Нехотя соглашаюсь, понимая, что ничего не смогу изменить. Я никогда не могла смотреть, как мама делает операции, поэтому уже собиралась уйти из дома, но ко мне обратилась Прим:

– Останься здесь, будешь его отвлекать и, если понадобится, держать.

Скрепя сердце, прохожу обратно на кухню и становлюсь над головой Катона, чтобы не мешать ни маме, ни сестре. Голубые глаза осознанно смотрят на меня, а я, под смиренным взглядом, кладу обе ладони на горячие щёки и начинаю чуть поглаживать.

Я старалась смотреть только на лицо, понимая, что не хочу видеть зону операции. Но как только смотрящие на меня льдинки закрылись, светлые брови сдвинулись к переносице, а губы сомкнулись в тонкую полоску, мне стало дурно.

– Нет! Нет! Я не могу… – сказала я, отступив на шаг назад, – Прости, Катон, я не могу…

Я стремглав вылетела в коридор и, наспех обувшись и накинув на себя куртку, выскочила из дома. И побежала подальше от дома, туда, где меня никто не достанет. Я побежала в лес. Перед глазами так и стояло лицо Уильямса, перекорёженное от боли.

Сначала у меня была мысль пойти к озеру и домику, но эта идея быстро провалилась из-за мокрого снега. Туда и так путь не близкий, так ещё и сугробы начали таять. Кроме меня и папы про это место никто не знал. Как только Катон поправится, обязательно отведу его туда.

Потом мне пришла идея поохотиться. И пускай, я выскочила из дома только накинув одежду, но лук и стрелы я всегда прятала в лесу. Минут через десять неспешной ходьбы я уже дошла до старого дерева и достала колчан и лук из прогнившей колоды. Всё было на своём месте, как мы с Катоном и оставили полмесяца назад.

Охота не ладилась, а может я и не старалась. Я просто ходила по лесу, погружённая в свои мысли. Один раз заметила дикую индюшку, да и в ту не попала. Ладно, пусть живёт.

Бросив это бесполезное дело, я залезла на ближайшее подходящее дерево отдохнуть, и в этот момент почувствовала в кармане джинсов предмет. Поудобнее усевшись на крепкой ветке, я достала мешающую вещь. Талисман Уильямса…

Я же ещё вчера собиралась ему вернуть. Интересно, как он сейчас там? Мама уже, наверное, закончила свои экзекуции. Да, мне стыдно, что не смогла остаться с Катоном, бросив его одного. Мысленно прикинув, сколько времени прошло после моего побега, я, спустившись на землю, побрела обратно домой.

***

Когда я зашла в дом, меня встретила непривычная тишина. Первым делом, сняв верхнюю одежду, я направилась на кухню и застала Прим, сидящую у Катона. Похоже, он спал.

– Китнисс, иди сюда, чего в дверях стоишь? – прошептала мне утёнок, и я подошла к ним поближе.

Нерешительно взглянув на спящего парня, я заметила, что его грудь обтягивала белая широкая повязка, а на лбу лежало влажное полотенце.

– Всё прошло хорошо: кровь из плевральной полости убрали, на рёбра наложили тугую повязку, чтобы правильно срастались, – начала тихо говорить Прим, видя, как я кошусь на Уильямса.

– Давно он спит?

– Отключился, когда мама начала на место рёбра ставить. Так и спит, – Прим встала со стула, уступая его мне, и, взяв в руки графин, подошла обратно, – Как проснётся – напоишь. Это от температуры, только следи, чтобы по чуть-чуть пил.

Я благодарно кивнула сестре, и она удалилась в свою комнату. Присев подле Уильямса, я невольно засмотрелась на него. Сейчас я не понимаю, как протекала моя жизнь без этого взрывного парня. Он вызывал у меня раздражение, я его ненавидела, боялась. А в итоге, сумев сбросить с него защитную маску, увидела настоящего Катона. Не профи, не машину для убийств, не бездушного робота, а живого человека с искалеченной жизнью и психикой. И поборов свой страх, я смогла ему помочь открыть в себе нового человека. А он, сам того не ожидая, помог мне не свихнуться от ужасов и остаться собой, став моим смыслом жизни. Не знаю, сколько я просидела, смотря на измученного, уставшего, но всё равно красивого Катона, прежде чем он проснулся.

«Привет» – произнёс Уильямс одними губами, слабо улыбаясь мне.

– Привет, – улыбнувшись, ответила я и положила ему на щёку свою ладонь, Ты как?

– Лучше, пойдём домой.

– Ну, уж нет. Сейчас ты точно здесь останешься, – сказала я, доставая серебряную цепочку из кармана.

Вытащив украшение, я предварительно открыла створки медальона и показала Катону свою же фотографию, ожидая ответа.

– Да, да. Я тебя люблю. Довольна? – зачастил парень, пытаясь присесть, но я вовремя его остановила.

– И я тебя люблю. Почему раньше не говорил? – сказала я, чуть приподняв его голову, и надела на парня цепочку с украшением.

– Вообще-то говорил, и не раз. Ты просто не слышала меня, – ответил Уильямс.

Ну, точно. Во время тура он не раз признавался мне в любви, только считала всё это игрой на публику.

– А как давно у тебя есть ко мне чувства? – с интересом спрашиваю парня.

– Думаю, тебе не понравится мой ответ… – Катон замолчал, но я терпеливо смотрю на него, призывая продолжить, – Ладно… Вообще, начал засматриваться на тебя ещё в центре подготовки, но, по-настоящему полюбил не очень давно. Помнишь, однажды мы с тобой заснули прямо на полу. Я проснулся и понял, как ты замёрзла. Тогда я взял тебя на руки и отнёс в твою спальню. Но оставить тебя одну был не в состоянии. Ты была такой естественной, милой и беззащитной. Той ночью я спал с тобой, обнимал, грел и охранял твой сон. Ушёл только под утро, накрыв ещё одним одеялом…

Уильямс закончил, ожидая от меня хоть какой-то реакции. Я улыбнулась и, наклонившись к нему, ласково потрепала светлые волосы. Признаться честно, я предполагала, что ту ночь провела не одна. Уж больно спокойной она была, без кошмаров.

Я отошла от парня, чтобы перелить отвар из графина в кружку, но, быстро справившись со своей задачей, вернулась обратно.

– Только маленькими глотками, – сказала я, прежде чем дать парню выпить лекарство, придерживая его голову.

После того как с отваром было покончено, Уильямс взял меня за руку, жестом прося нагнуться к нему. Я так и сделала, сократив расстояние между нашими лицами до минимума. В этот момент он прислонился своими губами к моему лбу на несколько секунд, а отстранившись, сказал:

– Спасибо, ты научила меня заново жить…

========== Я сам так решил ==========

Обычно я сплю так крепко, что даже если придут люди с разукрашенными причёсками и татуировками на лицах и начнут брать интервью, то всё равно не смогут разбудить. Но сейчас меня без особых усилий вытащил из сна слабый толчок по бедру. Присев на кровати, стараюсь продрать глаза и как только это удаётся, кошусь на Уильямса, который не нарочно, но прервал мой отдых.

Всё бы ничего, но он опять принялся за своё. Не с его тремя сломанными рёбрами можно спать на животе, обняв подушку руками и уткнувшись в неё лицом. Мама только два дня назад удивлялась, как это за три недели у крепко сложенного, атлетичного и молодого организма наблюдалась черепашья динамика, больше характерная для стариков? Что ж, эту загадку я разгадала… Подползаю к блондину поближе и начинаю аккуратно трясти за плечо, стараясь разбудить:

– Катон… Катон! Просыпайся, тебе нельзя так спать! – на мою неумелую попытку поднять Уильямса, он лишь лениво отмахнулся рукой, что-то пробубнив нечленораздельное в подушку, – Какой же ты упёртый, ведь самому же больно делаешь, – произношу кряхтя, стараясь перевернуть парня хотя бы на здоровый бок.

Со второй попытки мне это удаётся и, поддавшись, Катон нехотя переворачивается на спину, возмущённо скрестив руки на груди, будто бы я его без причины подняла. Тянусь к тумбочке и включаю прикроватную лампу, а, обернувшись назад, вижу, Катона, недовольно поджавшего губы и щурящегося от источника света.

– Вот скажи, что у тебя за маниакальное желание спать на животе? – спрашиваю я, попутно проверяя бандаж на груди несопротивляющегося парня, и, убедившись в целостности повязки, оставляю Уильямса в покое.