Нельзя сомневаться! Нельзя такое думать о человеке, который заменяет ему погибшего отца. Горячо заверив капитана Рута, что он не будет спорить и вечером пригласит выпить боцмана, Дик попрощался и пошёл дальше по усеянному камушками берегу, стараясь не думать о том, что он постоянно кому-то врёт — то ли себе, то ли, что хуже, Богу.
Жизнь и в самом деле была несладкой, но сдаваться нельзя. Нельзя ни в коем случае, потому что ты никогда не знаешь, что будет завтра и чем обернётся тот или иной поступок. Ричард хорошо это запомнил, когда один шторм разрушил безоблачное детство и поставил его перед первым, самым главным выбором. Хочешь жить — живи… Хочешь умереть…
— Хуан, найди в каютах сухую одежду для ребёнка. Нам ещё не хватало возиться с лихорадкой.
— Но, дон капитан… Простите. Ничего. Почему по-английски?
— Чтобы лишний раз не повторять, разумеется. Эй, положи уже этот меч, он всё равно ни на что не годен — только в качестве столового ножа… Если у всех англичан такое оружие, я не понимаю, как они до сих пор не вымерли. Как тебя зовут? Твой отец кричал «Дикон», правильно?
Вот именно, что отец кричал, а он ничего не сделал. Тогда. Теперь отец отмщён, и сам Дикон смог вернуться на родину, отказавшись от всего, что у него было, включая старое домашнее прозвище.
— Господи, — шёпот сам собой срывался с губ. — Прости мне грех мой и пойми меня… у меня не было другого выбора… Да святится имя Твоё…
Заморосило, вдалеке разразился гром, и ливень усилился. Дождь на море — красивое зрелище, ещё бы не было так пасмурно и холодно. Мороз пробирал до костей из-за сырости и ледяного ветра. Ричард упрямо стоял под дождём и глядел на воду. Дон Рокэ любил море, пожалуй, больше всего. Каждый раз, когда Дик оказывался на берегу, он молился за душу человека, который по-настоящему заменил ему отца, а потом погиб от его руки.
Пальцы правой руки стиснули крест, а левой — кинжал. Ричард ещё ни разу не усомнился в том, что поступил правильно, но почему-то сейчас ему хотелось рыдать.
***
— Жара-а! — Марсель с чувством выполненного долга грохнул весло и как мог изящно сполз со скамьи для гребцов. — Антонио, будь лапушкой, подними это адское орудие, у меня больше нет сил.
— Конечно, месье виконт, — ухмыльнулся этот добрейший человек и сменил его на посту. — Но вы очень хорошо гребёте для… эм…
— Для месье виконта, — подсказал Валме, и они рассмеялись. Вообще-то это было лестно, потому что полгода назад он даже не представлял, что когда-нибудь будет махать веслом, как какой-нибудь обшарпанный матрос. Но всё изменилось: во-первых, дон изверг и капитан садист заявил, что в этот раз Марселя щадить никто не будет, и лично вручил ему весло, во-вторых, на «Сан-Октавии» не было ничего мало-мальски обшарпанного, включая экипаж.
То есть, ежедневное отдраивание палубы до блеска, зубрёжка корабельных терминов и параллельно испанской грамматики и вдобавок обязательное фехтование со всеми подряд — это в представлении Алвы была беззаботная жизнь. Марселю очень хотелось ехидно добавить, что дон капитан просто не занимается этим сам, однако дон капитан занимался, прибавляя к этому свои загадочные капитанские обязанности.
Загадочности было ноль, просто Марсель к вечеру слишком уставал, чтобы выяснять, что он там делает. Второе плавание проходило бы легче, не будь месье виконт вынужден теперь сидеть за вёслами через день!
Выбравшись на верхнюю палубу, Валме несколько разочаровался в этой жизни — здесь оказалось ещё жарче. Правда, набежали облачка, и палящее солнце сменилось духотой, плюс с моря — то есть, отовсюду — прилетал приятный бриз. Возликовав, виконт бросился к корме и подставил лицо солёному ветру. Он чувствовал себя каким-нибудь многоопытным морским волком, хотя понимал, что это не совсем так. Главное — что он снова на судне и снова куда-то плывёт, а остальное пусть… утопится! Как сказал бы Рокэ.
— Te mando flores que recojo en el camino, — язык сам собой запел по-испански, и это было так привычно! — Yo te las mando entre mis suenos… Porque no puedo hablar contigo…
— Неплохо, — одобрили где-то рядом. Марсель честно повертел головой и даже посмотрел за борт, но никого не увидел.
— Боженька, это ты? — на всякий случай шёпотом спросил Валме.
— Нет, по тебе точно морское дно плачет. Утоплю за такое, — действительно, с чего бы Ему разговаривать голосом Рокэ Алвы. Дон капитан, оказывается, висел на вантах. Грот-мачта скрипела, и её было необходимо подлечить, а вот Марсель напрочь забыл, что доны капитаны водятся не только справа и слева, но ещё и наверху.
— Вы с самого начала грозитесь меня утопить, а всё никак! Предупредите накануне, чтобы я составил завещание и с кем-нибудь переслал его домой.
— Я помню. Это не клятва, значит, может потерпеть, — спустившись на грешную землю, простите, палубу, Рокэ небрежно отряхнул руки и поправил косынку на голове, поскольку та неслабо съехала во время такелажных работ. — И хватит ошибаться в обращениях. Тебя в Кадисе за язык никто не тянул.
— Не тянул, в… ты прав, — обречённо признал Валме. Он помнил, что вдоволь напелся и напился, причём напился явно больше, чем напелся. Вообще-то Марсель не собирался фамильярничать ни с кем из командного состава корабля, но Алва не возражал, Луиджи и вовсе был как брат, только Хуан, пожалуй, стал ещё подозрительнее по отношению к виконту. — А что мы сегодня вечером будем делать? Скажу сразу, я лелею надежду на нечто среднее между поэтическим вечером и поэтическим вечером с чаркой рома.
— Фехтовать, — обрубил дон капитан его последнюю надежду. — Никакой выпивки, пока не разгромим кораблик, порученный мне Его Величеством. Впрочем, тебе ничто не мешает читать стихи во время боя.
— О, ты слышал?
— Рассказали.
— Мы фехтовали вчера, — решил попробовать Марсель. — И позавчера. Либо мы в чём-то провинились всей компанией, либо скоро драться.
— Второе, — отозвался Алва, щурясь на морской горизонт. Чёрные волосы выбились из-под косынки и растрепались, он даже не подумал их прибрать. — Самое позднее — через четыре дня, но вообще — в любую минуту… Скорее всего, «Камелот» будет не один.
— Это ещё что за радость?!
— Твои представления о радости весьма специфичны, но я тоже на это не рассчитывал. Перед самым отплытием один рыбак нашептал… Шпионы хороши до тех пор, пока они держат язык за зубами. Стало известно, что «Камелот» плывёт не просто так, а с группой протестантов на борту, что нам крайне нежелательно.
— У нас тоже на борту падре, — припомнил Марсель. — И даже не одна штука. Чёрт, у англичан защитников побольше будет…
— Ты же видел этих англичан, — поморщился Алва, — они не очень-то стараются, когда дело доходит до абордажа. Количество — не главное. Представь себе одного кота и армию мышей.
— Корабли могут быть боевыми, — пробормотал Марсель, вспоминая, как они разделывались с «Ланселотом». Если бы ребята не растерялись, они были бы сносными соперниками. Он, конечно, не сомневался, что любой из матросов «Сан-Октавии» даст фору моряку-англичанину, особенно когда дело касается абордажа, но всё-таки испанское судно находилось в меньшинстве, и хорошо, если не в чудовищном.
Давненько он не испытывал ничего, похожего на страх за свою жизнь. Виконт недовольно скривился: трусить надо было раньше. Или тонуть.
— Вечером, — храбро заявил Марсель, — вызываю в… тебя на дуэль! Только объясни Хуану, что я не кровожадный убивец, а просто хочу подтянуть навык.
— Быстро же ты передумал, — полуулыбнулся Рокэ. — Дуэль так дуэль. Перед ужином не забудь заглянуть к господам священникам — надо хотя бы раз в сутки проверять, не испустили ли они дух от моей всеобъемлющей ереси…
Валме еще не перестал смеяться над всеобъемлющей ересью, когда Алва уже удрал в каюту, мимо пролетел Луиджи, ворча что-то про якорную цепь, а сзади выросла очередная знакомая тень. Либо старпом его услышал, либо просто пришло время поболтать. Марселю стало немного неловко, что перед важным разговором он откровенно хохотал, но Хуан это не отметил. Он вообще ничего не сказал — подошёл и встал рядом, как ни в чем не бывало перевязывая чёрную косынку. Виконт покосился на старпома: Суавес не выглядел так, будто решил сбросить его за борт раз и навсегда, но эти испанцы при всей своей жизнерадостной горячности умеют замуровываться в лёд не хуже своих соперников-англичан.
