Через некоторое время последние огни богатого города скрылись из видимости окна в купе, и я осталась в полной темноте. Единственным развлечением у меня осталась способность думать. И я думала: как увижу маму и Прим, как им скажу, что они не смогут переехать со мной в новый дом, что меня вынудили жить с профи. В какой-то момент я так погрузилась в свои мысли, что не заметила, как дверь начала открываться.

Я сразу же насторожилась и села на кровати, стараясь разглядеть в двигающемся на меня силуэте Хеймитча, которого с лёгкостью смогла бы выпроводить в коридор.

Но нет. Фигура была выше и крепче, чем мой ментор, а когда в свете Луны мне удалось разглядеть черты лица, то инстинктивно отсела подальше, на сколько это возможно, и обняла свои колени.

– Надо поговорить, – спокойным, но настойчивым голосом сказал Уильямс, нависая на до мной всем своим немаленьким ростом.

Из-под футболки у него выбилась цепочка, на которой висел кулон в форме прямоугольника. Должно быть – талисман Катона, это украшение он перебирал в руках, когда его шайка всю ночь караулила меня под деревом.

– О чём? – старалась сказать спокойным тоном, но голос всё равно задрожал.

Катон, не спрашивая моего разрешения, сел на кровать прямо у моих ног и, смотря прямо мне в глаза, начал говорить:

– Ты боишься меня, – это было произнесено не как вопрос, а как утверждение.

Я кивнула. Глупо это скрывать, он и так всё заметил. Второй усмехнулся и продолжил:

– Я тоже не рад сложившейся ситуации. Поэтому предлагаю договор: ты не пытаешься убить меня, я, взамен, не пытаюсь убить тебя. Что скажешь?

– Это будет наиболее верным решением. Игры закончились, – стараясь не выдать своего страха, сказала я.

– Договорились. Мой тебе совет: не попадайся под горячую руку, а то я за себя не отвечаю, – на этих словах он встал с кровати и вышел из купе, оставляя меня в одиночестве.

***

После моей победы на Голодных играх прошло три месяца и сейчас осень активно вступала в свои права. Не могу сказать, что это самые лёгкие месяцы в моей жизни. Каждую ночь мне снятся кошмары, если так и будет продолжаться, то я просто сойду с ума. Но мой главный кошмар отнюдь не ночной и имя ему – Катон.

Обычно за день мы пересекаемся один-два раза: утром за завтраком и, если не повезёт вечером перед сном. Не разговаривать мы можем днями, а если и заговорим, то обменяемся парой реплик.

Мы постарались свести наше общение к минимуму. С утра я обычно ухожу либо в лес на охоту, либо в Котёл. К обеду я встречаю Прим из школы, и мы идём домой, где я могу пробыть до позднего вечера. Если я сильно задерживалась, то мама просила меня не уходить, а переночевать с ними.

Но после пары таких ночёвок без предупреждения, я уяснила, что лучше даже по темноте, но вернуться в новый дом. Оказывается, оба таких раза Катон оставался ждать меня в гостиной, а на утро уставший и разозлённый устраивал взбучку, так что я опять убегала из дома на пол дня и ждала, пока он остынет.

Катон почти всё время сидел дома или не выходил на улицу дальше деревни Победителей, что ж, это легко объяснимо. В детскую ложь распорядителей Игр может быть и поверили все капитолийцы, но мало кто поверил из обычных людей. Катону не давали нормально пройтись по улице, да он и сам не хотел, чтобы его рассматривали как зверя в клетке. На моей памяти он лишь однажды добровольно вышел в город. В тот поздний вечер я опять решила переночевать вместе с семьёй, как же удивилась моя мама, когда, открыв дверь, на пороге увидела победителя Семьдесят четвёртых игр, который, как выяснилось, пришёл за мной.

Я предлагала ему присоединяться ко мне на охоте. Катон отказывался. Парень всегда отвечал, что это незаконно и не понимал, зачем я рисковала и рискую, если в этом нет и не было необходимости. Ну да, куда ему из самого богатого Дистрикта знать, что такое голод и отсутствие денег.

Не проходило и недели, чтобы он не вспыхивал, с пол-оборота, как спичка. В такие случаи я, как и советовала мне Габи, убегала к себе домой и ждала пока Уильямс остынет. Один раз, я не успела убежать и была вынуждена просидеть на дубе, растущем у моего дома, около часа, слушая всё, что думает обо мне Катон. На моё счастье он так и не научился лазить по деревьям.

Каждый раз после его психов на следующее утро, когда я спускалась на завтрак, он ждал меня на кухне. Я садилась за стол, а он молча ставил передо мной чашку кофе, и скрестив руки на груди, пристально смотрел на меня, чуть хмурясь, до тех пор, пока я не сделаю глоток, а потом уходил к себе в комнату и мы до вечера не виделись. Это стало его своеобразными извинениями за своё неадекватное поведение. Да, Габи предупреждала, что будет нелегко, но за всё время нашего сожительства, я так и не услышала от Уильямса «прости» или «извини», как будто бы он не знал этих слов.

Однажды ближе к вечеру, я сидела в комнате Прим и между нами завязался разговор.

– Что происходит между тобой и Катоном, – робко спросила Прим, подползая ко мне под бок.

– Если бы я сама знала, утёнок, – с горечью ответила я, обнимая сестрёнку.

– На Играх вы так хорошо относились друг к другу, что даже смогли выжить вдвоём, отказавшись убивать в финале. А на интервью вы так мило шептались, я думала – это любовь, – закончила Прим, – Почему вы так охладели друг к другу?

– Какая любовь, утёнок? Он же из второго…

– Ну и что? Не все люди там злые роботы, которые способны только убивать, он же тебе приносил оружие, потом еду, а потом вообще не дал тебе свалиться к псам, – уверенным голосом произнесла сестрёнка.

– Да, не все, – сказала я, вспоминая Габи, надо будет ей как-нибудь позвонить, – Просто у него тяжёлый характер.

– Он был профи? – я киваю, – то есть он из Академии?

– Ну, наверное, мне это зачем знать? – не понимала к чему клонит Прим.

– А затем, что ты всегда сюда прибегаешь, когда вы ссоритесь и ждёшь…

– Прим, перестань. Мама услышит, – резко перебила её, чтобы лишний раз не расстраивать маму. Да, она до сих пор уверенна, что у нас с Катоном конфетно-букетный период.

– В следующий раз не прибегай сюда, а постарайся его отвлечь.

– И как же мне это сделать? Я не смогу дать ему по морде, – начала объяснять утёнку её неправоту.

– Вот и твоя ошибка. Вместо того, чтобы по морде дать, лучше бы успокоила его, а потом приласкала. Глядишь, и сближаться начали бы…

– Да, что ты такое говоришь? – не понимала я сестру и уже начинала злиться.

– А ты представь, как ему сейчас тяжело: он далеко от семьи, и как любой человек хочет спокойствия и тепла…

***

Не думала, что сестра сможет подать хорошую идею. В конце концов, она права: Катон тоже обычный человек. Вот только я не думала, что её теорию придётся проверять прямо этим же вечером…

Зайдя в дом, я увидела в гостиной Катона, который быстрыми шагами направился в мою сторону. У него было покрасневшее лицо, на лбу вздулась венка, а его самого просто трясло. Я уже выучила это состояние, и по-хорошему, нужно было срочно делать ноги.

– Уйди, Китнисс. Я за себя… Сейчас… Не ручаюсь… – пугающим шёпотом и с паузами сказал Катон.

Стараясь не выдавать свой страх, чтобы не сделать ещё хуже, я протянула свою руку к лицу. Катон непонимающе посмотрел, когда я начала поглаживать его щёку, но не пытался отстраниться.

– Что ты делаешь? – громко дыша выговорил Катон, по-прежнему не отталкивая меня.

– Отвлекаю тебя, – спокойно произнесла я, прежде чем взяла парня за руку и подвела к дивану.

Я села, облокотившись на спинку, и выпрямила ноги, а Катон прилёг, опустив свою голову мне на колени, всё также продолжая шумно и быстро дышать. Не зная, что делать дальше, я одной рукой взяла его ледяную руку, переплетая с ним пальцы, а другой рукой начала поглаживать его по голове, перебирая между пальцами светлые прядки. Минут через десять он перестал так шумно дышать, а ещё через десять мягко отстранился от меня и, чуть сжав мою ладонь, отпустил её и молча ушёл к себе в комнату.