На нем кожаная куртка, но не та черная, которая была у него днем, потому что у него, вероятно, тонны таких курток, как и у всех самовлюбленных людей. Эта темно-коричневая и выглядит так, словно кто-то сшил ее прямо у него на коже. Куртки не должны быть такими, куртки нужны для того, чтобы защищать от холода, но эта — для того, чтобы все показать. И что это за рваные джинсы? Как будто оборотень попытался разорвать его ноги на кусочки. Лиам определенно видит загорелую кожу его ног больше чем в одном месте, и это ненормально. Какая дурацкая мода. На его груди болтается подвеска в виде ключа, касающаяся края обтягивающей черной майки, которая оставляет мало места для воображения, и глаза Лиама задержались там настолько недолго, что он гордится собой.

Потом Тео улыбается, и его зубы такие нелепо белые в вечерней темноте. Лиам почти ожидает, что он достанет из кармана зубную пасту и начнет рекламировать ее. Честно говоря, Лиам бы наверняка ее купил.

— Хей.

— Хей. Привет. Я Лиам. В смысле, привет.

У Лиама был план казаться небрежным и, может быть, даже скучающим, и его план только что полетел в дерьмо.

Тео, похоже, рад этому.

— Я Тео, — издевается он, протягивая ему руку.

Лиам отбивает ее прочь.

— Я знаю, кто ты, отвали.

Тео приподнимает бровь — он определенно тоже с ними что-то сделал, кстати говоря, Лиам никогда не поверит, что это естественная форма. Его губы делают то же, что они делали в поезде, — неуловимо изгибаются, как будто он улыбается, хотя он на самом деле не улыбается. Лиам глубоко обеспокоен этим. «Обеспокоен» — не совсем правильное слово, но он что-то чувствует.

— Тебе нужно больше времени, чтобы подготовиться, соня?

Лиам вызывающе поднимает подбородок.

— Нет, вообще-то я готов. И да, я надел свою майку для лакросса, потому что я не хотел выглядеть хорошо. — Он надеется, что его глаза добавляют молчаливое «и что ты с этим сделаешь?», как он им приказывает.

Тео пожимает плечами.

— Ну, тебе не удалось.

— Что?

— Если ты не хотел выглядеть хорошо, то тебе не удалось, соня. — Ему лучше сейчас же перестать так звать Лиама, иначе он… — Ты выглядишь хорошо.

Лиам задыхается, опешив. Да как он смеет.

— Но я на самом деле не об этом говорил. У тебя в руке гель?

Лиам опускает глаза.

Он действительно держит бутылку с гелем для волос, это происходит прямо сейчас.

Он очень сильно пытается умереть, потому что если некоторые люди могут двигать ушами, почему он не может контролировать свое сердце и заставить его остановиться? Но он не может контролировать даже то, что держат его руки, так что у него нет другого выбора, кроме как оставаться живым.

— Хей, ребята. Простите, я опоздал, я был… ой. Привет.

Кори здесь. Замечательно. Просто замечательно.

— Разве Мейсон тебе не написал? — Лиам не хотел, чтобы его голос прозвучал так пассивно-агрессивно.

Но опять же, каждый раз, когда он звучит пассивно-агрессивно, а не прямо агрессивно-агрессивно, это уже победа для него.

Кори моргает и достает из кармана свой телефон.

— Оу, да, ты прав, тут есть сообщение, — кивает он и начинает читать. Вслух. — Изменение программы, приходи ко мне, а не к Лиаму. Лиам собирается пойти гулять с греческим богом, с которым он, возможно, занимался сегодня сексом в поез… ой. Упс. Это было неуместно, простите. Я теперь собираюсь изменить свое имя на Неуместный. Извините еще раз. Хорошего вечера.

Кори уходит. Лиам отказывается смотреть на Тео.

— Тебе, вероятно, стоило сказать мне, что мы занимались сексом. Это было хорошо?

Возможно, он не в состоянии заставить свое сердце остановиться, но он может вырвать себе горло.

___

* «Come out» на английском значит и раскрыть кому-то свою ориентацию, и кончить.

========== Глава 3 ==========

Комментарий к Глава 3

А здесь говорится про эту фотку: https://a.radikal.ru/a36/1803/21/edb5e227d62e.jpg

— Ну, мы не такие уж друзья, — говорит Лиам после того, как Кори уходит. — Я даже не уверен, что Кори его настоящее имя, может, оно означает что-нибудь другое, вроде Коринн, кто знает.

Это поможет. Ты не должен нести ответственность за то, что сказал человек, если ты притворяешься, что не знаешь его имени.

— Я уверен, что он просто Кори. — О, ну конечно, горячая подушка уверен, он думает, что он знает все.

Он один из этих людей.

Лиам ненавидит этих людей больше всего на свете.

— Слушай, я знаком с ним уже пять лет, ясно? Так что знаю лучше, чем ты.

Тео насмешливо фыркает:

— Ну, ты даже не знаешь разницу между сном и занятием сексом.

Лиам собирается ударить его. Не сейчас, но в какой-то момент он это сделает. Когда он будет меньше всего этого ожидать.

А потом он где-нибудь закопает его горячее тело, и Мейсон никогда об этом не узнает.

— Итак, ты собираешься положить эту штуку, прежде чем мы пойдем, или ты планируешь взять ее с собой?

В голове Лиама появляется четкое изображение того, как он бьет горячую подушку своей бутылкой геля, пока его нос не перестает быть таким идеальным, а в переулке не оказывается больше крови, чем у него в венах. Его терапевт всегда говорил, что ему нужно перестать так часто и так буйно фантазировать, но Лиам чувствует себя очень гордым и зрелым каждый раз, когда делает это, потому что если он представляет, как избивает людей до смерти, то это значит, что он не на самом деле избивает людей до смерти, а это, честно говоря, все, о чем должен просить его терапевт.

*

— Хороший пикап, — комментирует Лиам, устраиваясь на пассажирском сиденье. Он лжет: это пикап, он синий, и Лиам понятия не имеет, какие пикапы хорошие, а какие нет. Но двигатель включается, когда Тео вставляет ключ, так что он достаточно хороший, решает Лиам. — Он твой?

— Не-а, я просто спер его по дороге сюда.

Лиам не может ударить его, пока он за рулем.

— Я имел в виду, ты купил его, или это типа подарок твоих родителей?

Сердце Тео сбивается с ритма. Альфа сказал, что можно определить, врет ли человек, просто слушая его сердцебиение. Лиам уже научился, что это не полная правда, потому что большую часть времени сердца людей ускоряются, пропускают удары и все такое по самым разным причинам.

Тео сейчас не лжет, например, потому что он даже не говорит, но его сердце все равно бьется неровно. Лиам пытается незаметно понюхать воздух. Дискомфорт.

Или, может быть, это голод, он до сих пор не уверен насчет некоторых запахов.

— Даже если бы это был подарок, он все равно был бы моим, знаешь ли, — пожимает плечами Тео. Его сердцебиение по-прежнему неровное. — Но я купил его на свою первую зарплату.

Теперь он немного пахнет гордостью. Лиам думает, что в этом есть смысл. Он купил конфет на свою первую зарплату. Он действительно не мог позволить себе что-нибудь другое, потому что никто не оставляет чаевые злобным официантам, видимо, все ожидают, что ты будешь лгать и притворяться, будто не ненавидишь их, хотя в мире нет ничего, что Лиам ненавидел бы сильнее, чем посетителей. Однако он все равно смог позволить себе много конфет.

— И когда это было? — с любопытством спрашивает он.

— Три года назад. — Тео сложнее прочесть, чем большинство людей. Его сердцебиение теперь снова спокойное, но он до сих пор слегка пахнет напряжением. — Первая фотосессия у меня была в семнадцать, а потом я начал регулярно работать моделью. Через несколько месяцев я переехал и стал жить один.

Он не изображает загадочность и не заставляет Лиама вытягивать из него ответы, но в воздухе по-прежнему есть что-то, что привлекает его внимание. Лиам, кажется, понял, какая тема вызывает у него напряжение.

— Твои родители были рады этому? — небрежно спрашивает он, и вот оно. Сердцебиение, запахи, все совпадает: родители. Лиам очень гордится собой за то, что он так быстро нашел острую тему, он уже лучше справляется с этими штучками оборотней. Потом он начинает чувствовать себя немного плохо, потому что машина воняет дискомфортом, и он в этом виноват.