась, растянула последние несколько слов и замолчала. Игорь Валентинович, недвижимый, сидел на полу. Таня постучала в дверь.

– Ну что? – Юлия Владимировна энергично распахнула створку.– Напелись?

– Он умер.

Таня не могла двинуться с места. Вера осторожно вышла из чулана и встала за спинами собравшихся в коридоре.

– Ты сейчас домой иди, Тань,– медленно заговорила начальница.– Я за тебя ночь отдежурю.

Таня кивнула. Казалось, несчастный старик так крепко сжал её, что выдавил из ноющего тела душу. И это новое – бездушное – тело не знало, как реагировать на случившееся.

– Девушка, вы уж простите, что всё так вышло,– неуклюжий зять Игоря Валентиновича тронул Таню за рукав халата.

– Ты ей ещё денег в качестве моральной компенсации предложи,– одёрнула жена.– Это её работа – с психами возиться! Когда можно забрать тело?

– Терпение, через пять минут я всё вам расскажу,– Юля взяла подругу под локоть.– Ступай, Танюш, выспись. Проводишь? – обратилась она к Арсению.

– Провожу.

* * *

– Спасибо,– сказала Таня, когда мы втроём вышли на больничный пандус. Она надела мой джемпер, накинула Верину кофту, но всё равно не могла согреться.

– Не за что,– ответила Вера,– ты однажды спасла Арсения, а я помогла тебе. Если между мной и Арсением что-то сложится, я буду рада, что отдала один из его долгов.

–Я спасла Арсения? – растерянно произнесла Таня.

– Да, я рассказал Вере про анафилактический шок,– я почувствовал, что краснею под Таниным взглядом. Сам не знаю, зачем наврал. И почему именно про анафилактический шок. Недавно по телику про него рассказывали – вот и запомнилось. Ну не объяснять же Вере, что Таня её… соперница?

– Ах да, анафилактический шок…– Таня закивала. То ли подыграла, то ли была в таком состоянии, что её можно было убедить в чём угодно.

– Я не уехал,– шепнул я Тане, когда Вера по обычаю оказалась на несколько шагов впереди нас.

– Я вижу. Но давай не сейчас, Арсенька. Правда.

– Можно я приду к тебе как-нибудь в гости?

– А когда было нельзя?