— Я думаю, что-то не так, — драматично вздыхает Тео. Лиам поднимает бровь. — Он должен болеть, хотя бы немного. Вместо этого я не чувствую ничего. Не думаю, что это хорошо, когда ты больше не чувствуешь часть своего тела после того, как по ней ударили. Думаю, это плохо.

Лиам смеется:

— Ты расстроен, потому что тебе больше не больно, горячая подушка?

Тео качает головой, видимо, очень обиженный, что его беспокойство не воспринимают всерьез. Затем он таращится на то, как Лиам рассеяно сосет свой апельсиновый фруктовый лед.

— Ты собираешься поделиться или нет?

Лиам, честно говоря, не собирался. Ему не нравится делиться своей едой, особенно сладким, а у Тео уже есть собственный фруктовый лед. Но опять же, он на самом деле не может открыть его, пока он у него на носу, а Лиам правда ударил его, так что…

— Просто лизни, — предупреждает он, протягивая его Тео. Тот не берет палочку в руки, просто наклоняется ближе к маленькому цветному прямоугольнику и облизывает его от основания до кончика. Медленно.

Лиам вдруг чувствует, что он должен снова его ударить, в этот раз сильнее, но он просто забирает свой фруктовый лед обратно и быстро лижет его, чисто и коротко, как делают нормальные люди. Потом он определенно хочет пососать его, потому что это единственный способ глубоко насладиться апельсиновым вкусом льда, но он не может так поступить после того, как горячая подушка просто взял и сделал это, и теперь Лиам чувствует невероятную неловкость насчет того, как он ест мороженое. Это болезненно, потому что лед прямо перед ним и лизать его недостаточно, это просто дразнит его, это его не удовлетворяет, но это все, что он может сделать. В конечном итоге он кусает его.

Он поднимает глаза и видит, что Тео требовательно пялится на него. Лиам вздыхает и снова протягивает ему фруктовый лед. Тео прячет маленькую улыбку, пока облизывает его. Он больше не кажется обеспокоенным тем, что не чувствует свой нос.

Через некоторое время это становится автоматическим: каждый раз, облизнув фруктовый лед, Лиам моментально подносит его ближе ко рту Тео, чтобы тот тоже это сделал. Они обмениваются таким количеством слюны, что по сути целуются. Лиам расширяет глаза, когда его ударяет это осознание.

— Мы только что поцеловались?

— Нет, это называется «удар».

— Я имею в виду… неважно. Ты еще злишься из-за этого? — Лиам пытается незаметно понюхать воздух, но все, что он может учуять, — это сладкий запах апельсина и сахара. — Ты можешь ударить меня, если хочешь.

Тео хмурится:

— Что?

— Я ударил тебя, это честно, — пожимает плечами Лиам, последний раз откусывая от своего фруктового льда. — Ты можешь ударить меня, и я ничего не сделаю. До тех пор, пока это будет один удар, разумеется, иначе я надеру тебе задницу так сильно, что ты…

— Почему ты снова мне угрожаешь? — Тео выглядит озадаченным, и Лиам неожиданно чувствует то же самое. Почему он снова ему угрожает?

— Извини. Так тебе нужно ударить меня в ответ или нет?

Внезапно ноздри Лиама щекочет легкий запах раздражения.

— О, черт возьми, нет, мне нужно поцеловать тебя!

Вот дерьмо.

— Что?

— Я не запутался, — более спокойно говорит Тео. Какая странная и чужеродная идея — это спокойствие. Вероятно, это как-то связано с тем, что у него по-прежнему есть все эти связи между мозгом, губами и кулаками. — Я знаю разницу между желанием ударить кого-то и поцеловать, — продолжает он, глядя Лиаму прямо в глаза. Это не помогает ему с этой идеей спокойствия. — И я не хочу ударить тебя. — Он бы выглядел еще более серьезным, если бы не фруктовый лед, наполовину растаявший у него на носу.

— О, — пищит Лиам. О боже, что это, неужели это его голос? — Ладно. — Это звучит так, будто у него во рту кто-то убивает утку.

Но он только что сказал «ладно», не так ли? Даже если у него вдруг стал такой нелепый голос? Значит, теперь они поцелуются, вот и все. Лиам надеется, что умирающая утка у него во рту не помешает с этим.

Он сглатывает и моргает.

Что-то не так.

Почему они не целуются? Лиам должен был это сделать? Он до сих пор должен? Сейчас подходящее время это сделать? Но у Тео на носу этот фруктовый лед, что Лиам должен сделать с ним? Можно ли просто убирать фруктовый лед с носов других людей, не предупреждая их сначала? Мейсон наверняка знает, потому что Мейсон всегда знает все о социальных взаимодействиях и фруктовых льдах, но Лиам не может просто написать ему и спросить об этом, если он это сделает, момент будет упущен, момент сейчас! Лиам должен действовать сейчас!

Они не целуются, и Тео бросает свой фруктовый лед в мусорку.

Лиам чувствует себя глупо из-за этого.

Из-за поцелуя, не из-за мусорки. Он рад, что горячая подушка на самом деле хороший и воспитанный гражданин до тех пор, пока он не начинает что-нибудь неприлично лизать.

*

— Ты никогда не расскажешь Мейсону, что я тебя ударил.

Тео включает двигатель своего пикапа и бросает взгляд на Лиама.

— Кто такой Мейсон?

— Мой лучший друг, — говорит Лиам, это же очевидно. «Кто такой Мейсон», этот парень на самом деле знает не все, не так ли?

Тео выгибает брови.

— Мы сейчас поедем к нему домой?

— Что? Нет, конечно нет. — Лиам больше никогда не поедет домой к Мейсону в четыре часа утра после того, что случилось в прошлый раз, с наручниками и всем остальным. Больше никогда.

Он по-прежнему убежден, что человеческое тело не должно быть в состоянии принять положение, в котором Кори был в ту ночь, неважно, что они говорили.

— Значит, ты считаешь, что у нас будет второе свидание и что ты познакомишь меня со своим лучшим другом, — ухмыляется Тео, не отводя глаз от дороги.

Лиам моргает.

— Я этого не говорил.

— Ну, очевидно, ты так подумал, иначе зачем тебе вообще инструктировать меня насчет того, о чем нельзя говорить перед твоим лучшим другом? — О боже, он такой маленький всезнайка, весь такой логичный и прочее. Лиам ненавидит таких людей. Они думают, что последовательность и смысл — главное в жизни.

— Ты вполне можешь наткнуться на него в супермаркете или что-нибудь вроде того! — фыркает он, в то время как Тео начинает замедлять машину. — Хватит проецировать, это ты думаешь о вторых свиданиях, знакомствах с друзьями и тому подобное.

Тео сразу же кивает, останавливая машину.

— Я думаю.

— Да. Я это и сказал.

На самом деле дом Лиама еще даже не близко, но Тео, похоже, плевать, потому что он отрывает дверь пикапа. Лиам тоже вылезает из машины.

— Ты не против? — небрежно спрашивает Тео, начиная медленно идти рядом с ним. — Что я думаю об этом?

Лиам пожимает плечами:

— Я не против, ты можешь думать о чем угодно. Не то чтобы это как-то меня касалось.

Тео тихо вздыхает, но Лиам все равно слышит его.

— Нет, я не против, — быстро добавляет он и прочищает голос. — Я не ударю тебя еще раз, если мы пойдем на другое свидание. Обещаю. Больше никогда.

Тео ухмыляется, весело глядя на него:

— А что если я ударю тебя первым?

Лиам не сомневается.

— Тогда я ударю тебя так сильно, что ты упадешь на свою горячую задницу и…

— А что если я поцелую тебя первым?

Лиам моргает, неуверенный в том, что только что услышали его идеальные сверхъестественные уши.

— Что?

— Что если, — медленно повторяет Тео, выговаривая каждое слово, — я поцелую тебя?

Лиам сглатывает, немного приподнимая подбородок.

— Ну, думаю, тебе просто придется это выяснить.

Он так счастлив, что в его рту больше нет страдающей утки. Может, она наконец-то умерла.

Тео осторожно делает шаг ближе. Потом кладет правую руку на заднюю часть шеи Лиама и смотрит ему в глаза. Лиам чувствует на коже его теплые пальцы. Он все еще выглядит немного настороженным.

— Клянусь богом, если ты снова меня ударишь, я…

Лиам сцеловывает все, что собирался сделать горячая подушка в этом случае, прямо с его губ, крепко прижимаясь к ним своими и придумывая его языку применение получше. Тео мягкий, теплый и до сих пор на вкус как апельсин. Лиаму это нравится.