Блеснули синие молнии, и он едва не выронил трубу из рук. Только спотыкаясь о канат и мчась к отцу, Дикон понял, что случайно столкнулся с чьим-то взглядом. По спине пробежали мурашки.
— Я вижу, — опередил отец и отобрал у него трубу. Он уже был в капитанской треуголке и при оружии, только взгляд стал ещё тяжелее. — Возвращайся в каюту, Дикон. Тебе здесь не… — Неожиданно голос стал теплее: — Впрочем, я позову, если понадобится твоя помощь. Ты же храбрый ребёнок, верно?
Окрылённый его словами, Дикон вернулся в каюту ненадолго: книгу он не бросил, зато всё-таки стащил одну из отцовских шляп, опоясался своей маленькой шпагой и глянул в трюмо. Не время красоваться, совсем не время, но как же хочется! Почти как взрослый… Конечно, усов и бороды пока нет и ещё долго не будет, но главное в моряке — это взгляд!
Погода стала тише, хотя течение всё равно не остановить. Прилипнув к стеклу, мальчик увидел, как пиратский корабль несётся прямо на них. Столкновение было неизбежно, и… Боже! Они хотят этим воспользоваться! Раздался грохот — на палубу «Ланселота» опустился крюк с привязанным к нему канатом, и по этому канату уже кто-то пробирался, в чёрной косынке и с кинжалом в зубах. Остальные примерно в таком же виде лезли следом или прыгали через борт, когда судна оказались совсем близко. Наверняка они нанесут друг другу повреждения, если ещё не нанесли, ведь под водой… Они не могли не знать, что в честном бою проиграют английской каравелле.
Но тем не менее вражеская галера разбилась о высокий борт их корабля. Неужели они настолько уверены в победе?
Почему он ещё здесь?! На них же напали! Дикон бросился к двери и понял, что её придавили чем-то снаружи. Послышался громкий голос отца:
— …никого нет. Кто вы и что вам нужно? Мы всего лишь купцы. Я могу предъявить письменное соглашение на торговлю от…
— Это лишнее, — равнодушно и с акцентом сказал кто-то. Жёсткий голос, лаконичные слова. — Мы знаем, кто вы. Вы поворачиваете или умираете.
— Вы не хотите уйти с миром?
Отец такой добрый! На палубе уже дерутся, но он не хочет крови, он пытается решить всё разговором… Дикону сразу разонравились пираты. Он знал, что они не очень благородные, только в рассказах старой служанки они такие. Но слышать самому!
— Не вам говорить о мире, — тот же акцент, та же жёсткость, только теперь с усмешкой. Это что, пиратский капитан? Наверное, раз он говорит с отцом… — Вы грабите испанские суда, и ваша корона получает золото. Нашей короне тоже нужно золото. Более того, нашей короне не нужны англичане, вмешивающиеся в дела веры на суше. Лучше — в море. Мёртвые.
Их раскусили! Откуда они всё знают? На корабле предатель? Нет, не может быть… Значит, донесли ещё на суше? Ну конечно — католические шпионы! Испанский король собирал своих людей из самых разных стран, чтобы поддерживать свою веру. Точно так же, как и они сами отправляли людей за рубеж…
— Вы правы, притворяться дальше не имеет смысла, — прямо и благородно сказал отец. Дикон представил, как он обнажает шпагу, и мелко задрожал. — Именем Господа, мы примем этот бой. Могу я узнать ваше имя?
— Зачем? Вы умрёте.
И тишина. Не выдержав этой паузы, мальчик что-то закричал и ударил плечом в дверь. Ещё раз, ещё и ещё. Он должен выбраться отсюда, он должен помочь! Отец хотел защитить его, но зачем защищать воина?!
Только бы получилось… Снаружи кричали, свистели, дрались. Звенели шпаги, грохали бочонки, зло плескалась вода. Наконец Дикон смог выскочить на палубу, только всё уже было кончено — судно захватили пираты, он не узнавал никого из своих. Чьё-то тело отправилось за борт… Рокслей!
Если бы он не знал, что это испанцы, не догадался бы — никаких отличительных признаков, не увидишь лица — не поймёшь, что не свои. Простые рубахи, мокрые и прилипшие к телу, косынки, чтобы не мешали волосы, и очень много оружия. Если на «Ланселоте» у каждого была своя шпага, то пронёсшийся мимо Дикона пират размахивал сразу двумя, а за поясом у него торчали три кинжала разных размеров.
Вражеский корабль разбился, налетев на «Ланселот», но этим воспользовались пираты — им не пришлось пользоваться большим количеством крючьев и промокших канатов, они просто запрыгнули, если не взлетели на чужое судно, им помогало само море. Очнувшись от ступора и запретив себе плакать, Дикон придержал шпагу и перепрыгнул через чьи-то ноги, стараясь не глядеть вниз, а потом бросился, поскальзываясь и спотыкаясь, к центральной части палубы. На мачтах хозяйничали уже не свои… Ни одного знакомого лица… Темно, холодно, сыро и солёно, а ещё его никто не замечает — этим надо воспользоваться! Конечно, ведь на корабле не должно быть детей, значит, они не увидят ребёнка, пока не наступят на него.
Только никто не наступит, и Ричард не ребёнок, а матрос. И он будет защищать своё судно до последней капли крови, как это сделали все остальные, как это сделал отец.
Но он был жив! Дикон замер у фок-мачты. Капитан Эгмонт всё ещё жив и на ногах! Отсюда было видно, как он отбрасывает врагов, несмотря на хромоту и скорбь — почти все уже были мертвы… Дикон знал, что кричать нельзя, нельзя отвлекать и привлекать внимание, стой тихо и смотри, а лучше — сражайся.
Кто-то всё же пал от капитанской руки. Кто-то отскочил в сторону, как будто струсил. Отца это не покоробило, и мальчик неожиданно понял — они не дерутся всерьёз, ведь капитан должен сражаться с капитаном.
…этот испанец на первый взгляд ничем не отличался от других, разве что был не таким загорелым. Издалека они все выглядели одинаково — просторные чёрные рубахи с кинжалами в рукавах, холщовые штаны, косынки, стягивающие волосы, и не меньше двух клинков в руках. Но тот, кто пришёл за отцом, как будто вёл за собой грозу или само море — кто-то отошёл, кто-то притих, ветер словно переменился, хотя это Дикон списал на свои выдумки. Они с отцом оценивающе оглядели друг друга. Отец был мрачен и силой воли держал себя в руках, пират безмятежно улыбался, но ничего хорошего это явно не сулило.
— Вы здесь главный обманщик? — испанец небрежно махнул рукой, указывая на весь корабль, и Дикон не мог понять, как отец всё ещё держится против этой наглости.
— Капитан «Ланселота» не обманщик, — спокойно сказал отец, но мальчик чувствовал, как он зол на самом деле.
— Разве? Мне говорили, что у англичан понятия правды и лжи весьма размыты, — насмешливо протянул вражеский капитан, поигрывая шпагой. Клинок был шире, гораздо шире, чем привык видеть Дикон. — Но чтобы настолько… Боюсь, море на вас подействовало дурно. Религиозные фанатики под знаменем купцов — это вы называете «не обманом»?
— Говорите за себя! Я видел ваш флаг, пока вы не сменили его прямо в море… И с каких это пор Испания…
— Думаете, мы будем терпеть постоянные грабежи от благородных рыцарей с севера? — этот человек всё ещё улыбался, но теперь одними губами, глядя на отца и только на отца. Это у капитана «Ланселота» болит нога или он оступился под чужим взглядом? — Нет уж, господа. К тому же, вы затеяли двойной обман и религиозное вмешательство… Чужих шпионов вешаете, а сами не лучше.
— Вы взываете к милосердию? — не поверил отец.
— Какой ужас, — пират поморщился и перебросил шпагу в левую руку. — Не оскорбляйте меня. Вы и так попытались…
Отец молча выставил вперёд шпагу. Это был вызов.
Дикон одновременно хотел и не хотел вмешаться, но он занял очень удобную позицию под мачтой — сзади не видно, зато он ближе всех к капитану и сможет, если что, ему помочь! Он не хотел думать о том, что корабль они уже проиграли, ведь почти никого не осталось, только Наль… Полноватый для матроса парнишка, ненамного старше самого Дикона… Зачем он сюда бежит? Неужели увидел его?
— Капитан!
Бой обещал быть неравным, хотя выглядел поначалу странно — отец чрезмерно осторожничал, то ли вынашивая план, то ли из-за ноги, пирату было откровенно скучно, он почти не двигался, шевеля только кистью — и этого хватало, чтобы отводить редкие прощупывающие выпады соперника. Наля как будто никто не заметил.
