— Даже не думай об этом.

— Конечно, не думаю. Я не идиот, я не отдам тебе мою толстовку, ведь это ты убежал раздетым, — фыркает Лиам. За кого Тео его принимает, за Прекрасного принца? Если он хотел себе целую толстовку, то должен был взять ее сам. — Я просто поделюсь.

Он выскальзывает рукой из рукава и поднимает левую половину толстовки, чтобы Тео присоединился к нему. Что он и делает после долгого взгляда.

— Она все равно моя, — бормочет он, засовывая руку в свободный рукав и прижимаясь к боку Лиама.

Лиаму нечего на это ответить, ведь он правда стащил ее утром из шкафа Тео.

И все же это он принес ее сюда. Он глубоко раскаивается в том, что решил поделиться, когда пытается застегнуть ее и для этого требуется вся его сила оборотня и немного ругательств.

— Мы порвем ее, — замечает Тео, глядя вниз, на едва сходящуюся молнию.

Лиам пожимает плечами.

— Плевать, она же твоя.

Их движения довольно стеснены ограниченным пространством, которое предлагает общая толстовка, но локоть Тео все равно с удивительной точностью умудряется найти его ребра. Лиам вскрикивает и в ответ щипает его за бедро. Их небольшая драка — которую Лиам определенно выиграл, как он выигрывает все и всегда, в любых обстоятельствах — заканчивается, когда Тео прижимается лбом к его лбу. Он тихо смеется, и губы Лиама ласкает дуновение теплого воздуха, за которым следует небрежный поцелуй.

Лиам закрывает глаза, чтобы вернуть поцелуй, а открывает только в тот момент, когда Тео внезапно говорит ему в рот:

— Я раньше любил оборотней.

Сердце Лиама пропускает удар. Ему приходится подавить шок, прежде чем у него получается разлепить губы.

— Что?

— Я раньше любил оборотней, — повторяет Тео, немного отодвинувшись. — Когда был ребенком. На самом деле я был одержим ими. — Он тихо хмыкает и отводит взгляд. Лиам невольно расслабляется. Он говорит не о нем. — Я даже хотел найти одного из них, как будто они действительно существовали. Глупо, знаю, но мне было девять.

У Тео отстраненный взгляд. Он явно потерян в воспоминаниях и рассеянно смотрит на белок, скачущих друг за другом по дереву. Лиам ужасно рад, что он смотрит не на него: он пытается, но уверен, что у него сейчас совершенно не выходит контролировать выражение лица.

— Мы жили недалеко от заповедника. Потом мы переехали, но когда мне было девять, мы жили довольно близко к нему. Я все время тайком уходил, чтобы поиграть тут один, поискать оборотней и все такое. Родители даже разрешали мне это днем, пока я не уходил слишком далеко, но мне это не нравилось. Солнечный день не особенно навевает мысли об оборотнях, а мне хотелось их отыскать.

Тео качает головой, явно разочарованный собой в детстве. Лиам не смеет дышать и двигаться.

Угадай, что, горячая подушка? Ты отыскал одного.

— Так что я стал выбираться по ночам, и они начали запирать меня в комнате. Тара тоже должна была, но она этого не делала. У нее была слабость ко мне.

— Тара? — Лиам едва узнает тонкий шепот, в который превратился его голос.

— Моя сестра, — бесстрастно говорит Тео, но его сердце слегка запинается. Лиам снова находит его руку, хотя он не уверен, для кого теперь успокаивающие круги — для него или для Тео. — Родители ушли на ужин, у них тогда была годовщина. — С его губ неожиданно срывается горький смешок. — И вот какой подарок я им сделал. Тара уснула на диване и не проснулась, когда я сбежал, потому что весь день играла в лакросс и устала. Знаешь, она была капитаном. Прямо как ты. Тренер всегда говорил, что у нее великое будущее. Думаю, она бы тебе понравилась.

— Мне нравишься ты, — автоматически говорит Лиам, но Тео, кажется, не слышит его.

— В общем, она не проснулась, а я пошел в лес, искать оборотней, один, ночью, в полнолуние. Как те идиоты в ужастиках, на которых мы всегда ругаемся. Я не уверен, правда ли я думал, что оборотни существуют, или мне просто нравилось притворяться. Суть в том, что в какой-то момент она проснулась, но не стала звонить родителям, чтобы мне не влетело, а сама побежала в лес, чтобы найти меня. — Тео замолкает, и каждый мускул в его теле напрягается. Он твердо продолжает: — Но это я ее нашел.

Лиам подносит руки Тео к губам, чтобы ласково поцеловать его пальцы. Он не хочет слышать, как эта история заканчивается. В основном потому, что он уже знает. Запах Тео выдал ему конец еще до того, как он начал говорить.

— Я точно не знаю, что случилось, но думаю, она поскользнулась. У нее была сломана нога, пальцы и губы посинели. Это была одна из самых холодных ночей в году, а ее тело почти целиком находилось под водой. Я не знаю, сколько она там пробыла, пока я не нашел ее. Она еще дышала.

Лиам продолжает целовать пальцы Тео. Он не осознает, что плачет, пока внезапно не чувствует вкус собственных слез на его коже. Щеки Тео сухие.

— Я вытащил ее из воды, но она была такая холодная. Я не знал, что делать. Я отдал ей свою куртку, но она все равно была ледяной, и ее вещи тоже были ледяными. Она не могла двигаться. Я знал, что она умирает.

Из всех людей, которые были в поезде в тот день, Лиаму правда обязательно было влюбиться в парня, чья сестра умерла из-за того, что он верил в оборотней, не так ли? Он не мог уснуть буквально на чьем угодно чужом плече, нет, Вселенная работает по-другому. Сначала она дает тебе идеального, горячего и смешного парня, и лишь когда ты уже без ума от него, она сообщает, что он вообще не должен знать о твоем существовании. Как иронично.

— Я пытался нести ее, но не смог. У меня почти сразу случился приступ астмы. Она едва могла двигаться, но именно она потянулась за ингалятором в моем кармане.

Лиам даже не знал, что у Тео астма. Он лишь сейчас понимает, насколько это мало — месяц. Они едва знают друг друга, и он идиот, потому что это не меняет того, насколько сильно он вовлечен — до того, что он физически чувствует тошноту при запахе горя Тео.

— Я сказал ей подождать здесь, пока я сбегаю домой и позову на помощь. Она не могла говорить, но покачала головой. Она просто покачала головой, и я остался. Мы были глубоко в лесу, далеко от дома, и у нее посинели губы. Если бы она была на моем месте, она бы успела, пусть мы были далеко — она быстро бегала. Если бы на моем месте был ты, ты бы тоже успел. Но это был я, и она знала, как плохо я справляюсь с любой физической нагрузкой. Я всегда закрывался у себя или у Стайлза в комнате и играл в видеоигры. И у меня только что случился приступ астмы. Она знала, что я бы ее не спас. Она не сказала этого, но я понял. Я бы все равно не спас ее, а она не хотела умирать в одиночестве.

Если бы кто-то другой говорил так о Тео — этим пренебрежительным, насмешливым тоном, как будто маленький ребенок должен был придумать выход в подобной ситуации, — Лиам бы ударил его. Но это голос самого Тео наполнен ненавистью к себе, и Лиам не знает, что с этим делать.

— Через несколько минут она умерла у меня на руках. И все потому, что я хотел отыскать оборотня.

Это ужасно грустно, что Лиама буквально есть сверхъестественная способность поглощать боль, но сейчас его пальцы бессильны, как бы крепко он ни стискивал руку Тео. Он может помочь ему, когда Тео случайно режет палец за чисткой лука или когда у него болит голова, но он не может забрать у него боль, когда это действительно важно.

— А потом я просто сидел там. К тому времени, как нас нашли, у меня тоже почти была гипотермия. Я не разговаривал два дня, но родители знали, что случилось. Они знали, что я сбежал, а она пошла за мной. Мама все время плакала и обнимала меня, они не злились. — Тео глубоко вздыхает. — По крайней мере, пока я не заговорил. Они все предположили, что я нашел ее уже мертвой. Они так и не простили меня за то, что я не попытался спасти ее.

Лиам сочувствует родителям Тео, правда. Он до сих пор не оправился после смерти своей морской свинки, а ведь прошло уже много лет. Он может только гадать, каково это — потерять дочь. Но ему все равно хочется запульнуть их в открытый космос.