Дима заерзал.
– Что-то случилось? – полюбопытствовал Габриэль, как вдруг машина опять резко повернула, съехала во двор и затормозила напротив большого двухэтажного дома.
Истомин лишь раз выглянул в окно, мертвенно побледнел и вжался в сиденье.
– Приехали! – радостно сообщил Себастьян. – Габри, помоги мне с чемоданами!
Не дождавшись от друга объяснений, де ла Кастри оставил его в салоне. Дима закрыл глаза и тяжело вздохнул, пытаясь примириться с тем, что на этот раз приготовила для него злая судьба. Затем подхватил с сиденья сумку на одном ремне, которую не стал сдавать с остальным багажом, и вылез из автомобиля.
Дождь, пролившись над пригородом, убрался восвояси, и ветер кое-как разогнал оставшиеся после него одинокие облачка. Идущая на убыль луна освещала небольшой дворик, старый дуб в дальнем его конце, обещанную Себастьяном ржавую водоразборную колонку и приземистый белый коттедж.
Несмотря на плохое зрение, Диме казалось, что он может разглядеть каждую травинку, пробивающуюся сквозь толщу прошлогодних листьев, каждый цветок, шероховатость каждой доски на крыльце и веранде, белую краску, облупившуюся давным-давно…
Он знал здесь все. В этом доме он жил когда-то.
– Дима?
Юноша открыл глаза. Габриэль с тревогой глядел на него.
– Ты не объяснишь мне, что происходит? На тебе лица нет.
– Фамилия… – пробормотал Дима, повернувшись к Себастьяну. – Фамилия? У кого ты купил этот дом?
Себастьян нахмурился, вспоминая.
– Истомины, кажется.
Дима усмехнулся и медленно кивнул. Зря он сомневался. Не было на свете второго такого дома. Дом был один. Дом, который его мать продала после того, как отец оставил их. На вырученные деньги она затем купила двухкомнатную квартиру в Петербурге. В этом доме Дима пережил самые счастливые моменты своего детства и самую горькую утрату. И вот он снова вернулся сюда спустя целых семнадцать лет!
– Истомин – это я.
– Ого… – протянул Себастьян и, когда Дима протянул руку, безропотно отдал ему ключи. Юноша поднялся на крыльцо – ступеньки скрипнули под его весом в том же самом месте, что и много лет назад, – открыл дверь и шагнул внутрь.
Ничего не изменилось в доме его родителей. В прихожей по-прежнему стояла тумбочка из красного дерева и вешалка для одежды. Деревянный пол проседал. Толстая позолоченная рама стояла пустой – зеркало было разбито. Диме даже показалось, что он может разглядеть осколки стекла, закатившиеся под тумбочку и пролежавшие там семнадцать лет, словно ожидая, когда он вернется. Зеркало разбил отец во время их последнего с мамой скандала…
Где теперь его отец? Что стало с матерью за то время, что они не виделись? Что стало с его сестрой и племянниками? Диме внезапно поплохело. И зачем только Габриэль притащил его сюда? Юноша прикладывал неимоверные усилия к тому, чтобы только не думать о своих родственниках, но здесь, в старом доме, прошлое мгновенно сломило его волю. Отец, сестра, мать… Мама. Она воспитала его, несмотря на все трудности, выпавшие на их долю, и, судя по всему, справилась со своим делом неплохо, раз он до сих пор жив и даже обзавелся друзьями.
А он бросил ее. Бросил их всех ради Габриэля.
Дима провел рукой по старым выцветшим обоям. Стены стали влажными, а воздух – слишком спертым. Неудивительно, учитывая, сколько лет здесь никто не жил, не открывал дверей, не выглядывал из окон…
Он шагал вперед, а лунный свет следовал за ним через распахнутую дверь, продолжая издевательски ярко освещать знакомый до боли интерьер. Прихожая расширилась, и Дима приблизился к дверям в гостиную, за которыми (он знал) тоже ничего не изменилось. Когда они переезжали, у Виктории не было ни сил, ни денег, чтобы возиться с вещами и мебелью. Покидая дом в страхе перед прошлой жизнью, они взяли с собой только самое необходимое, заперев воспоминания о счастье в отсыревшем деревянном склепе.
Справа лестница вела на второй этаж, слева находилась кухня. Дима с трудом различал ее сквозь утратившие блеск шторы-бусины. Покрытые пылью и обмотанные паутиной, они печально свисали до самого пола, изредка подрагивая под напором сквозняка.
Что-то грохнуло возле его ног, и юноша вздрогнул. Это Габриэль уронил свою сумку и остановился, озираясь по сторонам.
– Небольшой ремонт этому дому не повредит…
– Я жил здесь, – отрешенно пробормотал Дима.
Побывав в замке де ла Кастри, он думал, что раз и навсегда разучился удивляться, но то, что сейчас происходило с ним, не укладывалось ни в какие рамки. Почему? Для чего все это? Его мать, знать того не зная, продала коттедж Себастьяну Лесажу – совпадение, грозившее вот-вот повредить его способности к здравому мышлению.
Сквозь, обступившую его, ватную тишину Дима различал свой далекий детский голос, голос сестры, матери, отца. Они доносились до него из давно забытого прошлого. Он так отдалился от них, обрубил все концы. И нет никакой надежды на то, что он сможет когда-нибудь вернуться. Дима всего лишился ради безответной любви, ради друга…
– Я жил здесь, – повторил он и направился к лестнице.
– Твоя комн… – начал было Себастьян, но Дима прервал его на полуслове.
– Я сам знаю, где моя комната. Я родился в этом доме, – и юноша скрылся на площадке второго этажа.
Закрывшись в спальне, Дима зашвырнул сумку в дальний угол и рухнул на кровать, не заботясь о том, что старый матрас отсырел и прогнил. Заснул он мгновенно.
Габриэль вставил ключ в замок зажигания и с радостью услышал, как мотор исправно заурчал. Де ла Кастри ласково погладил руль, провел рукой по приборной панели. Все было на месте. Все было исправно.
– Невероятно, – сказал он Себастьяну, как только тот сел рядом с ним. – Машина в идеальном состоянии, если не считать царапин и вмятин на кузове. Где ты ее нашел?
– О, это не я нашел ее, а Новое Правительство.
– По какому же праву ты предлагаешь мне служебную машину?
– Габри, ты забываешь, сколько времени я уже работаю на премьер-министра. Я давно выкупил этот автомобиль потом и кровью.
– М-м-м, – Габриэль поцокал языком. – Кровью аристократов? – и, не дав Себастьяну ответить, резко отжал сцепление.
Машина легко слушалась руля. Это тебе не старый дребезжащий «Форд» Андрея и уж тем более не древний «Роллс-Ройс» Франсуа, подумал Габриэль, непринужденно выруливая на дорогу.
– В какую сторону ехать?
– Насколько я помню, – Себастьян пристегнулся и достал из кармана карту, пытаясь в тусклом свете понять, где у нее верх, а где низ, – нам нужно вернуться на главную дорогу, по которой мы приехали. Через шесть миль на съезде будет большой рынок.
– Отлично.
Габриэль уже несколько месяцев не был так счастлив и доволен как сейчас, находясь за рулем надежного автомобиля. Все-таки привилегии, которые давала богатая жизнь, рано или поздно подкупали даже такого привыкшего к простоте человека, как он. Де ла Кастри утопил педаль газа в пол, и машина, взревев, рванула с места.
Себастьян позевывал, разглядывая карту, но Габриэль чувствовал себя лучше некуда, несмотря на то, что им вместе пришлось разгружать автомобиль и затаскивать в дом тяжелые чемоданы. От Изабелл, заснувшей на диване в гостиной, пользы было ноль, как и от Димы, который демонстративно ушел к себе. Мужчинам ничего не оставалось, кроме как запереть их в отсыревшем доме и отправиться за продуктами вдвоем.
Когда они выехали на главную дорогу, уже рассвело. Деревня просыпалась, и им то и дело попадались навстречу груженые повозки, которые тащили ухоженные лошадки. От машин здесь практически отказались, поэтому Габриэль не раз ловил на себе недовольные, а то и испуганные взгляды проезжающих мимо.
Себастьян совсем задремал с развернутой картой на коленях и едва не подпрыгнул, когда де ла Кастри заговорил с ним:
– Расскажи, как ты познакомился с Изабелл.
Себастьян с откровенным изумлением уставился на него.
– Я думал, она тебе давно все рассказала. Я думал, она тебе все рассказывает.
