Так и повелось. Теперь, если у Катона случались приступы гнева, то я не убегала из дома, оставляя его одного всё крушить, а оставалась рядом с ним, укладывая парня либо на диван, либо на кровать, прижимала к себе и молча гладила по голове. Как выяснилось, это наиболее безобидный и эффективный способ успокоить его.
Вот и сейчас, Уильямса что-то разозлило, я уже даже перестала спрашивать причины такого поведения, понимая, что этим сделаю всё хуже. Я стояла в коридоре, когда он вышел ко мне из гостиной, на лбу, как всегда набухшая венка, и неконтролируемо дёргающаяся в нервном тике нижняя губа. Но глаза… В них нет ярости. Голубые льдинки сейчас отражают только отчаяние и умоляюще на меня смотрят. Я без колебаний, подхожу к парню, привычно беру за руку, чтобы отвести к кровати, но Уильямс, облокотившись об стену, просто оседает на пол, а я за ним. Ещё никогда мне не доводилось видеть его в таком состоянии. Похоже, Катона вывел из себя телефонный звонок. Вот только что нужно было сказать такого собеседнику, что некогда безжалостный соперник, сейчас лежит у меня на ногах безвольной куклой, то сжимая, то разжимая кулаки.
Вот так и получилось, что сейчас я сидела и держала его голову прямо на полу. Катону не лучше, он почти весь на нём лежит. Обычно ему хватало от десяти до тридцати минут успокоиться, потом он благодарно кивал и обнимал меня, и молча уходил к себе в комнату.
Его дыхание уже давно стало тихим, но проходит тридцать, сорок, пятьдесят минут, а он всё не уходит. Находись мы сейчас на диване или кровати, я бы осторожно подложила ему под голову подушку, а потом, накрыв пледом, оставила бы одного. Но, сидя на полу, я не смогу встать, не разбудив Катона. Сейчас я не понимаю, чего боюсь больше: разбудить Уильямса и снова натолкнуться на гнев или того, что нам возможно придётся провести всю ночь на полу? Надеюсь, в какой-то момент Катону надоест так валяться, и он уйдёт, предварительно накрыв меня пледом. Это будет лучшем выходом из данной ситуации.
***
К своему удивлению, на следующее утро я просыпаюсь не на полу, а в своей кровати, укрытая аж двумя одеялами. Получается Катон меня перенёс ночью? И сегодня в первые мне не снились кошмары. Удивительно. Спешу спуститься вниз на кухню, он как всегда уже разливает кофе по двум чашкам, а заметив меня улыбается и говорит:
– Доброе утро, – за пять месяцев это первая фраза, которую я слышала с утра.
– Доброе… – не веря своим ушам, я недоверчиво прошла на своё место.
Катон поставил на стол две чашки кофе и две тарелки с яичницей, а затем и сам присел. Это наш первый совместный приём пищи. Завтрак всегда был на нём, а вот обед и ужин, готовила я. Уильямсу нужно было лишь разогреть.
– Это ты меня вчера перенёс на кровать? – аккуратно я начала спрашивать.
– А кому ещё это сделать было? – отпивая кофе спокойно ответил Катон, – кстати, ты так замёрзла, что пришлось тебе ещё одно одеяло доставать.
– Спасибо, – прошептала я.
– Ты же сегодня пойдёшь на охоту? – я недоверчиво посмотрела на него и кивнула, – Возьмёшь меня с собой?
========== Пожалуйста, не уходи ==========
– Пойдём домой, уже темнеет, а сумка набита, – слышу позади себя голос Уильямса, – Тебе ещё не хватило сугробов?
– Последний заяц и пойдём, – выговорила я, отходя от протоптанной нами тропы в сторону к глубокому снегу.
– Здесь кроме нас уже никого нет, – недовольно сказал Катон.
– Говори тише. Пять-семь метров левее, присмотрись. Сейчас с дерева сниму, – я начала залазить на дуб, но быстро поняла, что это будет нелёгкой задачей. Кора обледенела, и я не могла нормально ухватиться.
– Свалишься, – равнодушно подытожил парень, когда я уже почти добралась до нужной ветки.
Но когда осталось только перекинуть руку через ветвь и подтянуться, нога соскользнула со ствола, и я стремительно начала падать. На моё счастье в лесу выпало много снега и уже из глубокого сугроба до меня донёсся громкий смех Уильямса.
– А попытаться поймать меня не судьба? – процеживаю сквозь зубы, стараясь достать из-за шиворота папиной куртки противный снег, а когда это удаётся, то этим же комком запускаю в Катона, но он уворачивается.
– Я бы всё равно не успел, – нараспев произнёс блондин.
Он начал подходить ко мне, стараясь не нагрести снега в ботинки, и когда нас разделяло расстояние в полтора метра протянул мне руку. Я, недолго думая, ухватилась за неё обеими конечностями, и Катон в два счёта вытащил меня из сугроба. Смотрю на место своего приземления, но, на счастье, все стрелы остались в колчане.
– Ничего не болит? – интересуется парень, я отрицательно мотаю головой, – Ну, и хорошо, а то я не собираюсь весь тур Победителей тебя на руках таскать.
– Точно… За нами же завтра приедут? – Уильямс кивает и берёт меня под левую руку, и мы направляемся в сторону забора.
– Домой придём, и первым делом в ванной будешь отмокать, – серьёзным голосом произнёс Катон, поправляя на плече сумку с трофеями.
– Только заскочим ко мне домой, оставим дичь, а то нам много будет.
***
Когда мы пришли к дому в Шлаке то, кроме полной темноты и противного кота, никого больше не увидели. Это перепугало меня не на шутку, потому что Прим должна была уже давно вернуться из школы, а мама сегодня никуда не планировала уходить.
– Эй, спокойно! Они скорее всего у нас, помнишь, что твоя мама хотела проверить, как мы навели порядок перед приездом телевизионщиков, – Уильямс пытался достучаться до моего сознания, взяв меня за оба плеча.
– Ты, наверное, прав, сейчас только добычу выложу и пойдём.
Уже заходя в деревню Победителей, было видно, что в гостиной нашего дома горит свет, а из трубы валит дым, так что камин был разожжён, и я наконец спокойно выдохнула.
Дверь оказалась открытой, хотя вспоминаю, что перед уходом мы её закрывали. Первой зашла я и увидела такую картину: мама и Прим спокойно сидят на диване, а вот Хеймитч стоит почти у двери, смиряя нас гневным взглядом, потом смотрит на сумку у Катона и обманчиво добрым голосом произносит:
– Ну, что за чудо-детки, ещё и за выпивкой для меня сходили, – с этими словами он протискивается между мной и Уильямсом и стаскивает у него с плеча охотничью сумку, – Потом заскочите ко мне за вещичкой.
– Да от тебя же перегаром за километр несёт. Опять нажрался? А завтра вообще-то тур Победителей начинается, – говорю я, недовольно сморщив нос.
И вообще, что это такое? Сначала мама с Прим меня до смерти перепугали, теперь Эбернети чего-то к нам припёрся, так и ещё сумку забрал. Что такого могло произойти за семь часов нашего отсутствия?
– Только попробуйте мне что-нибудь учудить, – строгим шёпотом проинформировал нас ментор, так чтоб услышали только мы двое и вышел из дома.
Теперь, когда я уже не знала, что тут такое творится, к нам подошли мама и Прим.
– Хорошо погуляли? – спросила мама, явно пыталась скрыть своё волнение.
– Погуляли? Мы вообще-то… – начала было отвечать я, стягивая сапоги, но меня вовремя остановила Прим:
– У нас гости.
Сначала я подумала, что Цинна и стилист Катона приехали пораньше, но когда за спиной мамы я увидела мужчину в идеально сшитом костюме, с подправленными ножом хирурга чертами лица, то поняла, что ничего хорошего нас сейчас не ждёт.
– Мисс Эвердин, мистер Уильямс, сюда, пожалуйста, – обращается к нам капитолиец, махнув рукой в сторону кабинета, который почти всегда пустует.
Неприятно, когда в своём же доме начинают указывать, что делать, но мне хватает ума промолчать. Остаётся только надеяться, что Катон сейчас не заведётся, этого ещё для полного счастья хватать не будет.
– Наверное наставления перед туром, – стараюсь подбодрить маму и Прим перед уходом.
В последнее время нас завалили всевозможными сведениями о маршруте и расписании. Но у меня в голове даже нет предположений, кто в кабинете и, что ему нужно? Зайдя в кабинет, я вижу, что за столом сидит седовласый старик. И тут уже стало дурно, моим неожиданным гостем стал президент Сноу. Мне и прошлый разговор с ним в кошмарах снится. Что на этот раз? Хорошо, что почти всю добычу, мы оставили в прежнем доме, а остальное унёс Хеймитч.
