Уснуть не выходило.
— Если бы я знала, где ты будешь готовить для меня зелье, ни за что бы не согласилась, — проговорила она. — Не думала, что такие сложные зелья можно приготовить в настолько чудовищных условиях.
— Бывало и хуже, — глухо усмехнулся Снейп. И это была первая хоть сколько-то эмоциональная реакция с его стороны. — Единственным необходимым условием является талант зельевара.
Эммелин перевернулась.
— Что, даже свет не нужен? — она попыталась зацепить его темой, которую он любил. — У тебя же там темно хоть глаз выколи.
— Не нужен, — ответил Снейп и тоже обернулся к ней. — Мне не нужен.
— Можешь работать в темноте? — нарочно недоверчиво спросила она.
— Могу. В этом доме мне никогда не разрешалось заниматься магией и зельями, поэтому я делал это только ночью. Так и привык.
Эммелин догадалась, что речь шла о его детстве и, вероятно, об отце.
— Я тоже любила читать ночами с папиной палочкой под одеялом, но потом мне стали запрещать, якобы это губительно для глаз.
— Так и есть, — подтвердил Снейп. — Я тогда здорово подсадил зрение. К концу пятого курса дальше кончика палочки четко не видел.
— Не может быть! — изумилась Эммелин, широко распахнув глаза. — Но ты ведь не носишь очки.
— И никогда не носил. Да уже и без надобности. Это первое, что Темный Лорд сделал для меня, когда я принял метку. Предложил на выбор либо подправить то, что есть, либо дать новые безупречные глаза серебристого цвета.
— Он мог целительствовать?
— Он мог очень многое, — глухо отозвался Снейп и снова отвернулся к ней спиной.
— И все же в полумраке возиться не стоит. Зрение, наверняка, можно и заново испортить, раз уж ты не согласился на безупречные, — проговорила ему в спину Эммелин.
Снейп ничего не ответил.
Вэнс осталась у него и на следующую ночь, и через день. Она ложилась в его комнате, оправдываясь тем, что больше негде, хотя прекрасно понимала, что это лишь оправдания. Ей хотелось быть рядом и банально чувствовать тепло его тела.
Северус не дотрагивался до нее первые три ночи, но на четвертую Вэнс неожиданно почувствовала, как он провел ладонью по ее спине и, подцепив край ночной рубашки, задрал ткань до поясницы. Эммелин попыталась обернуться, чтобы сделать то, что ей так давно хотелось — просто обнять его, крепко и со всей возможной нежностью. Но Северус не позволил. В ответ на ее порыв, он навалился сверху, придавив Вэнс лицом к кровати, а затем, прижавшись носом к ее макушке, шумно вдохнул.
У Эммелин по коже волной пробежали мурашки. В ту первую ночь, когда она была под обороткой, он точно так же вдыхал запах ее волос, хотя не мог не знать, что зелье не способно скопировать запах. Разъедающая душу мысль, что Северус все время, что они были вместе, использовал ее, парализовала Эммелин, но оттолкнуть и отказать она все равно не могла.
Вэнс не понимала, что с ним происходит, но тут послышался хруст шуршащей бумаги, затем Северус приподнялся, и она почувствовала, как его влажные пальцы настойчиво скользнули между ее ягодиц.
И Вэнс все поняла — это было холодное соленое масло.
Ей стало страшно, а потом очень стыдно потому, что такого с ней никто прежде не делал. Зато Снейпу происходящее явно было не в новинку. Он действовал уверенно и даже грубо — какой наивной глупостью было вообразить, что до нее Северус не знал женщин. О, нет. Он знал и, вероятно, даже лучше, чем она могла предположить.
Эммелин зажмурилась и сдавленно, чтобы никто не услышал, застонала в подушку, решив попросту перетерпеть.
Потом Снейп, тяжело дыша, снова лег рядом, а она еще какое-то время боялась пошевелиться, но затем все же поднялась и тихонько ушла в ванную комнату. Воду в его доме приходилось добывать магией, а затем греть заклинаниями. Наполнив большой таз, она стянула с себя рубашку и заплакала…
На утро, ни сказав ни слова, Вэнс, как ни в чем не бывало ушла на работу, но день не задался. Она не могла сконцентрироваться на делах, все время прокручивая в голове случившееся. Мысли напрашивались жуткие и даже абсурдные, но от Снейпа можно было ожидать чего удобно.
Что, если он так и воспринимал ее, как добровольную имитацию Эванс-Поттер, а теперь, когда Лили погибла, не мог позволить себе как раньше заняться с Эммелин любовью? Или таким образом Северус хотел отогнать ее от себя? Или наказать за то, что она видела? Или Вэнс просто слишком мало знала о Снейпе… Чем он занимался в компании Упивающихся? Все же последователи Того-Кого-Нельзя-Называть совершали жуткие преступления…
Вэнс терялась в догадках, но самое страшное, что ночью он попытался все повторить.
— Не надо, — запротивилась Вэнс, найдя в себе силы сказать все вслух. — Я не хочу так.
Северус замер, а затем отпрянул, и Эммелин сразу же обернулась, чтобы посмотреть на него. Его глаза горели безумным огнем.
— Я не хочу так… каждый раз… — гораздо мягче повторила Эммелин.
Губы Снейпа болезненно скривились, и он отвел взгляд.
— Прости меня. Наверное, я схожу с ума. Думаю, тебе не стоит оставаться здесь со мной, — проговорил он, и Вэнс похолодела от того, что он гонит ее прочь, но Снейп добавил: — Тут есть вторая спальня. Так будет лучше.
— Там же невозможно находиться!
Спальня родителей Северуса была самым загаженным местом во всем доме. И Эммелин тут же осенило.
— Там надо убраться. Поможешь мне? Мне неловко тут одной хозяйничать.
— Прямо сейчас?
— А почему нет? — спать им обоим все равно не хотелось.
— Хорошо… — он кивнул.
Вторую спальню они разгребали почти до утра, а на следующий вечер занялись кухней. Затем гостиной. Когда же дом был приведен в относительную чистоту, Вэнс вдруг понадобилось сложное запрещенное зелье, останавливающее у маглов старческий тремор конечностей без ущерба для ментальных способностей. Якобы для своего троюродного дяди, семья которого была готова выложить любую сумму. Снейп согласился, даже не спросив о цене, хотя денег у него уже совсем не было.
Так на некоторое время он оказался довольно плотно занят, и Эммелин смогла немного выдохнуть. Ей очень хотелось вернуться к прежнему образу жизни и в первый же свободный от Паучьего Тупика вечер она отправилась с подругами в Косой Переулок.
Близилось Рождество. Заполненную волшебниками улицу пропитывал пьянящий запах горячего вина и пряной тыквы. Маленькие шоколадные пикси кружили над вывеской кафе Фортескью, а с неба сыпался искусственный снег из сахарной пудры — настоящего в Лондоне в ту зиму не было. У Вэнс перехватило дыхание, она сняла шляпку и запрокинула голову вверх, открывая лицо навстречу сладкой метели.
На глаза навернулись слезы. Это было настолько красиво, что больше всего на свете ей захотелось, чтобы Северус прямо сейчас оказался рядом. Чтобы он тоже видел это. Но ему было все равно. Он оплакивал другую, а Эммелин ничего не значила.
Стоило отпустить эту историю и идти своей дорогой дальше, что Вэнс и собиралась сделать, но тут как обухом по голове пришлась новость о нападении на Лонгботтомов и последующем аресте Беллатрисы и Рудольфуса Лестрейнджей. Ослепленное эйфорией победы общество было не готово к столь страшным отголоскам прежних времен. В Аврорат спустилось распоряжение самого министра Магии схватить всех, кто был или мог быть связан с Тем-Кого-Нельзя-Называть.
Арест Северуса стал вопросом времени, и Эммелин отправилась к отцу.
Разговор вышел долгим и очень тяжелым.
— Но если ты утверждаешь, что этот твой прекрасный молодой человек перешел на сторону Дамблдора, то Альбус, я уверен, несомненно вступится за него в суде.
— И что? Ты знаешь Крауча лучше кого бы то ни было. Один только Дамблдор его не остановит!
Мистер Вэнс отличался принципиальностью, но души не чаял в дочке. Спустя час мучительных споров, он сдался и спросил:
— Хорошо. Пусть скажет, что действовал под Империо, а я постараюсь сделать так, чтобы следствие не затянулось.
— Этого он ни за что не скажет! — отчаянно воскликнула Эммелин.
